– Хотела кое о чем спросить вас наедине.
– О. Хорошо. – Вид у Мэтта сделался еще более кислый, насколько такое было возможно. – Чашечку чая?
– Не сейчас. – Элли достала телефон. – Милли решила, что мне стоит с вами поговорить.
– О? – Он слегка оживился, вероятно увидев возможное пополнение своей паствы. – Что я могу?..
– Что вы знаете о сатанизме?
Мэтт моргнул.
– В каком смысле? – Возможно, он решил, что она хочет примкнуть к оппозиции и надеется, что у него есть их контактные данные.
Элли пролистала фотографии в своем телефоне.
– Как я уже сказала, это конфиденциально.
– Хорошо.
– На месте преступления были знаки. Какие-то символы, которые я не узнаю. Милли подумала, что они могут иметь какое-то оккультное значение.
– Хорошо. Разрешите взглянуть?
Элли показала ему знак, обнаруженный рядом с телом Тони Харпера. Мэтт нахмурился.
– Хм. Нет. Не узнаю. Белиберда какая-то.
– А как насчет этого? – Элли пролистала другие снимки до символа с фермы Беков.
– Простите. Могу посмотреть в Сети, когда интернет восстановят. У церкви есть материалы на эту тему, а некоторые из моих коллег осведомлены получше меня. – Мэтт помедлил, покусывая губу. – Знаете, кто бы мог помочь?
Кабы знала, не обратилась бы к тебе, верно, болван?
– Кто же?
– Преподобная Лоу в церкви Святого Алкмунда.
А много еще преподобных Лоу в Барсолле? Элли снова смогла удержать язык за зубами. От усталости и дневной нервотрепки она была зла как черт, но Мэтт не заслуживал, чтобы на нем срывались.
– Мэдлин Лоу?
– Да. Она прекрасно разбирается в эзотерике. Это ее хобби. Странноватое для христианки, если хотите знать мое мнение… – Мэтт кашлянул, заметив, что Элли не собирается продолжать разговор.
– Спасибо. – Она убрала телефон в карман. – Спасибо за помощь, Мэтт. Я ценю это.
– Рад был помочь. Что-нибудь слышно о Йоде и Барбаре?
– К сожалению, нет.
– Я помолюсь за них. Как Шарлотта?
– Последний раз, когда я ее видела, она спала как убитая. Милли дала ей что-то, чтобы помочь уснуть.
– «Сон, распускающий клубок заботы, купель трудов, смерть каждодневной жизни…»[10] – Мэтт вздохнул. – Извините. Это Шекспир. Театр всегда был для меня чем-то вроде страсти. Знаете, в молодости я мечтал стать актером. Пожалуй, некоторые скажут, что и эта должность в своем роде лицедейство.
Элли понятия не имела, что на это ответить, и почла за лучшее промолчать.
– Не могу решить, стоит ли мне навестить Шарлотту. Возможно, когда она поправится. А может, и сейчас. Иногда молитва помогает.
– Спросите у Милли. – Пастор он или нет, Элли знала, что подруга всегда ставит на первое место благополучие пациентов. – У вас есть телефон?
– Конечно. Но сейчас от него мало толку.
– Если она при вас проснется и начнет говорить, обязательно достаньте его и все запишите. Нам нужна любая информация, какую мы можем получить на данный момент.
Если работа в полиции чему-то и учит, так это тому, что большинство людей живут привычками; ритуалы и шаблоны обеспечивают спокойствие и постоянство в мире, где все меньше остается и того и другого. Мэдлин Лоу не была исключением: каждый день после обеда она позволяла себе небольшой перерыв в служении и, независимо от погоды, отправлялась в паб «Роща». В отличие от «Приюта усталого возчика», который пару лет назад перешел во владение сети «Столовые ложки» и теперь щеголял той же бездушной отделкой, что и другие «Ложки» по всей стране, «Роща» оставалась семейным пабом елизаветинской эпохи – по сути, самым старым зданием в Барсолле. Тяжелые дубовые брусья подпирали низкий потолок – слава богу, сейчас в пабах нельзя курить, иначе там было бы не продохнуть, – а в камине, как и в «Колоколе», трещал полешками настоящий огонь. Барменша Сэлли Купит улыбнулась и кивнула вошедшей Элли; больше никто не обратил на нее внимания. Немногочисленные посетители, в основном мужички преклонного возраста, казались почти такими же сонными, как собаки, дремавшие у их ног, – еще одна причина, по которой Элли предпочитала этот паб «Возчику». Она и сама давно подумывала завести собаку. Общение с безгранично преданным существом (не в пример иным мужикам) доставило бы ей радость, но она с утра до ночи пропадает на службе, так что бедной животинке пришлось бы постоянно тосковать в одиночестве, а это несправедливо.
У Мэдлин Лоу была та же история: незадолго до того, как она перебралась в Барсолл десять лет назад, ее муженек сделал ноги, и она не выказывала ни малейшего желания найти ему замену, даром что несколько местных мужчин проявляли к ней интерес. Впрочем, трудовой день у нее был куда более щадящим и, во всяком случае, допускал работу на дому. В углу паба находились три кабинки; Мэдлин по своему обыкновению расположилась в последней с бокалом красного вина под рукой и очками для чтения на носу, уткнувшись в мистический любовный романчик.
Это была худенькая женщина за сороковник с растрепанными черными волосами до плеч, тонким бледным лицом и дивно голубыми глазами; джинсы и толстый свитер придавали ей вид «соседской девчонки». Лишь самый внимательный взор заметил бы пасторский воротничок, выглядывавший из горловины свитера.
Седеющая черная лабрадорша по имени Шона дремала на полу рядом с ее скамьей, а джек-рассел-терьер по кличке не то Задавака, не то Забияка свернулся калачиком у нее на коленях. Мэдлин, похоже, была поглощена страданиями женщины, влюбленной в леопарда-оборотня (если верить обложке), и собаки не предупредили ее о присутствии Элли. Шона ревниво посмотрела на новоприбывшую, моргнула и снова закрыла глаза, поэтому Элли прочистила горло, и викарий Барсолла вскинула голову.
– Элли! Прости, дружок, зачиталась. В чем дело?
– Привет, Мэдлин. Да вот, надеюсь, ты мне подсобишь в одном деле.
– С удовольствием, если смогу. Садись на скамью. Ну-ка, Рубен, подвинься.
Посмотрев на скамью напротив Мэдлин, Элли обнаружила развалившегося кверху пузом бедлингтон-терьера. Он (поза не оставляла никаких сомнений в его половой принадлежности) сучил лапами по воздуху, видимо гоняя во сне кроликов, и на команду Мэдлин отозвался раза, наверное, с третьего. Песик вскочил заморгав, переместился на край скамьи, смерил взглядом севшую рядом Элли, обнюхал, потом лизнул руку и пристроил голову ей на колени.
– Ты ему понравилась, – заметила Мэдлин.
– Новенький, я смотрю?
– Ага. Взяла из приюта в Дерби. Можешь себе представить, что кто-то отказался от такого симпатяги, а? – Мэдлин загнула уголок страницы, отложила книгу и сняла очки. – Итак, чем могу помочь?
Снимая ушанку (если Мэдлин и заметила дырку от пули, то промолчала) и перчатки, Элли бросила взгляд на бокал вина и пожалела, что не заказала что-нибудь и себе, прежде чем сесть за стол. Впрочем, не стоит: она все-таки на службе.
– Полагаю, ты слыхала о недавней драме?
– Какой именно? – Мэдлин глотнула вина и криво улыбнулась. – Прости, не следовало шутить. На ум приходят три, и ни одна не смешная.
– Воскресенское подворье, «Колокол» и…
– А что только что произошло в Курганном? Да, кстати, ты в порядке?
– Жить буду.
Мэдлин перевела взгляд на шапку, и Элли тоже посмотрела. Она впервые обратила должное внимание на след от пули – опаленную черную прореху рядом с серпасто-молоткастым значком. Стены комнаты закружились перед глазами, когда все пережитое вновь навалилось на нее. Она смутно сознавала, что Мэдлин что-то говорит, слышала шаги, видела, как Сэлли Купит подходит и что-то ставит на стол. Чья-то рука коснулась ее руки.
– Элли?
Она подняла глаза. Мэдлин наклонилась вперед, нахмурившись.
– Ты в порядке?
– Я… – Элли по-прежнему сжимала ушанку в руках. Она положила ее рядом с перчатками. – Извини. Что-то меня накрыло. Старею, наверное.
– Я тебе покажу «старею», – возмутилась Мэдлин. – Ты всего на несколько лет меня старше, а мне, черт возьми, в богадельню рано еще. В любом случае вот «крэгганмор». – Она кивнула на стол, и Элли увидела бокал виски. – Извини, запамятовала, какой тебе больше нравится.
– Мэдлин, ну я же на службе! Мне нельзя…
– Тебе и на службу выходить нельзя после такого-то, однако ты здесь.
К черту. От одного бокальчика вреда не будет.
– Спасибо, – пробормотала Элли и с наслаждением пригубила виски. – В общем…
– В общем, речь идет о «драме», я правильно поняла? – Мэдлин усмехнулась. – Дай угадаю, дело в тех символах над дверью в Воскресенском?
– Ты об этом слышала?
– Здесь-то? Да ладно, слухами земля полнится. Главное, воспринимать с долей скепсиса, а то «испорченный телефон» получается. С перевернутыми крестами и хвалой Сатане.
– Так прямо и говорят?
– Ну, примерно.
– Хорошо. Я поговорила с Мэттом Уильямсом, и он направил меня к тебе.
– Клянусь, он считает меня тайной язычницей, – пробормотала Мэдлин.
– Он просто считает, что ты получше разбираешься в оккультизме, сатанизме и тому подобной ерунде.
Мэдлин возвела очи горе:
– Да ексель-моксель… Ладно, помогу, чем смогу.
Элли понизила голос.
– Ты тоже слышала о Тони Харпере?
Мэдлин кивнула. Как всегда, молва расходилась быстро.
– А слышала, что рядом с его телом тоже был странный знак?
Брови Мэдлин поползли вверх.
– Вот этого я не знала. Тот же или другой?
– Другой, но стиль тот же. Судя по всему, рисовали углем.
– Так ты хочешь, чтобы я глянула? Валяй. – Мэдлин достала блокнот и карандаш. – Никогда не знаешь, когда посетит идея для проповеди, – пояснила она. – Или когда придется набросать памятку, что пора докупить кексов.
Элли пролистала галерею изображений, пока не нашла знак над телом Тони. Нахмурившись, Мэдлин скопировала его в свой блокнот.
– Ясно-понятно, – сказала она. – Дальше?
Элли пролистала до снимков с Воскресенского подворья.
– Похоже, один и тот же символ повторяется снова и снова. Дай мне знать, если что-то еще всплывет.