— Спасибо тебе большое, — нарушая тишину, проговорила я в конце концов, обнимая его за талию и устраивая голову на плече.
— Как ты говоришь, вот сейчас не понял совершенно. За что? — весело уточнил он, обнимая меня крепче и не спеша выходить из ванной, хотя сушилка своё дело уже сделала. Я шумно вздохнула.
— Я не представляю, как можно выразить это словами, да ещё коротко. За то, что ты такой, какой ты есть, появился в моей жизни и с такой лёгкостью её изменил. За то, что показал разницу между жизнью и выживанием и буквально силком заставил выбрать первое. Мне страшно сказать это вслух, потому что страшно спугнуть, но благодаря тебе у меня, кажется, появилось то, что можно считать домом. Не какое-то абстрактное жильё, а то, к чему хочется возвращаться и с чем не хочется расставаться. Мне кажется, мой дом теперь там, где ты. И, боюсь, твоё мнение по этому вопросу уже ничего не решит, — тихо хмыкнула, пытаясь как-то разбавить чрезмерную торжественность собственных слов. Лучше бы я не пыталась сформулировать чувства в предложения; получилось бы честнее.
Мужчина не стал повторять мою ошибку. Вместо этого он крепко стиснул меня в объятьях, прижал, будто пытаясь закрыть собой от всего мира. Было трудно дышать и почти больно, но не возникло даже мысли воспротивиться. Наоборот, хотелось навсегда запомнить это ощущение близости и стремления к единству гораздо более полному и плотному, чем может дать любой физический контакт.
Некоторое время мы так стояли, не шевелясь и почти не дыша, одинаково боясь спугнуть мгновение, а потом одновременно очнулись, размыкая объятья.
— Ну что, может, всё-таки дома побудем? — провокационно уточнил Барс, пристально меня разглядывая. Растолковать этот взгляд я не могла, но почему-то под ним очень пожалела о собственном неумении мурлыкать. Кажется, именно это действие лучше всего отразило бы мои собственные эмоции.
— А, может, всё-таки нет? — улыбнулась я.
— Ладно, я тебя понял, ты насиделась на одном месте и желаешь движения. Будем организовывать культурную программу! На Земле уйма всего интересного, что можно посмотреть, но я плохой экскурсовод, потому что не люблю музеи и прочие подобные места.
— Ты же вроде бы увлекался историей? — растерянно уточнила я. — Как-то это… не сочетается.
— Меня интересовали события, а не интерьеры и предметы старины, — он беспечно пожал плечами, увлекая меня за собой прочь из ванной. — Да я сам понимаю, что это как-то нелогично и глупо, но картинки в книжках мне почему-то казались живее настоящих вещей. Может, потому, что в книгах они… моложе, что ли? Когда смотришь на реальный кремниевый пистолет, он кажется неестественно древним, как будто уже давно умер и был похоронен, а его же голографическая проекция — вроде ничего так, бодрячком, — хмыкнул мужчина. — Вот старинные дома, они, наоборот, вызывают уважение, но интерьеры мне просто скучно смотреть. Опять же, это было больше чем пол жизни назад, я уже не вспомню даже то, что знал тогда. Слушай, есть идея. Пойдём, просто прогуляемся по старому городу? Там здорово. Я, в общем-то, поэтому именно здесь квартиру купил, что довольно недалеко.
— Ничего не имею против, гулять — так гулять! А как хоть этот город называется и насколько он недалеко? Просто, пока мы летели, я никакого города не заметила.
— Санкт-Петербург. Он чуть в стороне, ты и не могла заметить. Пойдём, а то мне уже тоже интересно, как ты отреагируешь на старинную земную архитектуру, — заметно оживился Барсик. — Одевайся, а я пока запущу автоматику, чтобы всё это побоище на кухне убрать, — хмыкнул он.
— Тут и такое предусмотрено? — удивилась я.
— Я очень не люблю заниматься уборкой, так что — да, на этом пункте я не экономил, — рассмеялся Зуев.
Земля от Гайтары отличалась кардинально, на уставший от индустриальных пейзажей взгляд — в лучшую сторону. С развитием атмосферного транспорта отпала надобность в когда-то связывавших города наземных магистралях, а потом земляне отказались и от городов как таковых. Колыбель человечества сейчас отдыхала от бурной деятельности своих беспокойных чад, передав лавры центра цивилизации другим мирам; тому же Яллу, например. Номинально она всё ещё оставалась столицей, здесь проводились многие правительственные встречи, здесь располагалась резиденция Президента Федерации, но экономически это был научно-аграрный мир, мир-памятник. Огромные природные заповедники были прорежены полями и садами, по одиночке или отдельными группами были раскиданы в этом массиве аккуратно вписанные в пейзаж жилые дома, учебные заведения и развлекательно-туристические центры.
А ещё бережно сохранялись памятники архитектуры разных эпох, причём меньше всего осталось от эпохи освоения космоса и разрушительных планетарных войн того периода; строения тех времён на взгляд современных землян совершенно не вписывались в пейзаж. И, на картинках взглянув на несколько сохранённых «для истории» островков тогдашней культуры, я мысленно с ними согласилась.
Климат тщательно регулировался на всей планете; я уж не знаю, как у них это получалось, но умудрялись обеспечить комфортное существование и людям, и всевозможному зверью в заповедниках во всех природных зонах.
В общем, Земля в наши дни была самым образцово-показательным из человеческих миров.
Всё это мне рассказывал Барсик, пока мы гуляли по старому строго-прямолинейному, но по-своему изящному городу с длинным названием. Когда мужчина говорил, что плохой экскурсовод, он явно поскромничал; рассказывал он весьма увлекательно, к месту припоминал какие-то факты и истории. Я-то с человеческой историей, особенно — настолько давней, была знакома весьма смутно, и слушала с огромным интересом.
Прогулка получилась очень приятной, представляла собой обыкновенное человеческое свидание, и это тоже было удивительное и новое ощущение. Пахнущий морем, — во всяком случае, по утверждению Барса, а я прежде земных морей не нюхала, — ветер дул с залива и стремительно гнал по небу облака, сменяя заряды мелкого дождя на палящее солнце и обратно. Эта странная погода совершенно неожиданно мне понравилась: солнце не успевало прогреть город так, чтобы стало жарко, а дождь не успевал толком промочить, быстро высыхая под ветром.
Мы гуляли по оживлённым улицам среди таких же туристов, разглядывали строгие и гармоничные силуэты домов и дворцов, ели мороженое. Прокатились на катере по каналам, причём мужчина трогательно прикрывал меня от ветра и брызг, прижав к себе и укрыв полами куртки. Я бы не сказала, что мне было холодно, но отказаться просто не смогла, с удовольствием пользуясь возможностью оказаться в уже привычных и даже почти родных объятьях.
Когда начало смеркаться, мы вернулись к оставленному на окраине этого масштабного исторического памятника аэробайку, и Барс по дороге уговорил меня не лететь сразу домой, а покататься. Вернее, он просто предложил, а я без возражений согласилась, и совершенно не пожалела. То ли вёл мужчина иначе, — что в редком транспортном потоке над поверхностью Земли было не удивительно, — а то ли сказалось иное эмоциональное состояние, но этот полёт органично вписался в весь остальной день, и я получила от него массу удовольствия. Было что-то удивительно притягательное в этом совместном скольжении в воздушных потоках, когда я не просто занималась фиксацией себя в пространстве, а обнимала любимого мужчину.
Наверное, именно в этот момент я окончательно признала для себя очевидное: я на самом деле люблю этого удивительно домашнего и покладистого хищника на двух ногах, и мы, наверное, действительно одной крови, потому что иначе объяснить это столь быстро возникшее и сформировавшееся чувство я не могла.
О чём я ему и сказала вечером, уже дома, и очень отчётливо поняла, что всё у нас будет хорошо, и других вариантов нет. Потому что в ответ на эти слова получила такую довольную улыбку и такой горящий взгляд, что, наверное, впервые в жизни почувствовала себя счастливой. По-настоящему, без всяких оговорок, страхов и «если».
А ночь… ночь оказалась очень долгой, потому что заснули мы только под утро. Правда, когда внезапно возникло желание перекусить, малину ели ложками, во избежание повторения побоища. Мне с лёгкой руки Барса эта ягода тоже пришлась по вкусу. Не шоколад, конечно, но зато с ней теперь закрепились весьма прочные и более чем приятные ассоциации.
Проснулась я первой. Мужчина что-то сонно недовольно проворчал, но из охапки меня выпустил, и я отправилась совершать положенные утренние процедуры вроде лёгкой разминки, душа и завтрака.
За приготовлением кофе меня и застал Барсик.
— О, я смотрю, ты тоже оказалась подвержена этой странной семейной традиции? — весело поинтересовался он, появляясь на пороге.
— Доброе утро, — кивнула я, бросив на него взгляд через плечо. — Какой такой традиции?
— Таскать чужие футболки, — со смешком пояснил он, подходя ближе, обнимая меня и целуя за ухом. — Мама до сих пор принципиально не признаёт другую домашнюю одежду в случаях, когда дома только свои.
— Я бы предпочла халат, но как раз его я оставила на Гайтаре, а одеваться полностью не хотелось, — пояснила я, выливая кофе в кружку. — Тебе приготовить?
— Если только попозже, сначала — тренировка, — с видимым сожалением отказался он, по-прежнему не выпуская меня из рук. Да я, в общем-то, не особо рвалась; только развернулась в его объятьях, чтобы видеть лицо. — Юн, а, Юн, я тебе сейчас одну вещь скажу, ты только не ругайся, если что, — с подозрительно хитрым видом проговорил мужчина.
— Мне уже страшно. Что случилось?
— А скажи, у меня совсем-совсем нет шансов уговорить тебя надеть юбку? — ошарашил меня Барс.
— Кхм. Внезапно! С какой целью? — иронично уточнила я.
— Как — с какой? Разумеется, похвастаться, — лучезарно улыбнулся он.
— Чем? — я в недоумении вопросительно вскинула брови. — И перед кем?
— Не чем, а кем, — назидательным тоном сообщил он. — Тобой, конечно. Ну, и самому полюбоваться, разумеется, тоже. У тебя настолько потрясающе красивые ноги, что прятать их даже в очень облегающие штаны — это кощунство!