Мы расположились в солярии, на крыше третьего корпуса, расположились и стали заряжаться. Солнечной энергией, воздухом, позитивными эмоциями.
Мы — это я, Лиса и Пантера. Девочки прилетели вчера, вчерашний вечер и ночь ушли на акклиматизацию, а с утра, полные рвения, они начали оздоравливаться. Ну, и меня оздоравливать тоже. А день, как водится, начинать с зарядки. Пионерская привычка.
Изображаем кордебалет филиппинского согласия, выполняем дыхательные упражнения, разминаемся перед завтраком.
Кроме нас — никого. Люди в третьем корпусе серьёзные, люди солидные, и лечебную физкультуру представляют иначе. Не в шесть тридцать.
Ан нет — народно-демократические корейцы тоже показались. Ну, им-то легче, там, в Корее, день в самом разгаре. Встали подальше от нас и тоже: вдох глубокий, руки в сторону. Ничего особенного. Верно, не могут показать класс: секретно. Занимаются, а сами косятся на нас.
Мы не смущаемся. Привыкли быть в фокусе внимания. Где на нас только не смотрели!
Закончив упражняться, повернулись в сторону корейцев:
— Корейским братьям — физкультпривет!
И кулак вверх — рот фронт, значит.
Те слегка опешили, но буквально на пару секунд: построились в шеренгу, и тоже:
— Физкультпривет!
Но без рот фронта. Просто поклонились. Восток — дело тонкое, а Дальний Восток — ещё тоньше.
Девочки пошли к себе — душ, переодеться, накраситься. Им выделили двухместный номер. Двухместный, но двухкомнатный, по меркам санатория — министерский. С торжественной, прочной мебелью морёного дуба.
И славно.
Я тоже принарядился к завтраку: девочки привезли мой любимый итальянский костюм. Осмотрелся в зеркало, овальное, в полный рост. Галстук-бабочка, шёлковая рубашка, всё остальное тоже создавало гармонию. Чехов был бы доволен. Он и сам любил одеваться со вкусом, да редко случай выпадал. В молодости на одежду не было денег, потом родители-братья-сёстры, а затем и жена решали за него, на что тратить деньги. Но пуще — общественное мнение. Разве можно носить английский костюм, когда студентов отдают в армию?
Но в наше время в армию ещё поди, попади! Шестикурсники-бурденковцы пытались и продолжают пытаться: хотим-де исполнить почётную обязанность! Чем ехать по распределению в Глушицы, не лучше ли послужить в госпитале? И опыта набраться, и оклад выше, плюс за звёздочки. Но не берут. Своих докторов хватает, выпускников военно-медицинских факультетов, не говоря уж об Академии.
Мне вот недавно написали, просят замолвить словечко. Я ответил, мол, с армией помочь не имею возможности, но есть вакансии в Ливии. Только требования высокие. Если хорошая успеваемость, если есть опыт работы, если уверен, что трезвость — норма жизни, тогда обращайтесь в комитет комсомола за рекомендацией.
За столом нас теперь четверо. Генерал давеча деликатно осведомился, не будет ли он лишним среди молодежи. Девочки заверили, что для них большая честь сидеть за одним столом с генералом, и все остались довольны друг другом.
Я справлялся у Анатолия Анатольевича, он подтвердил, что Медведев — старожил из старожилов, и дал ему самую лестную аттестацию.
Дмитрий Николаевич не в первый и не в десятый раз поправляет здоровье. Не всегда в санатории Орджоникидзе, бывает, лечится и в ведомственных. В ведомстве щита и меча, да. И за это время побывал во всех интересных местах, экскурсионных и неэкскурсионных. Поэтому девочки за завтраком спрашивали у него совет, где стоит побывать в первую очередь.
— Музей Ярошенко, — без колебаний ответил генерал. И объяснил, как пройти.
Девочки поблагодарили, и сказали, что непременно. Прямо сегодня.
И вот после бальнеолечебницы (девочки тоже решили полечиться: у Ольги когда-то был перелом голени, у обеих — мелкие спортивные травмы, а, главное, думаю, прельстила возможность на законных основаниях поваляться в тёплой грязи), мы вернулись в Кисловодск и дошли первым маршрутом до дачи Ярошенко.
Ай, славное место, чудесное место!
Ходишь, смотришь, и думаешь — как хорошо быть генералом! А если к погонам ещё и талант художника имеется, то лучше и придумать трудно.
Перед Шат-Горой я сел на банкетку, сел — и ушёл в картину.
Ярошенко, несомненно, что-то знал. Нет, не что-то, многое знал. И картина тому свидетель. Искать в ней скрытое послание смысла нет. Оно само найдет адресата, послание.
И я стал думать о другом.
А вот хорошо бы и мне купить такую дачу! Нет, в самом деле! Пусть я не генерал, но денежки-то у меня есть! Ничего особенного, метров триста, четыреста общей. Хорошо, пятьсот. И участок в полгектара. Мне недавно Борис Васильевич очередной проспект прислал, продаётся вилла на Лазурном берегу. А то можно в Испании. Или в Греции. Или во Флориде. С деньгами многое можно.
Можно, но не в Советском Союзе. Мистеру Твистеру не продали — и мне не продадут.
Если я очень попрошу — и отдам львиную долю валютной кубышки — мне дадут сотку-другую земли на окраине Кисловодска, а лучше Белого Угля или Подкумка. Стройся на здоровье! Только стройматериалы я буду закупать на остатки валюты, в продаже их нет. И вообще…
Оно мне нужно?
— Заснул, Чижик? — спросила тихонько Лиса. Тихонько — потому что музей, хотя мы, похоже, единственные посетители. Будний день, школьники в школах, оздоравливающиеся дышат воздухом. После обеда придут.
— Медитирую, — столь же тихо ответил я, и поднялся с банкетки. Посидел, поразмыслил, пора и честь знать.
Обратно мы шли шагом бодрым и веселым, выказывая окружающим радость от пребывания в знаменитом месте.
— И что с тем гусаром? — спросила Пантера, ничуть не запыхавшись.
— Ничего. Упал и упал. Несчастный случай. Там и табличка есть: «К краю обрыва не подходить!», снимающая ответственность с администрации парка.
— А ограду поставить, заборчик — не судьба?
— Во-первых, на ограду нет денег, — начал я.
— Понятно, дальше можешь не продолжать.
— Нет денег, — всё же продолжил я. — Это же Кавказ, его не огородишь. Во-вторых, это надо Берлинскую Стену ставить, потому что маленькая культурная оградка нашего человека не остановит, напротив, в ней он увидит вызов — и непременно полезет преодолевать. И, в третьих, именно там, возможно, и поставят. Но выглядеть будет ужасно, только представьте.
— После обеда сходим и представим.
Вернулись в санаторий в расчётное время. Девочки проверили мои показатели — пульс, давление. Остались довольны. На середину февраля назначена защита, вернее, две защиты. Ольга будет защищаться в совете Первого Медицинского, Надежда — в институте Лесгафта. Ольга делает упор на роль питания, Надежда — на роль физической подготовки. Нет, я не единственный объект исследования, есть и «Школа Ч», и другие подопытные, но я — козырный туз в этой колоде. И девочкам очень хочется, чтобы я сыграл в Тбилиси получше. Не посрамил себя, не выдал, не дискредитировал разработанные методики.
Сам не хочу.
Переоделись. Держим фасон, да.
Во время обеда Ольга как бы невзначай положила на стол буклетик музея Ярошенко. Генерал промолчал, но видно было — доволен.
Обсуждали новость: Советский Союз объявил о новой мирной инициативе. В целях изучения космоса на благо всего человечества, в рамках развития программы «Интеркосмос» подписан договор с Ливией о строительстве международного космодрома. На территории Ливии.
— Весь год в космосе вместе с нашими летали космонавты братских стран, ну ладно, это понятно. Но космодром? Это же и сборочные цеха, и подъездные пути, и много чего ещё. Наверное, в миллиарды обойдется, — сыграл простака я. Да и не сыграл, действительно ведь — миллиарды.
— Близость к экватору дорогого стоит, — ответил генерал. — Байконур на широте сорок пять градусов, а в Ливии можно и у тропика стартовать. Ракета сможет поднять больше груза за счет центробежной силы, особенно на экваториальную орбиту. Геостационарную, — выказал знание предмета генерал.
— Разве что так, — согласился я.
— Комплексное развитие. Ирригационные системы, космодром, дороги — это же нужно охранять. Значит, военные базы всех видов — авиация, наземные войска, флот. Ливия станет доминировать в Северной Африке. Вернее, Ливия и Советский Союз, — поделился стратегическими сведениями генерал.
— Опять непредвиденные расходы, — вздохнул я.
— Друзья обходятся недёшево, — согласился генерал. — Но на друзьях не экономят.
И он посмотрел на восьмерых корейцев.
— Для милого дружка и серёжку из ушка, — поддакнул я. Но вздохнул вдругорядь.
Ну да, ну да. На друзьях не. На своих будем экономить. Как и прежде.
Мне, конечно, жаловаться грех. Но сокурсники, с которыми держу связь, пишут всякое. Разъехались по стране, работают — и пишут. Не все, человек пятнадцать. Но и этого довольно. Пишут, что неладно что-то в датском королевстве. Любой пустяк становится проблемой. Буквально пустяк: лампочки, стиральный порошок, лезвия для бритья, батарейки для радиоприемника, реактивы для фотодела, зубные щетки, гуталин… Смешно, да не до смеха. И с продуктами напряжёнка. Особенно с детскими. Особенно в Поволжье.
Куда всё делось? Планы перевыполняются, трудовой энтузиазм хлещет через край, хлеборобы сдают хлеб в огромном количестве, а в магазинах пустовато. Народ, понятно, едет в Москву. Не только из Тульщины, Рязанщины и Владимирщины, но даже из Поволжья. За лезвиями для бритв едут, за детским питанием, за рибоксином. За всем. И москвичам стало не хватать. Москвичи-то работают, пока приезжие разметают с прилавков всё, что видят. И ведь не по лампочке берут, не по упаковке «Малыша», а сколько могут унести. Народ в провинции крепкий, не смотри, что неказист с виду. А после работы уставший москвич заходит в магазин за сосисками — ан, нету. Кончились. Понятно, ситуацию выправляют. Больше и больше мяса везут на московские сосисочные заводы. Но чем больше везут мяса в Москву, тем больше провинциалов едут за ним уже не только из Орловщины и Смоленщины, но даже из Челябинщины.