Цыган излазил всю избу, от подпола до чердака. Заглянул в нужник – кладовку с дыркой в полу – и в обычную кладовку, где жили пауки. В подполе хозяева когда-то хранили картошку и, убегая, не забрали ее с собой, так что пол там был покрыт склизкой, медленно гниющей массой. На чердаке держали сено, но так как крыша местами подтекала, оно размокло и подтухло.
От Цыгана не отставал забывший обиду Ботаник, ползал за ним повсюду, поднимая пыль или вляпываясь в гадость. Наконец Цыгану это надоело, и он пристроил лаборанта наблюдать на караулом. Во входной двери была парочка мелких щелей, никто сквозь них ничего разглядеть не мог, но ушлый Ботаник, елозя по доскам очками, ухитрился увидеть немало. Он выяснил, что пост возле их избы меняется по три раза в день и что кто-то из военсталов обходит ее периодически.
Рамир осторожно отодрал по доске от каждого из трех окон и, высунув голову, осмотрелся, стараясь ухватить любую деталь, которая поможет в побеге. К сожалению, даже так удалось разведать не так уж много. Но он не отчаивался, приставил доски обратно и периодически выглядывал в течение дня.
Сталкеры вповалку дрыхли на полу, обессилевшие после бесславного боя, бессонной ночи и скудного завтрака. Курильщик ворчал, что затея не стоит хвоста псевдопса. Но некоторые загорелись идеей побега и помогали Рамиру. Кувалда ухитрился отодрать кусок шифера с крыши, так что можно было обозреть значительно больший кусок лагеря, чем из окон. Оказалось, изба с пленными стоит на самом краю бывшей деревни, за ней начинаются холмы, покрытые странно блестящей сероватой травой. Цыган узнал траву-лезвия, и его передернуло. Как только не изуродует Зона природу! То ржавые волосы, то эта трава…
Бывшая деревня Страхолесье стояла у реки. На берегу ближе к холмам на сосне был сооружен настил, на ограде вокруг него висел прожектор, освещая берег. На вышке дежурил наблюдатель с пулеметом. За полуразрушенными избами удалось разглядеть пристань с катерами. Охранялась ли пристань, отсюда было не видно, но сталкеры после короткого совещания сделали вывод, что да. Человек, разгромивший превосходящего по силе противника, вряд ли забудет поставить часовых на подходе к лагерю.
С планом самого лагеря все оказалось сложнее, но после долгого наблюдения установили, что за соседней избой, которая жилая, находится исследовательский модуль – во всяком случае, Ботаник утверждал, что узнал угол металлического контейнера. Такие были на Янтаре, когда Вова там работал, в них размещали лаборатории – чтобы не надо было оборудование менять каждый раз при переезде, просто ставили модуль на колеса и прицепляли к тягачу. Что в центре лагеря и за модулем, было уже никак не рассмотреть. Сколько всего человек на базе, сколько в охране? Эти вопросы оставались неразрешимой загадкой.
Тем временем в избе назревал скандал.
Первым большая нужда одолела Мерзость, так получилось. Он долго ходил между сталкерами и, заглядывая каждому в глаза, интересовался бумагой, книгами, газетой. Никто конечно же не успел в горячке боя запастись, как-то не до того было. Эту информацию по возможности доходчиво и необидно донесли до пожилого сталкера. Тот, кашляя и жалуясь на хрипунец, который в конце концов сведет его в могилу, продолжал клянчить. Наконец его просто послали, и он угрюмо ушел в нужник. Как он там справился без бумаги, осталось секретом, но вышел оттуда довольный.
Потом приспичило кому-то еще. И еще кому-то. Проблема встала в полный рост: в избе не было туалетной бумаги.
– Так, сержант Кувалда, решить проблему! – скомандовал Грыжа.
И сержант пошел приставать к каждому:
– Извини, друг, бумажки не найдется? Приперло, понимаешь… Хоть завалящий кусок газетки, а?
– Да что ж вы по третьему разу пристаете? – возмутился патлатый свободовец. – Мне трубку раскурить нечем, а вы со своим сортиром лезете! Идите знаете куда? Туда и идите!
Организовали поиск по избе. Но в ней, кроме русской печки, пары лавок и дверей, даже мебели не было. В печке нашли обгорелый обрывок печатного листа, скорее всего книжного, но его было мало даже для одного.
Тем временем Грыжу самого приперло, и он взъерепенился.
– Мы все должны ходить по большому! – надрывался младлей, встав в середине избы. Послушать его подтянулись и сталкеры из сеней. – Ребята, давайте поможем друг другу! Не скрывайте бумагу! Сейчас каждый подойдет сюда, ко мне, и вывернет карманы! Это приказ! Все, что найдется, мы честно поделим! Подходите, не стесняйтесь!
– Да пошел ты, – бросил кто-то.
– Чё ты сказал?! – тут же образовался рядом с мятежником Кувалда.
Сталкер пожал плечами:
– Сержант, мы не в лагере. Тут все равны. Бумаги все равно ни у кого нет.
– Хоть самокрутки! – пискнул Грыжа, багровея и надувая щеки.
– Вы спросите, как Мерзость сходил, – посоветовал с пола патлатый.
– Где Мерзость?! – возопил Грыжа. Кувалда бросился на поиски, расталкивая столпившихся сталкеров.
Рамир в это время сидел в углу, задумавшись, и в скандал не вникал.
Из квадратного отверстия в потолке, ведущего на чердак, свесились ноги Ботаника. Лаборант неуклюже спрыгнул и встал, мелко дрожа, под отверстием, нелепо разведя руки.
– Ну, что там?.. – начал Цыган и осекся.
Вова был белый, как мел, в царящих внутри избы сумерках его бледность особенно выделялась. Рамир вскочил:
– Что там?
Лаборант открыл рот, но не издал ни звука. Затем замычал, тыча пальцем вверх, громко сглотнул и провел большим пальцем по горлу.
Из отверстия показалась голова Балабана, молодого свободовца, который вместе с Ботаником дежурил у дыры в крыше, осматривая окрестности.
– Слышьте, мы вроде наших видели, – робко сказал он. – Я вообще-то не уверен, но вроде они того… Да, Ботаник?
Сталкеры замолчали. Все взгляды обратились к дрожащему Вове. Очки медленно сползали по носу на самый кончик, но он даже не замечал этого.
– Это были трупы, я уверен, – выдавил наконец лаборант. Он развел руками, словно это что-то доказывало, и беспомощно ссутулился.
– Слышьте, я-то не уверен, – пробормотал сверху Балабан.
Рамир с силой подергал себя за мочку. Он так увлекся обдумыванием плана, что немного выпал из реальности. Курильщик в своем углу поднялся:
– Ты ничего не напутал, часом? Ты же в очках, значит, видишь примерно как слепая собака!
– При чем здесь очки?! – закричал Ботаник, сдергивая предмет разговора и взмахивая им. – Их вынесли из лаборатории и бросили под забором! Кто еще это мог быть?!
Очки ударились об угол печки, раздался тонкий звон, и из оправы вылетела половинка стекла. Ботаник близоруко уставился на остаток линзы.
День быстро угасал за заколоченными окнами, в избе темнело. Затем зажегся прожектор, и темноту пересекли полосы электрического света. Сталкеры стояли вокруг Ботаника молчаливой стеной, здесь собрались все пленники.
– Чё они с парнями сделали? – медленно спросил Кувалда, сжимая и разжимая огромные кулаки.
– Я думал, нас на стройку отправят! – пискнул в углу кто-то из молодых.
Рамир покачал головой:
– Мы для них мясо…
– Я этого так не оставлю! – Грыжа подпрыгнул, стукнул себя в грудь. Он уже уладил свои дела в сортире: Кувалда вытряс из сталкеров пару носовых платков, ими младший лейтенант и удовлетворился. – Мы должны заявить протест! Убийство пленных запрещено Международной конвенцией ООН…
Послышался скрежет – в замке поворачивался ключ. Сталкеры зароптали.
– За мной! – взмахнул короткой рукой младший лейтенант. – Мы им покажем! – И он рысью устремился к отворяющейся входной двери, сталкеры – толпой за ним.
– Эй, вы чего? – попробовал остановить их Рамир. – Не глупите! – Неприятный страх кольнул грудь.
– Где наши друзья?! – с порога комнаты крикнул Грыжа военсталу со свернутым носом, вошедшему в сени первым. Тот вскинул «скар» к плечу и заорал:
– Назад! Все назад!
Тяжело дышащие сталкеры стояли перед ним, никто не попятился. В избу вошли еще два военстала, за ними маячил повар с алюминиевой кастрюлей, в намотанном на голову клетчатом шарфике.
– Мы требуем, чтобы нам сказали, зачем мы здесь! – выпалил Грыжа. – Где наши друзья? Куда вы их дели? Что вы с ними сделали? По положению Международной конвенции о пленных… – Он шагнул вперед, и военстал с перебитым носом, перехватив «скар» за ствол, смазал ему прикладом по лицу.
– Назад, я сказал!
Сталкеры зароптали и как один шагнули вперед. Охрана подняла автоматы, направив их на пленных, командир выстрелил в воздух. Толпа вскипела, гнев, словно пена, поднялся и бросил толпу на военсталов, в тесных сенях поднялся гам.
Повара перекосило, он опустил кастрюлю и, подобрав болтавшийся на шее пластмассовый свисток, дунул в него. Свиста почти не было слышно в этой свистопляске.
– Вас перестреляют! – Цыган хватал разгоряченных сталкеров за плечи, от него отмахивались. Лица раскраснелись, глаза пылали, волосы растрепались, люди лезли в сени, уже не понимая, что делают, животная ярость владела ими.
А со всех сторон к избе уже бежали военсталы в «цифре». Сухая очередь распорола воздух перед домом, по крыльцу загрохотали тяжелые ботинки спецназа. Несколько военсталов ворвались внутрь, работая прикладами как дубинами. На головы сталкеров посыпались удары. Как часто бывает с толпой, гнев почти мгновенно сменился страхом. Люди еще дрались, но уже инстинктивно, защищаясь. Бунт быстро подавили. Военсталы раскидали сталкеров, щедро награждая их затрещинами и пинками.
– Оставить без завтрака! – орал командир. – Я с вами еще разберусь!
На скуле у него расплывался кровоподтек, оставленный необъятным кулаком Кувалды. Сержанта из «Долга» повалили и били прикладами трое военсталов.
Рамир стоял у печки, прислонившись к стене плечом, скрестив руки на груди, смотрел, как вталкивали из сеней в избу избитых, с распухшими лицами сталкеров, и его переполняла горечь. «Ради чего?» – никак не мог он понять. Какое-то новое чувство зарождалось у него в душе. Нельзя сказать, что Рамир любил людей. Наоборот, он слишком хорошо видел человеческие недостатки и скорее презирал людей – в массе. Расхлябанных, жадных, глупых… Но он слишком ценил данную человеку свыше свободу выбора. Свобода – главное достояние человека. И тех, кто пытался лишить его и других свободы, Цыган ненавидел.