Она припарковалась в Падубовом ряду, слишком поздно сообразив, что между ней и хирургией стоит толпа, – та сразу хлынула к машине. Над толпой мелькала завивка Тельмы Грэм, словно ее отрубленную голову несли в качестве трофея. Непруха так непруха.
Элли решила снова завести машину и выехать задним ходом в переулок, но было уже поздно: толпа окружила «Ауди». Не было никакой возможности маневрировать, чтобы не сбить кого-нибудь. Нужно сохранять спокойствие. Это прежде всего. Она должна убедить народ.
Убедить, что они окружены монстрами? Ну что ж, удачи.
В водительское окно забарабанили кулаком. Тельма, кто же еще? Элли слышала, как она что-то выкрикивает, но слова звучали приглушенно и невнятно (ирония судьбы: звуки с фермы Эннейбла Элли слышала с ужасающей ясностью).
К черту. Она отперла дверцу, положила руку на дубинку (на всякий случай) и вылезла из машины.
– Явилась – не запылилась, – процедила Тельма. – Что, Элли Читэм, надоело от людей прятаться?
Нельзя поддаваться на провокации. На ней ответственность. Население в опасности. Но мысли не желали подчиняться, словно орда кошек, рвущихся на свободу.
– А теперь все послушайте меня…
– Где мой муж? – Голос Тельмы горестно дрожал, глаза покраснели, и в этот момент Элли питала к ней лишь сочувствие. – Что вы с ним сделали?
– Сержант Грэм пропал, – отчеканила Элли как можно более властным тоном, – и мне жаль, Тельма, но мы вынуждены предполагать худшее. У меня есть основания думать, что это дело рук тех же людей, которые ответственны за… – Нападения? Исчезновения? Убийства? Нельзя колебаться, надо было отрепетировать речь заранее! – …за инциденты в…
– Ври больше! – выкрикнула Тельма. – Ты пьянствовала в пабе, когда…
– Я ничего такого не… – Не отвлекайся. Сосредоточься. – У меня есть основания полагать, что вся деревня в опасности. Я вынуждена попросить вас всех…
– В опасности? Что еще за опасность?
– …разойтись…
– Что ты сказки нам тут рассказываешь?
– …и вернуться в свои дома…
– Ради бога, выслушайте ее! – Сквозь толпу протиснулась Мэдлин Лоу. – Она говорит правду. – Мэдлин повернулась к Элли. – Я тут провела дома небольшое исследование…
– Не слушайте ее! – заорала Тельма. – Они заодно!
– Перестань! – Джули Робинсон встала на сторону Элли. – Вы все знаете Элли. Разве она когда-то…
– Еще одна подпевала, – провозгласила Тельма. – Вы все против моего Тома… – Она была на грани срыва.
Элли видела, что настрой толпы, слава богу, переменился. Позади них приоткрылась дверь хирургии; в образовавшуюся щель Элли увидела, как Милли покусывает губу, раздумывая, вмешаться ей или не стоит.
Ситуация менялась, и Элли уже не была в одиночестве. Она открыла рот, собираясь говорить дальше, но тут раздался громовой топот: дюжина людей во главе с Эрни Штазёлеком выбежала на Падубовый ряд. Черт возьми, ну что там еще?
– Беда! – Эрни держал на сгибе руки переломленный дробовик. – В парке полно… не знаю, что это за черти. – Штазёлеки живут на Блэкфилдском тракте, вспомнила Элли, у дальней оконечности парка. – И на Кладбищенском проезде кто-то есть, фонари все поколотили, гады…
Началось. Элли полезла в машину, достала дробовик и коробку с сигнальными шашками.
– Слушайте все сюда! – гаркнула она. – Мы не знаем, с чем столкнулись, но ясно одно: почему-то они не выносят яркого света! Поэтому лучшая защита сейчас – зайти в дом, запереться на все замки и не выключать свет. – Но разве это не укажет тварям их цели? Хоть бы несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Но у нее их нет. – Пока горит свет, мы в безопасности.
Словно в ответ, замигали все огни в Падубовом ряду – уличные фонари, окна домов. Со стороны Блэкфилдского парка и Кладбищенского проезда послышались крики; в толпе, окружавшей Элли, – тоже.
Она подумала о линиях электропередач, что тянулись через Воскресенский кряж и Фендмурскую пустошь. Настоящие громадины, но всего лишь стальные каркасы, слишком уязвимые для достаточно настойчивого врага. Легко представить, как они раскачиваются и кренятся, извергая трескучее синее пламя, а потом наконец рушатся…
– Все по домам! – рявкнула Элли как можно суровее, дабы показать, что не паникует и держит все под контролем. – Ищите источники света – факелы, свечи, все, что сможете…
Свет снова замигал. На сей раз это длилось дольше, и промежутки темноты между вспышками тоже затягивались. Снова раздались крики и звон бьющегося стекла.
– Элли! – Послышался скрежет: стоя у входа в хирургию, Милли опускала стальные жалюзи. Когда свет снова загорелся, она опустила еще одни жалюзи над входной дверью и заперла их. – Пошли, обойдем сзади…
И тут свет погас окончательно.
28
Свет погас и на Курганном подворье, и Джесс тихонько взвизгнула. Кира гадливо фыркнула на нее в темноте, а маманя хмыкнула – полудосадливо, полунасмешливо. Джесс забилась в свой угол кухни.
– Фрэнк, Пол, к генератору! – гаркнула маманя. – Живо! – На кухне замелькали фонарики. – Живо! Пошевеливайтесь, мать вашу!
Луч фонарика осветил дверь подвала. Фрэнк с грохотом распахнул ее. Пол светил на лестницу, пока Фрэнк топал вниз, постепенно скрываясь из виду. Пол подошел к двери, его тощий силуэт маячил в проеме, обрисованный светом фонарика снизу. Джесс могла бы подбежать и толкнуть его в спину, спустить с лестницы башкою вниз, чтоб свернул, скотина, шею…
Но вдруг не получится? А если и получится, что будет дальше, если она помешает починить генератор? Они придут, и тогда конец Харперам. Оно бы и ладно – Фрэнк, Пол и Кира с маманей пускай летят ко всем чертям, в самом буквальном смысле. Но вот Дома, как и ее, держат в семье за говно, а он такую жизнь не выбирал. Разве он заслуживает смерти? А еще малютка Джоэль… Джоэль, да, Джоэль, никакой не гребаный Стивен, как хочу, так и зову, мать вашу, кому не нравится – идите в жопу! Они обдерут бедного малютку в пару секунд, а останки засолят… Нет, малютка Джоэль заслужил лучшей участи.
Так что Джесс пока ничего не предпринимала.
Бестолочь Джесс, называли ее они, никчемная Джесс, никакого от нее проку, только ни черта она не бестолочь – уж всяко не такая, как о ней думают. Она выполнит свой план! То-то они все охренеют, вся семейка ее сраная… но это будет потом. Чуть попозже.
Пол затопал вниз по лестнице. Джоэль захныкал у Джесс на руках. Она прошептала «Ш-ш-ш» и стала его укачивать. Он поймал ее палец своей раздвоенной лапкой и крепко сжал. Внизу, в подвале, кашлянул и зарычал генератор, лампочки замигали. Наконец генератор с ревом ожил, и свет опять зажегся.
Щелкнула маманина зажигалка, и Джесс почуяла свежий сигаретный дымок, едва заметный в общем чаду, потому как старая сука накурить успела – хоть топор вешай. Да, сука. Обе они суки, что маманя, что Кира. Называют Джесс бестолочью! На Фрэнка поглядите, вот у кого мозги поросячьи, а что до Пола, то Джесс охотно перерезала бы ему глотку – плевать, что брат. С нее довольно; никчемную маленькую бестолочь все наконец достало.
– Хорошо, – сказала маманя. – Осталось только до утра перекантоваться. Думаю, справимся.
– Точно все будет в порядке, а, Лиз? – Кира тоже боялась, хоть и старалась не подавать виду. Хорошо.
– А то, – усмехнулась маманя. – Ты прислушайся, прислушайся. У них там работенки невпроворот. Коли повезет, то и крики услышим.
Элли Читэм кричит. Доктор Эммануэль кричит. Она хорошая, доктор Эммануэль. Джесс помнила ее добрые темные глаза и ласковый голос, когда она говорила, что может помочь, договориться с кем-нибудь из приюта или прервать беременность, если Джесс хочет. А Джесс хотела, но не осмелилась. Привлечь к семье внимание внешнего мира? Этого бы ей никогда не простили, впрочем, как и аборта. Но если бы она согласилась, то сейчас у нее была бы своя квартирка где-нибудь далеко отсюда. А может, и работа. Настоящая жизнь. Вдали от мамани, Киры и Пола. Тогда она и вякнуть побоялась – одна лишь мысль о жизни без семьи ужасала ее. А сейчас? Сейчас другое дело.
Но что стало бы с ней сейчас, если бы удалось сбежать? Может, и ничего: может, это происходит только здесь, а в Мэтлоке или Дерби ей бы ничего не угрожало. А может, маманя права, что это начало конца, и сейчас Они сдирали бы с Джесс кожу. Но она прожила бы несколько свободных месяцев, веря, что у нее есть будущее. Она почти видела это будущее: впервые в жизни Джесс смогла представить, как бы все обернулось, если б ей тогда хватило решимости. А теперь этот шанс потерян, и какое будущее ждет ее? Жизнь на Курганном подворье, маманины понукания, Кирины насмешки, и чтобы Пол пользовал ее, потому что больше некого? А ему будет некого, если маманины россказни окажутся правдой.
Джесс хотелось разреветься, но она понимала, что не стоит. Они решат, что ей страшно, станут насмехаться, не понимая, что она плачет не от страха – от гнева. А если поймут – если узнают, как она их ненавидит и как мечтает от них избавиться, – помоги ей Бог.
– Я пойду наверх, – сказала Кира. – В мансарду. Прислушивайтесь. – Она ухмыльнулась. – Авось услышим.
– Оставь окна закрытыми, – велела маманя. – И в мансарде тоже. Не вздумай открывать. Пусть свет горит, но его не будет видно. Помнишь?
– Ага, – снова ухмыльнулась Кира и затянула:
Забей окно, пусть свет горит,
Покуда Живодер творит
В ночи свой суд; сиди молись,
Чтоб до тебя не добрались.
– Умница, – сказала Лиз, и Кирина ухмылка расползлась до ушей. Кира боялась – от нее буквально разило страхом, – но и ликовала. Потому как если россказни Лиз окажутся правдой, ничьи законы, кроме собственных, больше для них не писаны.
Пол сидел за кухонным столом и нервно курил. Он до сих пор не верил – во всяком случае, не до конца. Что бы он ни увидел в «Колоколе», его на тот момент заботила лишь возможность наложить лапы на Шарлотту Фамуйива.
Джесс знала, что за упущенный им шанс расплатиться придется ей. Маманя будет винить Элли Читэм за то, что та приехала и все испортила, или Шарлотту за то, что Пол от нее завелся. Раньше Джесс могла бы в это поверить, но те времена давно прошли.