На следующий день на улице моросил дождь. Было мрачно и холодно. Казалось, серое небо упало в мутные воды Раритана. Детектив Шеффер шла вдоль увитых плющом кирпичных корпусов Рутгерского университета, кутаясь в длинный плащ, но все равно дрожала от холода. Она чувствовала себя беженцем, оказавшимся в чужой, негостеприимной стране.
И действительно, Андреа очень скоро поняла, насколько неприветлива непробиваемая университетская бюрократия. Когда она объяснила секретарю отделения криминалистики, что ей нужно, ее тут же направили в административное здание, где какой-то гнусавый заместитель декана прочитал ей целую лекцию о священном праве студентов на неприкосновенность их личной жизни. Он все-таки позволил ей поговорить с тремя преподавателями, которых она искала. Найти этих людей оказалось очень нелегко: они не обязаны были весь день торчать в университете, никто не дал детективу номера их домашних телефонов. Она пыталась размахивать полицейским жетоном до тех пор, пока не поняла, что он не производит ни на кого ни малейшего впечатления.
Только в полдень Андреа нашла первого из трех преподавателей. Он читал курс по судопроизводству и в данный момент обедал в столовой своего факультета. У этого невысокого человека с курчавой бородкой, одетого в пиджак и брюки защитного цвета, была очень неприятная манера смотреть человеку, с которым он разговаривал, не в глаза, а куда-то в воздух над левым ухом. Детектив пыталась расспросить его о том промежутке времени, когда были совершены убийства на Тарпон-драйв, хотя и чувствовала себя немного глупо после того, что Майкл Вайсс рассказал ей о сержанте Роджерсе и его брате-правонарушителе.
— Прямо не знаю, чем могу вам помочь! — заявил преподаватель, не переставая жевать. — Мистер Фергюсон хорошо успевает. Он не самый лучший студент, но производит очень положительное впечатление. Думаю, он заслуживает высокой оценки. Еще бы! Ведь у него гораздо больше жизненного опыта, чем у остальной нашей молодежи. Он очень хорошо разбирается в хитросплетениях судебного производства. Короче, пожаловаться на Фергюсона я не могу.
— А как у него с посещаемостью?
— Он всегда посещает занятия.
— А в те дни, которые меня интересуют?
— Занятия у нас два раза в неделю, по вторникам и четвергам. В группе всего двадцать семь студентов. Все на виду.
— Ну и?..
— Сейчас посмотрю. — Преподаватель извлек записную книжку и стал изучать списки фамилий. — Он был на занятиях. В этом месяце он вообще не пропустил ни одного занятия. Правда, в этом году его несколько раз не было, но он отсутствовал по уважительным причинам. Он подходил ко мне заранее и отпрашивался. Записывал домашние задания и потом их сдавал. В наше время такое прилежание встретишь нечасто.
Захлопнув записную книжку, преподаватель с удвоенным усердием набросился на зеленый салат и сухофрукты.
Второго преподавателя Шеффер поймала в коридоре, возле аудитории, он преподавал историю преступности в США. На каждой его лекции присутствовало около сотни студентов, и он не смог вспомнить, присутствовал ли Фергюсон на лекции в интересующий детектива день. Однако он не поленился извлечь из портфеля ведомость посещаемости, в которой в нужный день напротив фамилии Фергюсона фигурировала его подпись.
Перевалило за полдень. В окна университетских коридоров сочился бледный и мутный дневной свет. Андреа была очень раздосадована. Конечно, она не очень надеялась на то, что обнаружит отсутствие Фергюсона в университете в интересующие ее дни, но сейчас стало очевидно, что она попусту тратила время. Ей так и не удалось узнать в университете ничего нового. Студенты непрерывно сновали взад и вперед, и она уже не понимала, зачем сюда приехала.
Шеффер хотела было вернуться в мотель, но в последний момент передумала и решила поискать третьего преподавателя. Если она нигде его не застанет, то немедленно вернется во Флориду.
Поблуждав по университетским коридорам, Андреа нашла нужную дверь и постучалась. Дверь почти мгновенно распахнулась, и она увидела коренастого мужчину в старомодных очках и с копной взлохмаченных светлых волос. На нем был мешковатый твидовый пиджак, из всех карманов которого торчали авторучки, на шее болтался плохо завязанный галстук, а над вельветовыми брюками нависало заметное пузо. У преподавателя был такой вид, словно его только что разбудили, но взгляд его глаз был живым и внимательным.
— Профессор Морин?
— Вы студентка?
— Нет.
Женщина извлекла полицейский жетон и предъявила его профессору, который изучил его и хмыкнул:
— Вот это да! Из самой Флориды!
— Можно мне задать вам несколько вопросов?
— Конечно. — Преподаватель пригласил Андреа к себе в кабинет. — Я вас ждал.
— Почему?
— Вас интересует Фергюсон, правда?
— Правда, — ответила Андреа.
Кабинет был маленьким. Единственное грязное окошко выходило на университетский двор. Одна стена была полностью занята стеллажами с книгами, у другой ютился письменный столик с компьютером. Там, где стены не были заняты книгами, к ним были прилеплены клейкой лентой газетные вырезки. Кроме того, Андреа заметила три яркие акварели, изображавшие цветы, казавшиеся совсем неуместными в этом помещении.
— Откуда вы знаете, что меня интересует Фергюсон? — спросила она у профессора Морина.
— Он мне звонил и предупредил о вашем появлении.
— Ну и?..
— У мистера Фергюсона примерная посещаемость! — воскликнул преподаватель с энтузиазмом человека, которому много лет было не с кем поговорить. — В интересующий вас период он вообще не пропустил ни одного занятия. Надеюсь, у вас не осталось по поводу мистера Фергюсона никаких сомнений? — Профессор Морин улыбнулся, обнажив ряд безупречно белых зубов, не очень гармонировавших с его непрезентабельной внешностью. — Мистер Фергюсон очень хорошо учится. Он так старается, что многие его просто не понимают. При этом у него нет друзей. Думаю, пребывание в камере смертников не прошло для него даром. Но он очень старается, он очень прилежный. Сейчас редко встретишь таких студентов. Иногда это даже пугает, но чаще всего радует… Видите ли, — не унимался преподаватель, — среди наших студентов есть и сотрудники полиции, но их всех интересуют в первую очередь оценки и записи в зачетной книжке, а мистера Фергюсона интересует именно мой предмет. По-моему, из него выйдет настоящий ученый.
Андреа уселась на единственный свободный стул, очень жесткий и неудобный. Скорее всего, профессор Морин поставил его к себе в кабинет, чтобы студенты здесь не засиживались.
— Вы хорошо знаете Фергюсона? — спросила детектив.
— Не то чтобы очень, — пожал плечами преподаватель. — Не намного лучше других, но, по-моему, мистер Фергюсон очень интересный человек.
— Почему вы так думаете?
— Мой предмет называется «Преступность и средства массовой информации», а у мистера Фергюсона обширнейший опыт в этой области.
— Ну и что?
— А то, что мы часто интересуемся его мнением, и его суждения меня всегда буквально завораживают. Видите ли, мне не часто приходится преподавать мой предмет людям, имеющим личный опыт и в том, что касается преступлений, и в том, что касается средств массовой информации. А еще реже приходится преподавать тем, кого средства массовой информации спасли от электрического стула.
— Вы имеете в виду средства массовой информации в лице мистера Кауэрта?
— Совершенно верно! В лице Мэтью Кауэрта из «Майами джорнел». Этот журналист заслужил свою Пулицеровскую премию. Он написал прекрасные статьи!
— Какие же взгляды Фергюсона вас так завораживают, профессор?
— У него очень проницательные суждения в области того, что касается расовых вопросов и освещения преступлений в средствах массовой информации. Фергюсон написал доклад, в котором проанализировал дело Уэйна Вильямса из Атланты. В своем докладе он поднял вопрос двойных стандартов. Видите ли, преступления, касающиеся белых, освещаются одним образом, а преступления, касающиеся чернокожих, — совсем по-другому. Я и сам давно это заметил.
Андреа кивнула, а преподаватель продолжал говорить, раскачиваясь на стуле. Он явно наслаждался звуками собственного голоса:
— Фергюсон написал, что невнимание средств массовой информации к преступлениям, совершаемым чернокожими в их же среде, обязательно влечет за собой сокращение предоставляемых в распоряжение полиции ресурсов и снижение активности прокуратуры, в связи с чем преступления перестают казаться чем-то из ряда вон выходящим. Довольно меткое наблюдение, вы не находите? Преступления становятся чем-то вполне заурядным. Неудивительно, что почти четверть молодых чернокожих мужчин в Америке или сидят в тюрьме, или уже побывали за решеткой.
— Значит, Фергюсон всегда присутствует на занятиях?
— Кроме тех случаев, когда у него имеются уважительные причины.
— Какие уважительные причины?
— Иногда он выступает в церквях во Флориде. В нашем штате о Фергюсоне почти ничего не известно. Половина моих студентов вообще не слышала о его деле. Что за студент нынче пошел?!
— Значит, Фергюсон ездит во Флориду?
— Иногда.
— Вы помните, когда он туда ездил?
— У меня должно быть записано, но я думал, что вас интересуют только конкретные даты!
— Пожалуй, мне будет интересно узнать все даты посещения Флориды Фергюсоном.
— Что ж, думаю, никому не повредит, если я удовлетворю ваше любопытство.
С этими словами профессор извлек какую-то тетрадь и стал искать ведомость посещаемости. Взяв ведомость, женщина быстро переписала в свой блокнот даты отсутствия Фергюсона на занятиях.
— Вас еще что-нибудь интересует, детектив?
— Пожалуй, нет.
— Вот и хорошо. Видите ли, Фергюсон производит вполне положительное впечатление. Хотя, казалось бы, он человек незаметный. Кроме того, думаю, его ждет неплохое будущее. Как бы то ни было, диплом он точно защитит.
— Говорите, он человек незаметный?
— Да, наш университет довольно крупный. Я бы сказал, что Фергюсон здесь такой же, как все.