«Однако, и правда развлечения на любой вкус».
— Прошу вас немного обождать, — куртизанка мило улыбнулась. — Всего через несколько минут вы забудете обо всех своих тревогах. Кого бы вы предпочли видеть?
— Простите?
— У всех разные вкусы. Кто-то предпочитает людей противоположного пола. Кто-то — своего. Кто-то — что-то в промежутке, или же нечто особенное…
— А, вот вы о чем. Противоположного.
— Как я и думала, — она неуловимо грациозным движением скользнула в его личное пространство и провела пальцами по шее. — Вы носите форму гвардейца… но вы не солдат, нет. Я думала, что знаю о мужчинах все, но не могу понять, кто вы.
— Это так важно?
— Конечно. Как к замку подходит единственный ключ, так и каждую душу может раскрыть лишь единственное неповторимое наслаждение. Скажите, о чем вы мечтаете горячее всего?
— Моя мечта абсолютно несбыточна и я знаю это, — ответил Вертер, думая о Земле. Не о Святой Терре, а об оставленной в далеком прошлом Земле. — Сможет ли обещанное вами наслаждение затмить ее?
— Не знаю. Но мы очень постараемся.
Куртизанка запечатлела на его щеке мимолетный поцелуй, и вот тут-то у Вертера, образно говоря, встала дыбом шерсть на загривке. Не от поцелуя, конечно, и даже не от будоражащего кровь аромата духов. За нотками изысканного парфюма и женского тела он уловил запах знакомый до ужаса. Запах неописуемый, похожий на резкое дуновение ледяного воздуха в жаркий день. То был запах варпа — такой же, как тогда в трюмах. Долгие лекции Германа не прошли даром, и лишь усилием воли Вертер не позволил себе немедленно выхватить револьвер.
Куртизанка скрылась за тяжелыми дверьми, а киборг лихорадочно соображал, что же теперь делать. Первую и самую, казалось бы, мудрую идею — немедленно бежать подальше — он отмел после быстрого рассмотрения. Прежде, чем сваливаться на голову инквизиторской свиты с паническими воплями, нужно понять, что тут происходит, и откуда взялось касание Имматериума. Это не лишенные света заброшенные палубы, где просачивающиеся через поле Геллера эманации варпа уродовали беглых рабов по образу их деградировавшего мышления. Вероятно, он просто зря паникует, и все дело в том, что эта красотка — псайкер, латентный псайкер, в котором психические силы еще только дремлют.
«Но ведь Герман говорил, что псайкана проявляет себя обычно в юном возрасте… а сколько лет ей?»
Есть и другой вариант. Из наставлений псайкера он помнил, что в варпе обитают существа из мыслей и чувств, и некоторым из них особенно испорченные люди поклоняются как богам. Всего таких, богоподобных, четыре, и Герман именовал их витиеватыми, почти поэтическими эпитетами: Собиратель Черепов, Властелин Разложения, Архитектор Судеб и Принц Наслаждений. Тогда Вертеру эти поучения показались чушью. Как ни старался, он не мог со всей серьезностью воспринимать речи о богах, молитвах, ритуалах и прочей религиозной шелухе, налипшей на действительность. Теперь же в его уме постепенно складывалась единая картина. Он вспомнил и слова архивариуса Торрента, первым распознавшего его скепсис, и утверждавшего, что Темные боги — вполне реальны, как реален Император: единственный, кто способен защитить от них.
— Серьезно, в это вселенной осталось хоть что-нибудь безопасное? — пробормотал он уныло, даже не обращая внимания, что говорит по-русски, а не на готике.
Дать ответ на этот вопрос было некому, поэтому Вертер решил изучить будуар более детально. К его удивлению, двери не были заперты снаружи. Поворотного механизма под кроватью, который бы отправил незадачливую жертву в подвал, тоже не обнаружилось. Правда, под простынями нашлись тонкие цепи с кандалами, но вряд ли они предназначались для пленения. Бутыли на полках оказались наполнены какими-то ароматными маслами, вероятно, предназначенными для массажа и использования в качестве духов. Стянув перчатку, Вертер кончиками пальцев попробовал воду в бассейне, но те не спешили растворяться или коррозировать, а тактильные рецепторы в них попросту отсутствовали. Может, и правда все только кажется? Может, не стоит быть настолько подозрительным, и всюду видеть угрозу?
Он вернулся к кровати и присел на край. Тоска по живому телу, унявшаяся было за прошедшие с аугментации годы, вновь пробудилась в нем с неожиданной силой. Что толку с силы, позволяющей поднимать вес в разы больше своего, если тебя больше нет кожи, способной ощутить прикосновение этого шелка? Какой прок от скорости, превышающей все мыслимые пределы, если холодные бионические руки уже никого никогда не смогут обнять по-настоящему, не подарят живого тепла и не почувствуют его? Стоят ли когнитивные способности, позволяющие просчитывать траектории пуль, кастрации эмоций, столь необходимых человеческой психике?
Вертер вспомнил первые недели после первой операции. Вспомнил боль и агонию, сопровождавшую процесс приживания имплантов. Он тогда никак не мог взять в толк, являются ли эти манипуляторы из металла и пластика продолжением его, или же его «я» ограниченно лишь обрубком живой плоти. И постепенно это непонимание трансформировалось в вопрос, извечно терзавший философов.
Что значит «быть человеком»?
«Ну надо же, до чего докатился, — подумал Вертер отстраненно. — Сижу в роскошном инопланетном борделе и предаюсь философскому самоедству. Я вроде развлекаться пришел. Где обещанные наслаждения?».
Будто повинуясь его мыслям, двери будуара отворились и внутрь даже не вошли а впорхнули три девушки. Все трое были почти обнажены, все несли в руках подносы с кувшинами, вазочками, полными диковинных плодов и незнакомых десертов. И, что еще важнее, вместе с ними комнату словно затопила теплая волна предвкушения и возбуждения. Вертер встал с кровати, и почувствовал, как его рот расплывается в глупой улыбке. Все тревоги и проблемы показались далекими и ничтожными. Как можно было вообще грузить себя всякой заумной ерундой, когда галактика скрывает столько бесчисленных ощущений и переживаний, которыми можно наслаждаться вечно?
— Добро пожаловать в «Шесть цветков», — прощебетала одна девушка. Она ловко поставила на стол поднос с напитками и буквально обвила собой киборга.
— Для гостей с других миров у нас особый сервис, — подхватила другая, водрузив рядом с напитками фрукты и прилипая к Вертеру с другого боку.
— Не ограничивайте себя ни в чем, дайте волю своим самым потаенным желаниям, — пропела третья, проводя ладонью по его груди. — Вы отважный воин, раз носите под одеждой броню? Давайте снимем ее, иначе это смажет удовольствие.
«Это не броня, это моя обшивка», — хотел было сказать Владислав, но язык его уже не слушался. Его сознание тонуло в приторном дурмане, руки словно сами собой обнимали талии куртизанок, и лишь самым краем разума он еще смог отметить, что одежды на них нет вообще, лишь искусно нанесенные на кожу узоры, создающие видимость оной. Напряжение в промежности было невыносимым, оно причиняло боль, требуя немедленно сорвать паховый щиток и ринуться в бой. Он обонял бесчисленные ароматы, чарующие и отвратительные, но одинаково притягательные. Слышал шепот куртизанок, словно идущий отовсюду и в равной мере звонкий и шипящий, звучащий на тысячу разных ладов. По лицу и шее скользили пальцы, вызывая ощущение одновременно боли и наслаждения. Может, разыгралось воображение, но он почти чувствовал прикосновения к своим бионическим частям.
У Вертера не было сил сопротивляться этому затягивающему водовороту, да и желания, в общем-то, тоже. Впервые за очень долгое время он, казалось, нашел место, где ему по-настоящему хорошо.
Это ведь приятнее, чем униженное служение под страхом смерти?
«Ага, есть такое».
Ты хочешь, чтобы наслаждение не прекращалось?
СЛА
«Возможно…»
Отрекись от мертвого Императора, преклонись перед Темным Принцем.
А
«Преклониться… перед кем?»
Перед Развратником. Перед Принцем Наслаждений.
НЕШ
«Я… — Вертер почти был готов согласиться, но в голове всплыла неожиданная, спасительная мысль. — Я не преклоняюсь ни перед кем».
Твоя гордость восхитительна. Просто отдайся пороку без остатка, отдай всегда себя, и ты вознесешься так высоко, как и мечтать не смел. Неисчислимый чувственный опыт, страдания и удовольствия в своем абсолютном воплощении. Не об этом ли мечтаешь ты, заключенный в тюрьму из металла, лишенный возможности по-настоящему наслаждаться жизнью?
«Я мечтаю…»
В темной трясине экстаза, в которой тонул разум Вертера, словно вспыхнуло крошечное солнце, такое же яркое и нестерпимо обжигающее. Оно не приносило удовольствия, даже наоборот, причиняло адскую боль, но именно его касание позволило немного стряхнуть оковы и овладеть собственными мыслями.
«У меня нет мечтаний, у меня осталась лишь тоска по дому, — подумал он, набирая уверенность с каждым мгновением. — По дому, в котором жили ради созидания, а не непрерывной стимуляции центра удовольствия в мозгу. Мне сказал один человек, что хочет подарить людям звезды… но нельзя принять такой дар, предаваясь гедонизму. Это мне сказал… кто это сказал…».
Вертер распахнул глаза. Яростный жар солнца внутри него облизывал пламенем внутренние органы, выжигал чуждые мысли из разума, вместе с электрическим током бежал по церебральным схемам и искусственным мышцам. И пробужденный этим мучительным светом, он наконец увидел, что на самом деле происходит вокруг.
Он лежал на кровати, свесив ноги на пол. Три жрицы любви стащили с него одежду и даже ухитрились снять паховый щиток, единственный закрепленный не винтами. Они облепили его со всех сторон так, что он слышал их жаркое дыхание у самых ушей. Ладно, это было еще терпимо. Но совсем рядом со своим лицом он увидел громадную клешню, похожую на крабью. Ее кончик медленно блуждал по виску и щеке, оставляя глубокие разрезы, из которых на простыни текла кровь. Чуть опустив глаза, он увидел живот лежащей рядом с ним девушки, на котором разевалась солидных размеров пасть, безгубая, но зубастая и с длинным языком, похожим на щ