ет превратились в судьбу, но это уже другой разговор.
Было ясно, что кто-то вмешался в решение вопроса и, судя по составу троицы — не менее, чем первый секретарь ЦК. Это не мог быть Маленков, отношение которого к нашей фамилии было известно. Это не мог быть Берия, в проскрипционных списках которого я имел честь числиться под № 117 (об этом информировал меня зав. отделом административных органов ЦК КПСС Афанасий Лукьянович Дедов, который после ареста Берии был привлечен к разбору его архива).
Более того, летом 1954 г., когда я работал в Ростовском обкоме, неожиданно меня вызвали на ВЧ. Говорил Никита Сергеевич. Вот его слова: «Мы с Булганиным решили, что Вам следует вернуться на работу в Москву. Как Вы относитесь?» Я поблагодарил Никиту Сергеевича и сказал, что готов с полней энергией работать там, куда меня направит ЦК. Однако, по-видимому, не все вопросы решали Хрущев и Булганин: разговор не имел последствий.
Таково предисловие встречи в Крыловской. Станция расположена примерно в ста километрах от Ростова среди чудесных кубанских степей. Я подъехал заблаговременно и оказался на совершенно пустом перроне. Внезапно из будки выскочил железнодорожник: «Вы такой-то?»
— «Да».
— «Что же Вы не сообщили, вот и литер уже идет». Я, разумеется, попросту не знал, кому докладываться, а литер действительно тормозил у перрона.
Открылась дверь. Меня пригласили в салон. Там стоял стол, застланный белой скатертью, на которой не было ничего, кроме маленькой коробочки с лекарствами. За столом в одиночестве сидел Никита Сергеевич, его первая реплика была ошеломляющей:
— Я тоже выступал против Лысенко, был его противником.
Хрущев подробно рассказал, как ему на Украине пришлось вести борьбу за расширение посевов озимой пшеницы и сокращение яровой, поскольку последняя, несмотря на свои высокие качества, дает неустойчивые и низкие урожаи, плохо перезимовывая в южных районах. Позицию украинцев не поддержал Лысенко, подвергнув их критике на страницах печати. Хрущев предполагал, что это выступление Лысенко было инспирировано Маленковым.
Что же изменило позицию Хрущева? По его словам, предложение Лысенко улучшить показатели молочного стада коров путем скрещивания с джерсейской породой. Эти «жирномолочные» джерсейские бычки получили на время широкое признание, благодаря очередному пропагандистскому шуму со стороны Лысенко. Вероятно, против этих бычков нечего возразить. Однако позже я выяснил, что и эта идея не была оригинальной. Попалась мне книга известного русского животновода Е. А. Богданова «Менделизм и теория скрещивания», изданная студентами Московского сельскохозяйственного института еще в 1914 г. Так вот в этой книге рассказано о том, как скрещивание джерсейской породы с красным датским скотом или абердин-ангусами дает прирост жирности в молоке.
Наша встреча продолжалась до прибытия в Ростов, где состоялась немая сцена, почти по Гоголю. На перроне — члены бюро Ростовского обкома. Открывается дверь, и на ступенях вагона мы с Никитой Сергеевичем. То-то было удивление.
Однако до этого нам удалось еще обсудить несколько тем. Одну из них инициировал я.
Было совершенно естественным, что, приехав на работу в Ростов, я сразу же стал знакомиться с научным наследием Н. И. Вавилова, который создал на Северном Кавказе два центра исследований: Отрадо-Кубанскую и Майкопскую станции Всесоюзного института растениеводства (ВИР). По этой проблеме у меня возникла переписка с руководителем ВИРа, академиком Петром Михайловичем Жуковским. Я выражал беспокойство о судьбе вавиловского наследства. Вот что он мне ответил.
Глубокоуважаемый Юрий Андреевич!
Благодарю Вас за доброе письмо. Отлично знаю, что Вы химик и философ, окончив 2 факультета. Но мимолетное знакомство наше состоялось на кафедре генетики у А. Р. Жебрака, Вы тогда ведали Отделом науки ЦК КПСС и интересовались генетикой. Я заведовал кафедрой ботаники в ТСХА. С тех пор совершилось множество событий. Я рад, что Вы стали университетским профессором.
В 1961 г. я добился освобождения от должности директора ВИРа. Работать стало невозможно. Лысенко снова стал Президентом, Ольшанский был Министром. В ВИРе опять вошли в моду завиральные идеи. Мне удалось уйти, и я был рад этому: мне надо было писать. В том же году я сдал рукопись 4-го издания «Ботаники» в издательство «Высшая школа», — она лежит там в холодильнике, ибо в ней упомянуты гены, ДНК, мутации, наличие внутривидовой конкуренции и пр., а в экспертной комиссии сидят «отборные молодцы». Далее, я взялся за 2-е издание своего труда «Культурные растения и их сородичи (систематика, география, цитогенетика, экология и происхождение)». Первое издание было переведено на английский язык и разошлось. 2-е издание я готовил в 2-х томах (80–90 печ. л.). 1-й том закончил и передал «Сельхозгизу». Но его тоже заморозили (боятся цитогенетики). 2-й том ныне пишу и осенью закончу. Таким образом, уйдя из ВИРа, я получил возможность оформить свой долголетний материал. Директором ВИРа, по приказу Ольшанского, назначен был Сизов. Оба они — люди невежественные, бездарные, но ретивые в проведении сегрегации среди биологов.
Таким образом, я теперь не могу влиять на Майкопскую опытную станцию. Туда опять проник Тетерев, пират в науке о плодовых растениях. Хорошего специалиста Ковалева сдали на пенсию. Там нет вдохновителя, нет сплоченного идейного коллектива. Правда, коллекция переносится на новое место, это очень нужная операция, — но с отходом Ковалева дело могут испортить. Лесосады вошли уже в широкую практику. Овощными делами ведает Д. Д. Брежнев, человек грамотный, но с овощами в СССР дело вообще обстоит очень плохо. Если бы Вы поехали на Майкопскую станцию и повидались с Николаем Васильевичем Ковалевым, — он рассказал бы Вам обо всей ситуации. Д. Д. Брежнев бывает там наездами из Ленинграда.
Во 2-м томе своей рукописи я половину посвятил ресурсам плодовых и овощных растений. Мне кажется, я пишу очень нужные, полезные книги, но я дервиш среди нынешних вельмож в биологии. Конечно, я буду добиваться опубликования, ибо я коммунист с 1940 г. и не намерен примириться с произволом околонаучных очковтирателей.
Благодарю Вас за Ваши ценные публикации, за доброе внимание.
С приветом, уважением и пожеланиями Вам здоровья и творческих побед
Ваш П. Жуковский
Мне очень хотелось исполнить завет и пожелание П. М. Жуковского. Тем более, что проблемой «черкесских садов» на Кавказе занимались и Мичурин, и Вавилов. Бывал я и на Майкопской опытной станции.
И при встрече с Н. С. Хрущевым рассказал примерно следующее.
В предгорьях Западного Кавказа, в пределах Краснодарского, Ставропольского краев и Грузии, раскинулись обширные лесосады на площади нескольких миллионов гектаров. Происхождение их двоякое: с одной стороны, здесь растут дикие фруктовые деревья; с другой — одичавшие сады, некогда принадлежавшие черкесам, покинувшим свои селения по разным причинам еще в прошлом веке. В этом уникальном зеленом поясе растут груша, яблоня, алыча, вишня, черешня, кизил, терн, абрикос, а также лещина, грецкий орех, каштан, малина, черная смородина, крыжовник, ежевика и т. д.
Использование всего этого богатства организовано лишь в незначительной степени и носит кустарный характер. Население в горах Западного Кавказа пока редкое, и главными потребителями фруктов и орехов являются, по — видимому, кабаны и медведи, основная же часть плодов каждый год пропадает, покрывая землю толстым слоем гниющей падалицы. Вместе с тем здесь мы имеем огромный резерв снабжения нашего населения фруктами, ягодами, орехами, витаминными концентратами.
Эта фруктовая целина, на мой взгляд, требует пристального внимания и освоения. Очевидно, здесь напрашивается несколько путей:
1) Организация сбора диких фруктов, орехов, ягод в существующих лесосадах. Выработка из них сухофруктов, консервов и витаминных концентратов с использованием портативных средств переработки, учитывая условия бездорожья.
2) Окультуривание диких лесосадов путем их расчистки, прореживания, подрезки деревьев, организации борьбы с вредителями.
3) Использование диких подвоев в качестве основы для прививки на них культурных сортов.
Специалисты-садоводы имеют опыт такой работы и в первую очередь специалисты основанной Вавиловым Майкопской станции ВИРа. Эта станция представляет интерес еще в одном отношении. Она обладает богатейшей коллекцией фруктовых и овощных культур. Там растет 600 сортов яблони, 200 сортов груши, 6000 сортов овощных культур. К сожалению, малочисленный коллектив станции в основном занимается поддержанием и воспроизведением коллекции. В то же время эта коллекция может явиться серьезной базой для внедрения в пашей стране новых сортов плодовых и овощных культур, для широкой селекционной работы в области садоводства и овощеводства. Коллектив располагает интересным опытом по окультуриванию диких садов Кавказа, ему же принадлежит заслуга внедрения культуры чая на северном склоне Кавказа, в Краснодарском крае.
Мне представляется, что настало время освоению фруктовой целины Кавказа придать широкий государственный размах.
Такова была моя речь.
Хрущев внимательно выслушал меня и просил подготовить записку на имя его помощника А. С. Шевченко. Записка была подготовлена, направлена Шевченко. Но каких — либо действий не последовало, да и события приняли уже другой оборот.
Письмо П. М. Жуковского характеризует период «вторичного возвышения» Лысенко. Но этот период был кратким и весьма пестрым по характеру развернувшихся в науке процессов.
После открытия двойной спирали ДНК бурно стартовала молекулярная биология. Генетика превращалась в экспериментальную науку на молекулярно-химическом уровне. Сторонники научной генетики стали держать себя тверже, их уже не очень смущали ответные удары. Так случилось с изданием «Генетики» Лобашова. Многие прежние сторонники Лысенко начали отходить от него еще в период первого торжества. К ним относился проф. В. Н. Столетов. Он был одним из соавторов доклада на августовской сессии ВАСХНИЛ. Но очень скоро стал сомневаться в истинности и своих взглядов, и концепций Лысенко. Прошел недолгий срок, они разошлись, и Столетов помог Лобашову издать «Генетику», заслужив гнев начальства.