Наступила середина весны, и мы собирали горох по склонам холмов неподалеку от нашего барака. Мы с Магно Рубио работали бок о бок, обирали соседние ряды, начинавшиеся на склоне и заканчивавшиеся на каменном плато, куда местные фермеры выпускали пастись своих коз и овец, не тревожась о том, что они наедятся там ядовитого астрагала. Мы ползали на коленях вверх и вниз по холмам, словно большие коричневые жуки.
Бросив очередную горсть стручков в свою жестянку, я взглянул на него.
— Ну, каковы твои планы относительно Кларабель? — спросил я у него.
— Я хочу жениться на ней, Ник, — ответил он серьезно.
— Так, наверное, надо будет написать ей об этом в следующем письме?
— Я как раз собирался попросить тебя об этом.
— Значит, ты сделаешь ей предложение. А сколько денег ты уже истратил на нее, если не секрет?
Считая, он загибал пальцы и шевелил толстыми губами.
— Больше двухсот долларов, Ник. Обручальное кольцо — семьдесят пять долларов. Часы — восемьдесят долларов. Пара замшевых туфель, кое-что из одежды, браслет с бриллиантом — сто двадцать девять долларов. Да, около трехсот долларов.
— Целая куча денег, Магно.
— Она стоит этого.
— Ну, раз ты так считаешь...
— Я трачу на нее каждый цент, который зарабатываю. Я даже занял немного денег у нашего бригадира под проценты. — Он зашмыгал грязным носом. — Это стоит того, Ник.
— Конечно, конечно, Магно. Так ты хочешь, чтобы я сегодня же вечером написал ей письмо с предложением выйти за тебя замуж?
— Да, Ник. Чем скорее, тем лучше.
— А что если она передумает, когда приедет сюда, в Калифорнию?
Мимолетная тень сомнения набежала на его обезьянье лицо.
— Вряд ли Кларабель может так поступить: она добрая девушка.
— Мне хочется надеяться, что ты прав.
— Я верю ей.
Итак, я написал письмо, в котором Магно делал своей девушке предложение. Тут же от нее пришел ответ. Она сообщала, что принимает его предложение, но, к сожалению, не может пока выехать, потому что у нее тяжело больна мать. Тем не менее она просила Магно выслать ей деньги на билет и некоторые прочие расходы, чтобы, как только старой женщине станет лучше, она могла бы отправиться в путь.
Деньги ей, разумеется, сразу же были высланы. Прошло несколько дней. Минули две, три недели. Наконец, пришло письмо от Кларабель. Я читал его и строчка за строчкой переводил Магно Рубио. Если кратко пересказать его, Кларабель сообщала, что мать умерла после «тяжелой, продолжительной болезни» и все присланные деньги пришлось потратить на похороны. Мало того, полная отчаяния, она писала, что отныне на ее плечи легла забота о младших братьях и сестрах, которым нет еще и десяти. Однако, добавляла она, ее сердце по-прежнему принадлежит ему, и она с надеждой смотрит в будущее, мечтая о том дне, когда окажется свободной от семейных обязательств.
— Бедная девушка, — печально прокомментировал письмо Магно Рубио.
И больше он не сказал ничего. Мы, как и прежде, писали ей письма. Время от времени по ее просьбе посылали деньги, а еще одежду для малолетних братьев и сестер. Магно Рубио ни на что не жаловался. Ни одного слова протеста, никаких возражений. Помолвка с девушкой из Арканзаса сделала его еще более трудолюбивым и экономным. Он даже стал экономить на жевательном табаке. Эта жертва могла сравниться только с теми, на которые идут фанатичные южнофилиппинские мусульмане — моро, давшие обет священной войны с христианами, чтобы попасть прямиком в рай. И разумеется, он снова облачился в лохмотья.
Он работал и работал не покладая рук. Работал, как филиппинский водяной буйвол — карабао, а жил, как последняя собака. Сезон уборки гороха прошел, и у нас выдалась неделя отдыха до начала посадки сельдерея и моркови. Потом наступил сезон салата. Потом мы прореживали и поливали посевы. Месяц проходил за месяцем, один сезон уступал место другому. Так прошел год, увы, без каких-либо знаменательных для Магно Рубио событий.
Из Арканзаса в Калифорнию и обратно шел поток писем. Кларабель по-прежнему не на кого было оставить младших братьев и сестер. А бедный Магно, так и не подозревая ни о чем, с надеждой предвкушал тот сладкий миг, когда, наконец, она приедет к нему в Калифорнию.
«Ты будешь ждать?» — с мольбой вопрошала она в каждом письме. И влюбленный филиппинец неизменно отвечал: «Я буду ждать!» Отвечал ей и давал обет сам себе.
И он ждал. Прошло уже два с половиной года с тех пор как, благодаря посредничеству Кларо, они начали переписываться. Минуло три года, а он все ждал. Что поддерживает человека в его долготерпении? Какими качествами души должен он обладать, чтобы сохранить столько веры в человека, которого не видел ни разу в жизни? Я не знаю. Но Магно Рубио обладал таким долготерпением и такой верой. Другой на его месте уже давным бы давно разуверился, но он, вопреки здравому смыслу, ни в чем не сомневался.
«Я буду ждать!» — твердил он каждый день.
Магно Рубио. Филиппинский парень. Четырех футов и шести дюймов ростом. Темный, словно кокосовый орех. С маленькой, как у черепахи, головой. Филиппинский парень, собиравший помидоры на склонах калифорнийских холмов за двадцать пять центов в час, влюбился в девицу, которую никогда в жизни не видел в глаза. Девицу пяти футов и одиннадцати дюймов ростом — сто девяносто пять фунтов мяса и костей на босу ногу. Девицу вдвое толще и вдвое выше его, как говорил Кларо...
— Что ты подаришь Кларабель на рождество, Магно?— спросил я.
Он оскалился, как козел, — под мышкой у него было что-то объемистое.
— Я подарю ей радиоприемник, — объявил он. — В этой штуке вместе приемник и фонограф. Она обошлась мне в две сотни долларов.
— Вот это здорово, Магно.
— Давай отошлем ей его прямо сейчас, Ник.
Мы так и сделали. Но напрасно мы ожидали ответного письма. Его так и не было до самого рождества.
Мы все собрались в бараке. Бригадир и еще двое играли в покер в углу кухни. Кларо, как всегда, потягивал вино за обеденным столом. Магно Рубио смазывал жиром волосы, пристроив у окна осколок зеркальца. Он по-обезьяньи щерил в улыбке зубы, чувствуя себя наверху блаженства: он был влюблен.
— Пусть Кларабель знает, какой я чистенький сегодня вечером, — объявил он.
— По-моему, ей это безразлично, — отозвался я. — Уж слишком далеко она от тебя, чтобы оценить по достоинству твое пристрастие к чистоте.
Он прекратил расчесывать свои блестящие черные волосы и обернулся ко мне.
— А вот мы расскажем ей про это в следующем письме, Мик.
— Несомненно, Магно.
— Главное, Ник, я чист душой, когда думаю о ней.
Я, раскладывая пасьянс «солитэр», буквально застыл с очередной картой в руке. Взглянул в его обезьянье лицо и, может быть, впервые задумался над тем, что действительно у этого уродца с плоским носом и тусклыми рыбьими глазами чистая душа. Переведя взгляд на Кларо, я отметил, что он здорово опьянел: из перекошенного рта текла слюна, красные глаза, казалось, вот-вот лопнут, как мороженые томаты.
— У тебя нету девушки, Ник? — вдруг обратился ко мне Магно. Я снова с интересом посмотрел на него.
— Нету.
— Нужно, чтобы у тебя была девушка. Ты же образованный человек.
— Образование, знаешь ли, мало помогает в любви.
— У тебя на самом деле нигде-нигде во всем мире нет девушки?
Я энергично замотал головой.
— Если бы я был на твоем месте, я бы писал всем хорошеньким девушкам подряд. Должна же быть где-то девушка и для тебя, Ник.
— Не думаю, Магно.
— Как это получается, что симпатичные девушки влюбляются в таких необразованных парней, как я, а?
— Тебе лучше знать, Магно.
— Ну взять, к примеру, Кларабель. Отчего она влюбилась в меня, а не в тебя, Ник?
— Ты же первый нашел ее.
— А если бы ты первый нашел ее, а я появился потом, влюбилась бы она все равно в меня или нет?
— Полагаю, что влюбилась бы.
Он радостно заржал. Кларо треснул обоими кулаками по столу и вскочил на ноги.
— Послушай ты, пеон! — От ткнул пальцем в Магно.— Чего это ты так развеселился?
— Просто он счастлив, Кларо, — вмешался я. — У него есть девушка — и он счастлив.
— Да, у меня есть Кларабель, — подтвердил Магно.
— Кларабель, фу-ты ну-ты! — с вызовом завопил Кларо.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Магно. Он сунул расческу в карманчик рубашки и сделал несколько шагов по направлению к Кларо. — Давай, выкладывай. Ты сомневаешься, что такая девушка, как Кларабель, может полюбить такого осла, как я? А чем я хуже других?
— «А чем я хуже других?» — передразнил его Кларо.— Будто ты не знаешь, деревня!
Магно подошел еще ближе к своему обидчику. Я перестал раскладывать пасьянс.
— Ты что, не знаешь, что ли, что похож на обезьяну?— истерично выкрикнул Кларо. Глаза у него налились кровью, в углах рта выступила пена. — Ты что, забыл, что ты всего-навсего батрак, да к тому же неграмотный! Такие девицы, как Кларабель, не влюбляются в безграмотную деревенщину!
— Так ведь ты тоже батрак.
— Грамотный, грамотный батрак! Так-то, обезьянья твоя рожа, собачий сын!
— А какая разница?
— «Какая разница?» — снова передразнил его Кларо.
— Можешь говорить, что хочешь. Кларабель все равно любит меня.
— Докажи, пес паршивый!
Магно неторопливо достал свой старый бумажник, извлек оттуда прядь волос и положил ее на стол.
— Вот самое лучшее доказательство. Это она мне прислала. Со своей собственной головы.
— И ты уверен, что ты — единственный мужчина, у которого найдется локон Кларабель, да? — Кларо достал такую же прядь и тоже выложил ее на стол. — Boт, гляди, обезьяна! Вот настоящее доказательство. А это не с ее головы?
Магно Рубио был сражен. Он нагнулся над двумя прядями волос, сравнивая одну с другой. Кларо тоже склонился над столом. Почти касаясь головами, они словно под микроскопом рассматривали локоны, бросая друг на друга подозрительные взгляды. Глаза их от ярости, казалось, готовы были треснуть, как переспелые плоды гуавы. Но, в конце концов, Магно смирил свой гнев. Его душа, чистая и прекрасная, была чужд