Но знающие люди говорят, что здоровье Алексея Николаевича оставляет желать лучшего. Семьдесят пятый пошёл, не мальчик. И сам Косыгин якобы заявил в Политбюро, что десятую пятилетку он постарается завершить, а дальше, дорогие товарищи, уже без меня. Подыскивайте замену.
Они подыщут, но кого?
Нам симпатизировал Брежнев. Но его больше нет.
Мы — орган ЦК ВЛКСМ, и с Тяжельниковым у нас были пусть не всегда простые, но всегда рабочие отношения. Теперь Тяжельников в Монголии. Или в Румынии? Говорят, нашлись заступники, а Румыния всё же не Монголия: климат хороший, люди сердечные, кухня прекрасная. И румынки! Но для нас отсутствие Тяжельникова — большая потеря. Петр Вениаминович, серый кардинал Тяжельникова, так и просто исчез, вот его, говорят, точно направили в Монголию в качестве атташе по культуре. Сейчас никто не знает, кто возглавит комсомол. Идёт борьба. Назначение должно прозвучать на съезде комсомола, в конце октября. А пока нужно годить.
Андропов? «Поиском» он не интересовался, и в любом случае сейчас ему не до мелочей.
Стельбов? Но ему тоже не до мелочей. Минует кризис, тогда будет видно.
— Есть вариант, — без воодушевления сказала Надежда.
— Какой?
— Если мы обеспечим бумагу, то можем сохранить объёмы. Но…
— Но?
— Но в стране лишней бумаги нет. Реально нет, всё уйдет на расширение тиража «Правды» сотоварищи.
— И?
— Нужно закупать за границей. Но валюты нет и не будет.
— Значит…
— Значит, если добрый дядя купит за свой счет бумагу, то…
— Она пойдёт на «Поиск»?
— Двадцать процентов. Остальное — ну, найдут, как распорядиться.
— Интересный вариант.
— Есть и другой. Если ты вложишь свои призовые в строительство бумагоперерабатывающего предприятия, все призовые, то нас, «Поиск», будут обеспечивать бумагой в прежнем объеме.
— Точно будут?
— Дают честное партийное слово.
— А кто даёт-то?
— Листогромов.
— Кто-кто?
— Из аппарата Центрального Комитета. Семьдесят восемь лет.
— Ага, ага…
Врать никто не любит. Но приходится. Выход простой: товарищ пообещает, а через год уйдет на заслуженный отдых, и с него взятки гладки. Я помню, как в школе нас учили: в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году наступит коммунизм! Каждая семья получит отдельную квартиру! И никакой платы ни за свет, ни за воду, ни за газ не будет! И трамваи станут бесплатно возить людей, и троллейбусы! Это твёрдо обещает партия в лице Первого Секретаря, дорогого Никиты Сергеевича Хрущева.
До указанного срока рукой подать. Год и три месяца. Ну, и где? Молчат, но ведь как гордо молчат! Никто не смеет спросить, а где они, квартиры и бесплатные трамваи. Не ответят. В крайнем случае скажут, что Хрущев был волюнтаристом, а партия ни при чём. И дадут добрый совет: поскорее забудьте, вам же лучше будет.
— Что будем делать?
— Что обычно, — сказала Ольга, взяла три листка писчей бумаги и раздала — один Надежде, другой мне, третий себе.
И мы коротенько написали предложения: что делать и с чего начать? Каждый своё.
Потом Ольга стала читать. Вслух.
Сначала своё:
«Партия велела, комсомол ответил „Есть“. В новом журнале будет 278 страниц. Читателям объясним, что „по независящим от редакции причинам“. Нет, и объяснять не станем. А отбор сделаем строже, а то повадились писать всякие шпиллеры с рекомендациями ЦК».
От Лисы:
«Альтернативы „Поиску“ у читателя нет. Возьмем в подзаголовок ленинское „Лучше меньше, да лучше“. С указанием автора, разумеется. Сократимся? Да. Но прибыль останется прежней. Следовательно, рентабельность повысится. Мы сможем увеличить и заработок редакции, и гонорары авторов. Переживём!»
И, наконец, моё:
«Не высовываться, не кичиться богачеством. Быть как все!».
Переглянулись.
Единодушие, однако.
1. Подобная история и в самом деле имела место. Журнал «Вокруг Света», очень популярный, с тиражом в два с половиной миллиона, съёжился с 84 страниц в 1978 году до 68 страниц в 1979. Цену оставили прежней. Объяснили как-то невнятно, мол, повысилось качество печати (не повысилось ничуть).
Тираж «Правды» в тот год был одиннадцать миллионов, а коммунистов — около шестнадцати миллионов. Непорядок! Каждый коммунист должен в порядке партийной дисциплины выписывать орган Центрального Комитета КПСС!
Но часто случалось, что в семье было два коммуниста. И даже три. Всё равно давили — каждый! Вы же коммунист, вам что, денег жалко?
Денег было жалко, да. «Правда» выходила семь дней в неделю, без выходных. Умножьте три копейки на триста шестьдесят пять, и получится сумма немалая даже для человека с заработком в сто тридцать рублей минус подоходный (заработок врача с десятилетним стажем). А ведь были ещё и коммунисты пенсионеры, коммунисты инвалиды…
Выход находили: подписывались на месяц и приносили квитанции. Их журили, но не очень, главное — подписались, можно поставить галочку.
Плюс, конечно, розница, библиотеки, парткомы колхозов, совхозов, предприятий, учебных заведений, военных частей и т. п.
Выгодное это дело — партийная дисциплина. Факт.
2. О недопущении произведений, прославляющих капиталистический образ жизни и несовместимых с советской идеологией.
Как пример: газета «Правда», номер 327 за 1978 год.
Глава 5Человек-невидимка и чёрная кошка
«ЗИМ», конечно, отличная машина. Вместительная, просторная, одним видом внушающая уважение. Но «троечка» тоже хороша: лёгкая, отзывчивая, и, что особенно важно, не выделяется. Автомобилей из Тольятти на улицах Чернозёмска во множестве, вот прямо сейчас в поле зрения их два, и среди них я чувствую себя невидимкой. Одним из многих.
Я ехал на «Панночке», одолжил у Ольги. День солнечный, тёплый, комаров нет, чего ещё можно пожелать? Душевного спокойствия? Так я спокоен. Совершенно.
Подъехал к институту. Припарковался рядом с «Волгой» нового преподавателя. Вышел.
Нет, совсем незаметным мой приезд назвать нельзя, обычные студенты на автомобилях в институт не ездят, преподаватели ездят редко, но вдруг кто-то торопился?
Костюм на мне английский, подчеркнуто консервативный, и с двадцати шагов может сойти за отечественный. Из тех, что перешёл по наследству от старшего поколения. В руках портфель, пухлый, что для мединститута дело самое обычное: в портфеле носят учебники, халаты, стетофонендоскопы, бутерброды, да что только не носят в студенческих портфелях.
И очки. Я был в дымчатых очках без диоптрий, не шахматных, а водительских. Рекомендуют носить в солнечные дни, а сейчас как раз солнечный день.
На голове берет. Не очень гармонирующий с костюмом, но сойдёт. Прибалты такие носят, особенно эстонцы. Особенно в кино.
В институт прошёл неузнанным. Ну, я надеюсь. Никто на меня не смотрел, никто руку не протягивал, никто по спине не хлопал.
Комитет комсомола у нас на первом этаже, идти совсем недалеко. Вчера не зашёл, был не готов. А сегодня — самое время.
Открыл дверь.
Девять человек сидели за длинным столом, за главного Евтрюхов, освобождённый секретарь.
— У нас совещание, зайдите позже, — сказал какой-то пятикурсник, культ-массовый сектор. Помнится, весной он подкатывал ко мне с предложением выступить на концерте.
— Я бы зашёл позже, но мне нужно сейчас, — ответил я.
Тут меня узнали.
— Заходите, заходите, Михаил, — радушно пригласил Евтрюхов по праву хозяина. Тут и все зашевелились и даже встали. Показалось, что сейчас запоют хором «к нам приехал, к нам приехал Миша Чижик дорогой», но нет, не запели.
Культмассовый сектор взял стоявший у стены стул и поставил его к столу, мол, присаживайтесь.
Я сел, портфель задвинул под стол.
И все сели. Продолжая смотреть на меня.
— Что может сделать институтский комсомол для нашего чемпиона? — спросил Евтрюхов.
«Не спрашивай, что может сделать для тебя комсомол, спроси, что ты можешь сделать для комсомола», подумал я, но не сказал. Это было бы не вполне тактично. Если человек после окончания института идёт на место освобожденного секретаря, это чаще всего означает, что ему от комсомола что-то нужно. Конкретнее — сделать партийную карьеру. В немалой степени это касается медицины, где первые годы врачебной практики особенно важны. Вылетят, не поймаешь. Значит, и не хочешь ловить.
Евтрюхова я нисколько не осуждаю. Врачей у нас и так больше всех в мире, но количество никак не хочет перейти в качество. Те, кто поёт славу нашей медицине, либо кривят душой, либо никогда не лечил зубы в районной поликлинике. Нет, у нас, конечно, есть замечательные врачи, но порядок бьет класс не только в футболе. И если из Евтрюхова выйдет толковый организатор, это ничуть не хуже, нежели посредственный доктор.
Если.
— Так что же, Михаил? — повторил вопрос Евтрюхов.
Выдержав паузу, я ответил:
— Как ни печально, а пришёл я сюда для того, чтобы уйти.
— Как уйти?
— Согласно уставу, товарищ, согласно уставу. Комсомолец состоит в первичке либо по месту работы, либо по месту учёбы. Увы, в институте я больше не учусь. И не работаю тоже. Так что — я развел руками, чуть-чуть, — так что пришёл сняться с учета.
— Ах, да, — столь же печально ответил Евтрюхов. — Устав есть устав. Леночка, найди нам карточку Михаила.
Леночка, выполнявшая роль секретарши, подошла к большому сейфу и быстренько нашла мою учётную карточку. Слишком даже быстро.
— Вот, Иван Петрович, — сказала она, подавая её Евтрюхову.
Тот стал её внимательно рассматривать.
— Славный путь, славный путь… С какого же числа вас снимать с учета?
— С сегодняшнего, полагаю.
— С сегодняшнего, девятнадцатого сентября… — он сначала посмотрел на календарь, потом опять заглянул в карточку, а потом, будто вспомнив, спросил внезапно: