– Брат Гаал… сколько мне дней придется провести в кровати? – От наблюдения за резвящимся волком настало время перейти к делам насущным.
– Неделю или около того. Потребуется еще одна операция, а потом мы применим дары Зоны для твоего исцеления.
– Ты имеешь ввиду артефакты? – не поняла я.
– Именно их. Неверные называют дары так. Впрочем, зови как удобно, дело ведь не в слове… Хотя есть среди нас такие, кто брезгует даже терминами. Это их право, и только Настоятель может судить кого-либо из нас.
Я почувствовала, как под мерный успокаивающий баритон медика глаза начинают слипаться сами собой.
– Отдыхай, сестра, набирайся сил. Они тебе потребуются. Не волнуйся, мы о тебе позаботимся. – Голос Гаала прозвучал, когда я была уже на грани глубокого сна.
И снова в планы людей вторглось своевольное Мироздание. Операция состоялась на две недели позже, чем планировалось, а все потому, что уже к вечеру того дня я проснулась от сотрясающего озноба, сменявшегося жаром и сильной болью в мышцах. Я то просыпалась, на короткое время вырываясь из объятий лихорадки, то вновь погружалась в болезненное состояние где-то между сном и явью.
Гаал действительно все это время не оставлял меня одну. Кормил с ложки, когда совсем не было сил подняться, менял мокрые прохладные полотенца на лбу и белье, промокшее от лихорадочного пота, строго следил за исполнением другими братьями и сестрами его поручений.
Память возвращалась с трудом, смешиваясь в коктейль с болезненными галлюцинациями от высокой температуры и глубокими тайными страхами моей души.
В одну из таких тревожных ночей мне снился странный сон. Я гуляла по красивому зеленому городу, украшенному кумачовыми знаменами и цветами. Прохожие спешили по своим делам или праздно прогуливались по весенним липовым аллеям. В песочницах играли дети, гудели на дорогах старые автомобили, играла музыка из репродукторов.
Незаметно и я втянулась и полностью погрузилась в атмосферу радости, покоя и безмятежности и даже не заметила, как со стороны бетонной громадины построенной недалеко от города атомной станции катится ревущая и рокочущая волна пламени, сметающая все на своем пути. Земля затряслась под ногами, стали рушиться и рассыпаться кирпичные дома.
Неподалеку в песочнице возилась с куклами одинокая маленькая девчушка, не замечая надвигающейся беды. Люди вокруг впали в панику, ревела сирена, слышались рыдания и напряженные гудки машин. Девочка, словно укрытая куполом от царящего вокруг безумия, беззаботно плела венок из ярко-желтых одуванчиков и не чувствовала, как угрожающе накренилась прямо над головой металлическая конструкция горки.
За долю секунды до того, как все пространство рассыпалось в прах, я успела подхватить малышку на руки, но затем едва сдержалась, дабы не отбросить ее от себя. Черты лица ребенка искажались, плавились, словно горячий воск, превращаясь во множество иных лиц. Рот неизвестного существа расширился и наполнился вторым рядом острых конусообразных зубов, норовивших вцепиться в горло.
Сирена выла все громче и сильнее, я замерла, не в силах пошевелиться, и совсем близко чувствовала, как прожигает плоть пламя, катящееся валом со станции.
– Разряд! – ворвался в кошмар строгий уверенный голос. Тело тряхнуло мощной судорогой, послышался далекий писк кардиомонитора. – Пульс стабилен, слава Обелиску!
Глава 11
– Итак, кто тут у нас? – Из тягостного кошмара в спокойную действительность меня вернул шелестящий нотками осеннего ветра тихий голос. – Умна, ответственна, хороша собой… Шрамы? Пустяк! Они только украшают воинов. Просыпайся, дитя!
Я открыла глаза, с трудом фокусируясь на том, кто прервал мои ужасающие сновидения. Худой жилистый мужчина лет сорока сидел возле кровати. Длинные седые волосы, собранные в аккуратный хвост, идеально гармонировали с комбинезоном такого же бетонно-серого оттенка. Казалось, в этом человеке нет ничего необычного, если не смотреть в глаза. Пустые и белые, как у той, что нашла пристанище в моих грезах. Нет, он не был слеп – напротив, казалось, что он видит тебя насквозь, заглядывает глубоко в душу и от него не утаить даже самых страшных тайн.
– Здравствуйте… – хрипло произнесла я, откашливаясь после долгого молчания.
– Воспитанная, – добавил мужчина. – Приятно встретить интеллигентного человека. Тебя зовут… а впрочем, не имеет значения. Все имена, что даются за пределами Зоны, ложные. Истинное ты обретешь здесь. Священный Обелиск укажет его. Меня же можешь звать Настоятель. Познакомились, а теперь встань, я хочу получше тебя рассмотреть.
– Но я… – Просьба человека казалась совершенно глупой. Неужели он не видит… стоп…
Я бросила взгляд на укрытые шерстяным одеялом ноги. Их более не стесняла металлическая клетка винтов, спиц, болтов и грузов. Это невозможно! Или прошло много времени, или… Даже при самом высококлассном лечении невозможно восстановить такие травмы за столь короткий срок.
– Встань! – напористо приказал Настоятель. – Брат Гаал, помоги ей.
Гаал все это время был неподалеку, и ему не пришлось повторять дважды. Приблизившись к кровати, он протянул руку и подхватил меня за талию. С неприятным хрустом в суставах я поднялась, едва удерживая равновесие от внезапно возникшего головокружения.
– Неплохо, – удовлетворенно кивнул Настоятель. Еще пара недель, я полагаю, и можно будет принять нашу сестру в семью.
– Так точно, Настоятель, – согласился Гаал, быстро проверив мои рефлексы и степень восстановления нервных волокон.
– Поручаю тебе направить сестру на путь Обелиска, – распорядился седой мужчина и обратился ко мне: – Теперь ты дома, дитя. Ты проделала очень долгий путь и прошла через множество испытаний. Осталось последнее: Обелиск даст тебе имя, и ты все вспомнишь. Он отделит ложь от истины, и ты обретешь благословение Его.
Настоятель поднялся на ноги и вышел из комнаты, оставив нас с Гаалом наедине.
Вскоре мне довелось убедиться в необходимости огромного заряда энергии и жизненных сил. Стоило лишь немного окрепнуть, как за меня взялись всерьез.
Впрочем, это не доставляло особого морального дискомфорта – напротив, возможно, даже в прошлой жизни я никогда не была окружена таким вниманием, как сейчас.
После Всплеска я очнулась будто новорожденным младенцем, без воспоминаний и с ощущением потерянности. Однако рядом оказались те, кто не позволил мне утонуть в водовороте нахлынувших многочисленных потоков информации и событий.
Когда Гаал окончательно удостоверился, что я могу твердо и уверенно стоять на ногах, он передал руководство воспитательным процессом строгому, воинственному брату Айзеку, под чьим контролем я училась вновь держать в руках оружие, пользоваться сложным оборудованием защитных костюмов и средств связи, познавать основы тактики, стратегии и разведки, ощущать на себе и пытаться противостоять приемам рукопашного боя. Иногда казалось, что под бронированным стеклом шлема скрывается вовсе не человек, а какой-то биоробот. Айзек не знал усталости и не позволял почувствовать ее другим, не делая скидку даже на едва зажившие травмы. Быстрый и неуязвимый, он не делал поблажек и не слушал просьб о хотя бы нескольких минутах отдыха.
Первые дни казались бесконечными. Лишь ночью, лежа на продавленном пружинящем матрасе в казарме, получалось вздохнуть чуть спокойнее. Но несмотря на усталость и одеревеневшие от молочной кислоты и объема нагрузок мышцы, каждый день во мне укреплялась уверенность в правоте наставника. «Боль – часть твоего развития. Прими ее и позволь стать твоей силой», – говорил Айзек. Тело действительно становилось подвижнее и крепче, все меньше давил на спину и плечи вес тяжелой брони, а мелкие порезы в результате тренировок уже с боевым клинком практически исчезли.
Дух же укрепляли ежедневные молитвы и собрания с братьями и сестрами. Мы становились единым целым под призрачным сиянием Обелиска. Он соединял сознания и сердца, давал каждому то, что ему нужно, согревал холодными ночами и вселял веру в могущество и непоколебимость. И пусть неверные не оставляли жалкие, безуспешные попытки прорваться в город и на подконтрольные нам территории, сила, что даровал Обелиск, была несокрушима.
Каждый из нас, выступая в защиту Его, Зоны и творений Ее, был готов ко всему, на что способен извращенный ум еретиков. И каждый не страшился смерти. Лучше погибнуть воином с оружием в руках, нежели пасть трусом, бежавшим с поля битвы и оставившим на разорение алчным рукам мародеров хотя бы клочок нашей священной земли, где бьется и живет сердце этого мира.
В единении я ощутила себя как никогда нужной и ценной. Любовь Зоны и щедрость благословений Обелиска давали уверенность в своих силах, крепкое плечо брата или сестры по оружию позволяли не чувствовать себя одиноко. Не знаю, откуда мне знакомы эти эмоции. За все время, проведенное в клане, я так и не смогла вспомнить ни одного момента из прошлой жизни, хоть и производила некоторые действия так, будто была им обучена давным-давно.
Сестра Вита, одна из немногих представительниц женского пола клана, и вовсе окружила меня настоящей материнской заботой, успокаивая в час ночных кошмаров или поддерживая на нелегком пути обучения. Я почувствовала в ней настолько родную душу, что казалось, мы были сестрами не только по вере, но и крови. Даже Гаалу я не могла довериться настолько, как привязалась душой к ней. Кому еще было посетовать на перегибы Айзека или боль от полученных травм или рассказать о том, о чем даже подумать в присутствии мужчин из ордена – греховно? С кем еще я могла мирно пройтись по территории Станции, восхищаясь ее величием, или вслушаться в скрежет колеса обозрения недалеко от одного из лагерей и услышать в нем пение самой Зоны? Казалось, что женщина из моих снов воплотилась в ней – даже внешне они были чем-то схожи, за исключением ярко-рыжей копны волос, отличавшей Виту в строю других сестер. Те же шрамы, те же бледные, почти белые, но вовсе не пугающие глаза. Я четко знала, что меня берегут и за мной присматривают. Словно бы пройдя через длительное путешествие, я наконец обрела свою тихую гавань, где можно спокойно бросить якорь и не знать ужасов, что приносит шторм. Интересно, а в другой, предыдущей жизни был кто-то похожий?