– О нас? А нам-то че стрематься? – в голосе Киры звучала паника. – Лиз, ты ж говорила, мы сделали все, что могли…
– Да сделали, сделали, тупая кляча. Все, что могли. Я беспокоюсь о завтрашнем дне. Мы отдали бы им Фаму-Как-Там-Дальше и Дэйва Мудилу Чэппла, но Элли, падла, Читэм смешала нам все карты, чего непонятного? Все, что мы теперь можем Им дать, – это клятые свиньи да овцы.
– Ну мы ж их давали раньше.
– Так то, Кирочка, было раньше. Они всю ночь резвились в Барсолле, так? Поди свинки да овечки сраные им уже приелись.
– Дык можно… – Кира осеклась. Повисло долгое молчание.
– Дык можно что, Кира Лукас? – осведомилась маманя.
– Не бери в голову.
– Выкладывай, не стесняйся.
– Да я чисто тут подумала… раз ты считаешь, что деваться некуда… всегда есть Джесс. А еще лучше – ее щенок. Один хрен он урод… да и дебил, наверное.
Последовало молчание, но отнюдь не гневное. Джесс знала тишину в этом доме не хуже, чем шум; маманя не онемела от самой идеи, она обдумывает.
Джесс взлетела наверх, уже не заботясь о том, слышно ее или нет. Даже не стала ждать, что ответит маманя, не это самое страшное. Нет, хуже всего другое: когда Джесс, забеременев, заикнулась о том, чтобы не оставлять ребенка, то от затрещины улетела на середину комнаты; а теперь, когда она прошла через все муки вынашивания и вынянчивания, у Киры повернулся язык предложить на съедение малютку Джоэля, не говоря уже о самой Джесс… и маманя над этим всерьез задумалась.
Попробуйте, ублюдки. Только, сука, попробуйте!
Оказавшись в комнате, Джесс закрыла дверь, заперла на засов и задвинула комод на место. Вспомнив еще кое-что, она выдвинула ящик и стала рыться в нем, пока не нашла то, что искала: один из патронных ножей Тони. Она открыла его и села на кровать, положив руку на колыбельку Джоэля.
На какое-то время она впала в оцепенение.
А потом чувства вернулись.
Сначала гнев.
Потом ненависть.
И наконец – медленно, нерешительно, но неуклонно, потому что ненависть прочистила Джесс мозги и впервые в жизни пробудила в ней желание сделать кому-то больно, – она начала составлять план.
20
Несмотря на работающий обогреватель, холод все равно проникал в салон «Лендровера», и Том Грэм был рад, что укутался потеплее. Вязаная шапчонка казалась ужасно тонкой и ни на что не годной; жаль, что Элли не забыла в машине свою кагэбэшную ушанку.
Над Верхотурой хмурилось небо, и лишь приглушенный вой ветра да шипение радиопомех нарушали тишину: сигнала не было даже здесь. Еще не наступили сумерки, но об этом нельзя было догадаться: тучи и снегопад отрезали последние лучи света. Ветер достиг уже штормовой силы, а снег валил стеной, налипая на лобовое стекло быстрее, чем дворники успевали его сметать.
Элли была права насчет Мэтлока; при одной мысли о том, что придется ехать обратно в Барсолл, у Тома вспотели ладони, а попытка добраться до Курганного подворья, промедли они достаточно, была бы равносильна подвигу камикадзе.
Они вытащили детей, и это главное. Элли и остальные. Одна дырка в ее меховой шапке – вот и весь ущерб, хотя Берт Эннейбл устроил пальбу, так что одному Богу известно, что случится, когда Харперы обратятся с жалобой к первому медику «скорой», который до них доберется.
Ладно, официально Том находился дома по состоянию здоровья, а рейд организовала Элли – со всеми вытекающими, хорошими и плохими. И все-таки он тут, на Верхотуре, с нерабочей рацией – от почтового голубя было бы больше толку! – вносит свою лепту.
Пожалуй, пора бы в самом деле завязывать. В позапрошлом году пятьдесят пять стукнуло, на пенсию наработал. Уйди он на покой прямо сейчас, платить будут меньше, но здоровье-то не купишь, верно?
Барсолл всегда был тихой гаванью. Простая жизнь. Если не считать Харперов. Только нынче они совсем распоясались. Чуть не устроили перестрелку в стиле Дикого Запада. Может, Пол Харпер варит мет? От него у людей крышу сносит. Эдак тут будет Америка – психи с пушками на каждом шагу. Нет уж, благодарю покорно. Он уйдет на пенсию и вместе с Тельмой будет жить-поживать, по возможности подальше от всего этого бедлама. Насколько это вообще возможно в наши ублюдские дни.
Что ж, он обсудит это с миссис, когда все закончится. А пока он остается копом. Может, и не из лучших (о, он знал, что о нем думает Элли, равно как и остальные: что он всего лишь калиф на час, не видящий дальше своего носа, – и возможно, они правы), но это все же его работа, а халтурить Том не привык. Сколько раз он в такую же погоду шатался по вересковым пустошам в поисках заплутавших туристов. Помогал им добраться до дому, извлекал замерзшие трупы. Сколько раз такое бывало! Каждую чертову зиму какой-нибудь бедолага окочурится… И ладно бы одни туристы, так беда не обходила стороной и местных вроде Тони Харпера. Рано или поздно они допекают, все эти смерти. Въедаются в душу. Но он не трус и не халтурщик. Он взял королевский шиллинг[9] и поставил свою подпись. Контракт, сделка, клятва – называйте как хотите.
Так что он внесет свой вклад. Поторчит здесь еще немного – и обратно в Барсолл. Поглядеть, какие игры затеет Элли на этот раз.
И поддержать ее. У него нет выбора. Она предложила ему выход, и он им воспользовался, но это был выход для трусов, и Том это знал. Он вернется и поможет как сумеет. Если им предъявят что-то за Курганное подворье, он примет это, потому что это зона его ответственности. Он возьмет все на себя, а Элли пусть принимает все похвалы и награды. Она их заслужила.
Еще пять минут, и пора в обратный путь. Он уже достаточно долго проторчал здесь, не услышав даже шепота в ответ. Еще пару раз – и шабаш.
– Мэтлок из Сьерра-четыре-пять, срочный вызов, прием. Мэтлок из Сьерра-четыре-пять, срочный вызов, прием.
Ничего. Только шум помех, такой же смутный и неясный, как снежная мгла.
К черту эти пять минут, хорошенького понемножку. Он повернул ключ в зажигании, и фары вспыхнули.
Впереди что-то зашевелилось.
Том не разглядел толком, что это; существо отпрянуло от света обратно в темноту, но ему показалось, что оно было худющее, с длинными-предлинными конечностями. Прямо какой-то чертов паучище.
Снег клубился и мельтешил в свете фар.
Нет. Ничегошеньки он не видел: тени и снег, выхваченные светом из мглы. Вот и все. Ему мерещатся закономерности там, где их нет. Как Элли. Слишком богатое воображение. Смех и грех. Он буквально слышал фырканье Тельмы: «Как тебя-то угораздило, Том Грэм?» И все-таки он видел силуэт в метели, на границе света и тьмы.
Один из столиков для пикника, вот и все. Только вот формы неправильной, слишком высокий и тонкий. Ладно, свет сыграл с ним злую шутку, да и снег, ложась на предметы, может исказить их очертания до неузнаваемости.
Но за столько лет Том давно запомнил, что тут, прямо перед тем местом, где сейчас стояла машина, никакого столика не было.
Ну напутал, с кем не бывает. Припарковался не там, где думал. Да и не двигалась она, эта штука. Стояла себе смирненько.
До тех пор, пока он не включил фары.
– Ну его в болото, – пробормотал Том вслух. Все равно ведь собирался назад ехать, разве нет? Ну вот, если это не знак того, что пора закругляться, то…
Он включил заднюю передачу и поднял голову, чтобы глянуть в зеркало заднего вида.
Ветер взметнул снежную завесу, явив три тощие, скрюченные фигуры на краю занесенной снегом площадки для пикника, рядом с дорогой.
Том Грэм не привык выражаться хлеще чем «черт возьми» и «ну его в болото» (если когда-то и мог ввернуть крепкое словцо, Тельма давным-давно отучила), но тут он совершенно отчетливо услышал, как произносит «Едрить твою налево», да к тому же дав позорного петуха.
Они не двигались. Так и замерли на границе света. Он вспомнил, как первая тварь, если ему не показалось – а он уже понял, что не показалось, – метнулась прочь, когда зажглись фары. Им не по нраву свет. Если быстро дать задний ход, они могут разбежаться от задних фар.
Хотя они светят не так ярко, как передние. Вдобавок свет мог просто застать первую тварь врасплох, а не испугать на самом деле.
Том посмотрел через лобовое стекло. Никаких сомнений: еще один тощий силуэт скрючился перед машиной. А уже через мгновение их стало несколько.
Рвануть задним ходом на полной скорости к дороге – вот что казалось наилучшим решением. Тем не менее он по привычке поглядел направо-налево, только чтобы увидеть, что их на самом деле больше. И те, что окружали машину с боков, находились гораздо ближе.
Том хотел переключить передачу на задний ход; в этот момент что-то ударило в «Лендровер» сзади, зазвенело битое стекло. Оглянувшись, Том увидел, что одна из задних фар потухла, тьма позади машины сгустилась, а тощие твари надвигаются.
Затем что-то ударило в переднюю часть машины, и одна из передних фар тоже погасла.
Посмотрев вперед, он увидел, как скорчившиеся тени по-паучьи зашевелились. Том переключился на задний ход, но в этот момент тонкая конечность дернулась, и третий удар пришелся по передней части «Лендровера». Снова зазвенело битое стекло, и последний луч света, рассекавший тьму перед «Лендровером», потонул в метельной круговерти. В то же мгновение орда бледных фигур хлынула со всех сторон и поглотила машину.
21
Когда Элли пришла в Соборную церковь, та практически пустовала: лишь несколько прихожан предпочли свет и тепло перспективе идти домой в метель. Мэтт находился наверху, в своем кабинете с видом на Колодезный тракт. Это было ей только на руку: раз уж придется обсуждать поклонение дьяволу, лучше это делать с глазу на глаз.
– Привет, Элли. – Пастор улыбнулся, напустив на себя самый дружелюбный вид, но Элли уловила в его словах отчетливое «Хосспади, ну что там еще». Пусть Милли считала, что солнце светит из задницы Мэтта Уильямса, Элли он никогда не нравился. В нем сквозила некая податливость – не столько отсутствие пламенного фанатизма, сколько духовная пустота. – Чем могу помочь?