«Эй, Император! — подумал он шутливо. — Вот видишь, все кругом думают, что я твое доверенное лицо. А ты сам-то что думаешь? Да ничего ты не думаешь, ты же все равно что мертвый. Мне отец рассказывал, что одного правителя тоже вот так после смерти в мавзолее в центре столицы положили и полтора века не трогали, а как вынесли — так и конец стране настал. Ну, хоть намекни как-нибудь, что еще помнишь про своего бывшего сотрудника».
Ответа, как всегда, не последовало.
Вертер пожал плечами, перевернулся на бок и уснул.
Глава 20
Еще пару недель спустя
Если бы кто-то еще пять лет назад сказал Алисии Боррес, как повернется ее жизнь, она бы рассмеялась ему в лицо. Об Инквизиции она знала столько, сколько полагалось знать при ее должности — то есть ничего, кроме того, что носителю инсигнии следует повиноваться беспрекословно, ибо он прямой исполнитель воли Императора. Она точно знала, как будет развиваться ее жизнь и карьера, знала свое место в мире, и совершенно точно знала, что Император всесилен, власть его вечна и благодатна, а зловредные чужаки — детские страшилки. Теперь она сама носила на своей руке татуировку в виде литеры «I» с черепом посередине — своего рода клеймо, потому что, в отличие от Арбитрес, слуги Инквизиции в подавляющем большинстве уходили в отставку посмертно. И все отчетливее понимала, что не знает ничего вообще.
То был великий груз, выдерживать который было тяжело, и в то же время, великая честь, сносить которую было еще тяжелее. Алисия продолжала считать, что не заслужила места в свите. Ее умения и таланты еще в бытность арбитром не возвышали ее над сослуживцами. Она не выделялась психической мощью или пылкостью веры, не была прирожденным бойцом, не блистала гениальным интеллектом. Он была хороша в своем деле — но не более.
Но каждый человек имеет свое место в божественном порядке Императора, и место Алисии оказалось здесь. Небольшая, но отдельная каюта — само по себе признак привилегированного положения в тесноте боевого корабля. Здесь не было места для роскоши и вообще сколько-нибудь разнообразной обстановки. Кровать, сундук для небогатого личного скарба, стойка с оружием, стойка для брони да икона Императора на стене — вот и все. Агенты Трона не привязывались к вещам.
— Пять тронов за твою первую мысль.
Влад сидел на краю узкой, малопригодной для двоих койки, с той расслабленной непринужденностью, которая была свойственна только людям ослепленным уверенностью или же обреченным на смерть. Его глаза были прикрыты, а аугментика выставлена на обозрение. Алисия отвела взгляд.
— У тебя пресса нет.
— Технически, он есть, — Влад хихикнул. — Только его не видно.
Перед глазами Алисии на подушку упала монета. Она прокатила ее на пальцах и принялась рассматривать. Это была монета обычного в субсекторе образца, которую чеканили на всех мало-мальски развитых планетах по утвержденным Администратумом клише. Конкретно эта, судя по клеймам на ребре, происходила с промороженного насквозь мира, название которого в памяти женщины не отложилось, но который запомнился ей городами под защитными куполами, под завязку набитыми клерками, и титаническими инфохранилищами, чьи машинные духи обожали низкие температуры.
— А теперь твоя мысль, за ту же ставку, — сказала она и бросила монету обратно.
Влад взял ее из воздуха двумя пальцами, у самого лица. Взял, а не поймал, таким ленивым и небрежным казалось движение. Алисия уже знала, насколько обманчиво это впечатление.
— Прятать такую задницу под броней — расточительство.
— Мало того, что дикарь, так еще и пошляк, — арбитр подтянула на себя одеяло.
— Я предпочитаю формулировку «обезоруживающая прямота». Что до пошлостей, я заметил в современной культуре острый недостаток юмора и здорового секса. Сплошной надрывный пафос, безвекторная ненависть и превозмогание трудностей, половину из которых сами же и создали. Неужели от смеха тоже какое-то зверье в варпе заводится?
— А смех чем-то так ценен?
— Конечно! Когда ты в отчаянии, когда кругом мрак — смейся. Когда смешно, тогда не страшно, — Вертер отрешенно поднял глаза к потолку. — Вас учат ненавидеть врага, и на первый взгляд это верно, потому что ненависть является мощным стимулом к действию. Но она бьет по вам так же, как по тем, кого вы уничтожаете, сжигает изнутри, оставляя лишь полную пустоту.
— Когда мы сражались недавно, ты не ненавидел еретиков?
— Нет. За что? Я берегу свою ненависть для кого-то равного, а они пали настолько низко, что утратили право зваться людьми. Это по-настоящему печально: видеть, во что может превратиться человек, утративший самоконтроль.
— Странный ты, — пробормотала Алисия.
— Это взаимно.
Арбитр промолчала, хотя тишина не наступила. На корабле никогда не бывало тихо, даже «ночью». Гудение электропроводки, глухой гул вентиляции, низкий рокот двигателей — все они складывались в своеобразную симфонию, милую слуху любого, в чью жизнь плотно вошли межзвездные перелеты. Если слышишь шум, значит все работает. Значит, все в порядке.
И все было в порядке. Пока. Через несколько часов «Таласа Прайм» вырвется из объятий варпа в точке назначения, и одному Императору ведомо, что ждет их там. И как всегда, Алисию грыз изнутри страх. Она успела повидать достаточно, чтобы иметь представление о бесчисленных опасностях, таящихся во тьме космоса, и знала, что есть вещи намного хуже смерти.
— Тебе не страшно? — спросила она, уже догадываясь, каким будет ответ.
— Что за дурацкий вопрос, — фыркнул Влад. — Конечно же, мне страшно. Раньше я думал, что из меня вырезали это чувство, но оказалось, что не до конца. Когда варп вышвырнул меня в забитый генокрадами трюм, я бы обгадился от страха, если бы мой кишечник был полон. Примерно те же ощущения были, когда я обнаружил, что почти обесчещен тремя мутантами. О прелестнейшей компании на протяжении нескольких десятков тысячелетий я вообще молчу. А к чему такой вопрос? Думаешь, что я струшу и всех подведу?
— Нет, я так не думаю. Просто… а, забудь.
— Тебе самой страшно, и ты хочешь убедиться, что не одна такая.
— Прекрати читать мои мысли. Одного псайкера у нас к отряде более чем достаточно.
— Не тебе волноваться из-за страхов. Я видел, как ты действуешь в бою. Быстро соображаешь, не суетишься, стреляешь точно. Благодаря этому ты еще жива, и лучше бы тебе продолжать бояться, если хочешь выживать дальше. Я знаю, что тебя не к такому готовили, но ты отлично справляешься, как мне кажется.
— ….
— Только не надо делать такое лицо.
— Все-таки, ты меня бесишь.
Влад беззвучно рассмеялся.
— Вот это тебя и отличает. Ты пока еще живая.
— А остальные нет что ли, — Алисия слегка пихнул его ногой в бедро.
— Остальные… будто пеплом присыпанные. Что Айна, что Джей… они слишком много повидали, больше, чем может вынести человек. Вдобавок, они родились на таких мирах, которые сами по себе иначе как адом не назовешь.
— А Герман?
— И Герман. И даже Тор. Я долго не мог понять, что с ними не так, думал, это из-за того, что оба псайкеры. Но на самом деле они просто ни на что уже не надеются. Они уверены, что их действия приведут лишь к локальным улучшениям, но продолжают рвать жилы и сражаться не щадя себя, потому что если они не будут этого делать, то станет еще хуже.
— Думаешь, я этого не осознаю?
— Думаю, что ты еще не сломалась. Я, кстати, все спросить хотел, а как ты вообще попала в Инквизицию?
— А, это была довольно дурацкая история, если честно, — Алисия дернула плечами, вспоминать о том случае ей было не особенно приятно. — Я была арбитром, и формально им все еще являюсь. Служила на планете Провинс Тета, субсектор Гарвалар. Вряд ли тебе название этой дыры что-то говорит.
— Вообще-то говорит, недаром я штаны в архивариуме протираю. Это сравнительно юный мир, колонизирован три тысячи лет назад, во время Светоносного крестового похода, возглавляемого Лордом-милитантом Латимоном ван Аквайром. Классифицирован как мир-улей в 429.М41, основная специализация — производство продукции гражданского назначения, в основном топлива и различных промышленных реактивов. Ну и так далее.
— Тогда ты имеешь представление, чем этот мир является на самом деле. Иногда мне кажется, что запах Провинса въелся в меня настолько, что уже никогда не выветрится. О степени загрязнения и говорить не приходится. Регулярные рейды арбитров по подулью были не прихотью, а необходимостью, чтобы плодящиеся там мутанты не лезли на обитаемые уровни. Вот тут мне и не повезло. Мы думали, это будет обычная вылазка, довольно опасная, но более-менее привычная. У нас было защитное снаряжение, оружие, в достатке патронов, нас сопровождала бронетехника. Но из-за ульетрясения пришлось сойти с известного маршрута, и вся наша группа на полном ходу въехала в здоровенный улей хрудов.
— Ох… судя по тому, что я читал про них, ничем хорошим это не кончилось.
— И не говори. Видел когда-нибудь, когда человек за несколько минут стареет на пятьдесят лет? Как новенькая «Химера», только что с завода, рассыпается в ржавую труху? Молись, чтобы никогда не увидеть. Тогда в подулье спустилось три сотни арбитров, но вернулось меньше десятка.
— Но ты каким-то образом выжила.
— Таким же, как и остальные. Я замыкала строй, и энтропийное поле меня не коснулось. А потом мы просто удирали со всех ног, и отстреливались на бегу. Полегли бы вообще все, но когда хруды почти добрались до нас, объявился господин инквизитор, а с ним полроты Астартес из ордена Странствующих Десантников. Крупно повезло, что они именно тогда остановились в системе Провинс для дозаправки. Они зачистили все меньше чем за полдня, потеряв одного бойца. А я… — невольно Алисия содрогнулась. — Меня тогда должны были расстрелять.
— За что?
— Ну… для меня встреча с ксеносами была шоком. У меня на глазах заживо сгнило три сотни человек. Я… усомнилась в Императоре. Сказала прилюдно, что он нас оставил, что мы ему безразличны.