– Почему фокус? У меня действительно спустило колесо, и я…
– Милая, – Дмитрий смотрел на меня чуть прищурившись, продолжая улыбаться, – я осмотрел место разрыва. Впечатление такое, что по резине полоснули ножом. Ты бы просто не доехала до стоянки на таком колесе.
Я почувствовала, как по спине ползет холодок. Он видел меня почти насквозь, и это становилось опасным. Весьма опасным. Неизвестно, кто из нас охотник, а кто дичь.
«Тем слаще будет успех», – повторила я про себя, как заклинание, и вызывающе улыбнулась.
– Хорошо, ты прав. Я сделала это нарочно. Ты мне действительно понравился.
– Могла бы так меня не затруднять, – проговорил Дмитрий весело. – Да и колеса жалко.
– Черт с ним. – Я махнула рукой.
– Верно, – согласился он. – Хочешь выпить?
– Не откажусь.
Он достал из бара начатую бутылку «Мартини». Мы выпили по бокалу и как-то само собой оказались на диване. Его руки легли мне на талию, потом переместились ниже.
Дмитрий снова поцеловал меня, на сей раз настойчивее, продолжая с силой прижимать к себе.
– …Раздевайся.
Переход был таким неожиданным и грубым, что я невольно опешила. Отшатнулась от Дмитрия, вскочила с дивана. Он не удерживал меня, сидел с непроницаемым лицом, наблюдая за мной.
– Ты говоришь со мной как с проституткой.
– Ты и есть проститутка, – произнес он спокойно.
– Нет. Это неправда. Я…
– Знаю, что хочешь сказать. Ты – студентка иняза, твой папа – певец, и так далее.
Я смотрела на него с ужасом. Похоже, эта акула оказалась мне не по зубам и собиралась накормить меня моей же собственной наживкой.
– Ты… не веришь мне? – спросила я наконец.
– Почему? – На лице Дмитрия отразилось искреннее удивление. – Верю. Но все вышеперечисленное отнюдь не мешает тебе быть проституткой. В душе, так сказать.
– Я могу уехать, – проговорила я обиженно.
– Не советую. На подъезде к Москве сейчас жуткие пробки. Потеряешь кучу времени. Если мои слова тебя оскорбили, я готов извиниться. – Он поднялся, подошел ко мне и поцеловал мою руку. – Прости, Лида. Я дьявольски устал за сегодняшний день, если и ляпнул что-то, то не со злости, а оттого, что голова плохо варит. Прости и не сердись.
У меня немного отлегло от сердца. Я кивнула:
– Чего уж. – Улыбнулась и спросила: – Мы что, так и будем стоять здесь и выяснять отношения?
– Нет, конечно, – смутился Дмитрий. – Вообще, не знаю, что на меня нашло. Надо было давно увести тебя отсюда.
– Куда?
– В моем доме есть комнаты поуютней. – Он усмехнулся и взял меня за руку. – Пошли покажу.
Я послушно двинулась за ним, благодаря бога, что все обошлось и, кажется, наступает момент, который должен намного облегчить наше общение.
Я не ошибалась. Дмитрий провел меня через широкий коридор в спальню. Окна были занавешены плотными, тяжелыми портьерами. Темнота и интерьер, очевидно, подействовали на него возбуждающе: едва переступив порог, он принялся с остервенением срывать с меня одежду. В мгновение ока на мне не осталось ровным счетом ничего, я очутилась распластанной среди мягких пуховых подушек и одеял.
Сдержанность Дмитрия как ветром сдуло. Такого страстного до одержимости любовника я, пожалуй, не встречала за все пять лет своих похождений. В какой-то миг мне стало не по себе, захотелось вырваться из его объятий, убежать, скрыться.
Однако я терпела, стараясь во всем подчиниться воле Дмитрия, угадать его тайные желания и удовлетворить их…
Когда все закончилось, у меня не осталось сил, чтобы вздохнуть, не то что вести разговор о деловых бумагах и расписках. Дмитрий ровно и сонно дышал мне в щеку, и я чувствовала, как сами собой закрываются глаза.
«Утро вечера мудренее», – мелькнуло у меня в голове, и это была моя последняя сознательная мысль. Дальше все погрузилось во мрак сна.
Дмитрий разбудил меня рано утром.
– Просыпайся, милая, завтрак готов.
Я с трудом разлепила веки. Казалось, еще глубокая ночь: шторы так и не были раздвинуты, комнату освещала яркая люстра.
– Который час? – протянула я сонно, потягиваясь под одеялом.
– Восемь, моя дорогая. Уже восемь. В девять тридцать я должен быть в центре Москвы, на Таганке. – Дмитрий широко улыбнулся, показывая великолепные зубы, вполне годящиеся для рекламы стоматологической клиники.
Меня точно подбросило на кровати. Значит, через сорок минут мы покинем коттедж, а я так ничего и не выяснила о расписке!
Дмитрий сочувственно наблюдал за моими попытками пробудиться окончательно.
– Собственно, можешь не вставать, – произнес он снисходительно.
– Как это? – От удивления я застыла с колготками в руках.
– Так. Тебе вовсе не обязательно уезжать сегодня. Если говорить откровенно, я мечтал бы вечером увидеть тебя здесь. Поэтому оставайся.
– Одна? У тебя в доме?
– Я буду отсутствовать лишь полдня. Улажу кое-какие дела и вернусь. Займись чем-нибудь интересным, не скучай.
Я не верила своим ушам. Он словно сам лез в ловушку, поступая так, как мне было необходимо.
Я решила на всякий случай проверить Дмитрия, действуя его же методами:
– А ты не боишься, что я обчищу твои хоромы?
Он привычным жестом слегка склонил голову, секунду поразмыслил, а потом твердо произнес:
– Нет, не боюсь.
– Откуда такая уверенность? – Я внимательно следила за его лицом, надеясь, что оно отразит тайные мысли Дмитрия, если таковые имеются.
Он усмехнулся.
– Ты не за этим сюда шла.
И снова мне почудился в его словах некий двойной смысл.
– Ты прав, – проговорила я, стараясь сохранять хладнокровие и глядя в глаза. – Меня привела сюда любовь.
Мгновение мы смотрели друг на друга в упор, словно состязаясь в том, кто точнее разгадает в невинных и шутливых фразах намеренно скрытый подтекст. Потом Дмитрий нагнулся и поцеловал меня – в этом было гораздо больше нежности, чем накануне вечером.
– Спасибо тебе, Лида, – произнес он очень серьезно. – За все спасибо. За вчерашний день, за минувшую ночь. И за эти слова – такое не забывается.
– Возвращайся скорей, – попросила я, – иначе мне будет тоскливо.
– Я постараюсь, – пообещал Дмитрий.
Он еще раз поцеловал меня и вышел. Было уже двадцать минут девятого.
Через пятнадцать минут я через окно холла провожала взглядом выезжающий со двора «БМВ». Автомобиль скрылся за кирпичными воротами. Я на всякий случай выждала минут десять, затем подошла к входной двери и заперла ее на ключ.
Дом был в моем распоряжении. У меня имелось часов шесть для того, чтобы полностью обыскать все комнаты и обнаружить расписку. Я почти не сомневалась, что начинать нужно с верха. Нижние помещения были мной хорошо изучены. Справа от вестибюля находилась просторная столовая, слева бильярдная, а за ней спальня.
Кабинет, если таковой в коттедже имелся, должен был располагаться на втором этаже. Я выпила чашку кофе, подкрепилась гренками, поджаренными для меня Дмитрием, достала из кармана куртки перчатки из тончайшей лайки и двинулась на поиски.
Меня беспокоило, что вход на второй этаж может оказаться закрытым. Однако волновалась напрасно – путь был свободен.
Я зашла в квадратный холл, вдвое меньший нижнего. Вдоль его стен были расставлены мягкие банкетки, между ними находились четыре двери.
Толкнув одну из них, крайнюю, я очутилась в небольшой светлой комнате, широкие подоконники которой были уставлены горшками с цветами. Из мебели в ней оказались лишь диван, два кресла и широкий шкаф-купе.
Надев перчатки, чтобы не оставить следов, я отодвинула зеркальную дверцу шкафа и увидела ряды полупустых полок. В другой секции на плечиках висело несколько костюмов и пара пиджаков. Расписки среди них быть никак не могло.
Я аккуратно закрыла шкаф и направилась в соседнюю комнату. Едва я заглянула вовнутрь, как меня охватило радостное возбуждение: это было то, что я искала!
У окна стоял широкий письменный стол, в углу строгий офисный шкаф. А главное, в другом углу на низенькой этажерке красовался маленький несгораемый сейф.
Уговаривая себя не спешить, я приблизилась к столу, выдвинула поочередно один за другим три боковых ящика. В верхнем из них стопкой лежали брошюрки по производству и реконструкции геодезических приборов, в среднем – толстая пачка стодолларовых купюр, перевязанная красной бечевкой, и папка с договорами от различных фирм.
Нижний ящик вообще оказался пуст, если не считать конверта с корешками от квитанций за коммунальные услуги.
«Правильно, – отметила я про себя, – Дмитрий не тот человек, чтобы хранить ценные бумаги в столе».
Для очистки совести я проглядела и шкаф, но тот был полон каких-то непонятных чертежей, пыльных томов по экономике, свернутых в трубочки старых календарей и прочего хлама.
Тогда я наконец решилась подойти к сейфу.
Серая сталь холодно поблескивала под пробивающимися в комнату солнечными лучами. На всякий случай я повернула ручку – дверца не поддалась. Я заглянула в ячейки – там значились четыре ноля.
Почему-то я не сомневалась, что Дмитрий не мог придумать код наобум Лазаря. Стремление мыслить логически должно было заставить его привязать набор цифр к некоему важному жизненному событию. Самое простое, что могло прийти в голову, – код совпадает с годом рождения Дмитрия.
Сколько ему может быть лет? Сорок? Сорок пять? Во всяком случае, не больше: об этом говорит и отсутствие крупных морщин на лице, и единичные седые волосы, и физическая форма. Стало быть, год рождения Дмитрия установить несложно.
Я мысленно пожелала себе удачи и принялась выбирать цифры в ячейках. Каждый раз, набрав нужное число, я пробовала открыть дверцу, но все безрезультатно. Потерпев неудачу во всех вариантах, я наугад расширила возможный набор как с одной стороны, так и с другой. Однако это ничего не изменило. Значит, код сейфа не связан с возрастом Дмитрия. Тогда с чем же? С чем?
Может быть, это номер его теперешней машины? Я помнила его наизусть, еще со слов Толика.