– Я на нее накинулась, как увидела. Зря, конечно. Бедный маленький заморыш. Если хоть половина того, что я слышала, – правда…
– Она здесь?
– В Соборной. До костей продрогла, бедняжка, и этот ее малыш… – Лора взяла у Эрни сигарету. Элли не могла вспомнить, курила ли она раньше.
– Да?
– Говорит, разговор есть. Больше ни с кем не хочет, даже с Милли.
Удача за удачей.
– Надо бы сходить и… – Элли осеклась; Лора с Эрни тоже оцепенели, глядя мимо нее. Тишина расползлась по полю, мужчины и женщины, собиравшие топливо, один за другим останавливались и замолкали. В наступившей тишине шум, который они услышали, сделался громче: это был отдаленный рокот моторов.
45
Джесс не отличалась крепким сном даже до того, как Пол сделал свое грязное дело: поди угадай, когда вспыхнет очередная склока с мордобоем или маманя с ноги распахнет дверь спальни, чтобы вытащить Джесс из постели и вздрючить за какую-нибудь оплошность. Неудивительно, что Джесс постоянно страдала от усталости.
Когда она добралась до деревни, то едва не валилась с ног и почти не чувствовала пальцев от холода. Вдобавок натерпелась страху, столкнувшись с миссис Кэддик: Джесс знала ее в лицо, знала, что та ненавидит всех Харперов, и знала, за что. Взгляд женщины напугал ее. Но тут появилась доктор Эммануэль, что-то сказала – и прямо у Джесс на глазах выражение лица миссис Кэддик изменилось. В нем появилась жалость. Все лучше, чем ненависть.
Вдвоем они провели ее в церковь через толпу выживших – дрожащих, с затравленными глазами. В самый дальний угол. Подальше от остальных. Она не одна из них и никогда не будет. Ладно, лишь бы не трогали.
– Давай-ка это снимем. – Доктор Эммануэль помогла Джесс избавиться от рюкзака. – Ептыть, да он весит тонну. Что там за херовина?
Она матюгалась не хуже Киры, но все равно по-другому. Кирины ругательства были острые, как стекло, твердые, как камни, она и бросалась ими – особенно в Джесс – как камнями, чтобы ранить и причинять боль. В словах доктора Эммануэль не было ни жестокости, ни злобы. Они были как кусочки цветной бумаги, которыми забрасывают молодоженов, Джесс такое в фильмах видела. От ругательств Киры она вздрагивала и съеживалась в комочек, а тут хотелось улыбаться.
– Библия, – сказала она.
– Библия?
– Семейная Библия. – Джесс взяла доктора за руку. – Надо Элли показать. Она должна увидеть. Это поможет.
Если вообще что-то поможет.
– Хорошо, присядь. – Доктор Эммануэль закутала ее в несколько одеял.
– Джоэль, – проговорила Джесс, осознав, что в какой-то момент малыша у нее забрали. – Малютка Джоэль…
– Он в порядке, милая. – Доктор Эммануэль погладила ее по волосам. – Ты хорошо его согревала. Мы о нем позаботимся. А тебе сейчас нужно позаботиться о себе.
С ним все в порядке. Доктор Эммануэль сказала, что с ним все хорошо. Кто-то подошел и что-то передал доктору Эммануэль. Кружку.
– Вот, милая, попей.
Чай. Горячий. Сладкий. Обжигающий.
– Доктор Эммануэль.
– Милая, ну я же просила: Милли.
– Милли.
– Да?
– Библия, – повторила Джесс.
– Я тебя услышала, милая. Я покажу ей, как только встречу.
– Хорошо.
Кто-то окликнул доктора Эммануэль; Милли оглянулась и скорчила гримасу.
– Долг зовет, – пробормотала она. – Тара?
Подошла девочка: примерно ровесница Джесс, плюс-минус год. Немножко выше ростом, но почти такая же худая. Правда, по-другому: стройная, жилистая, крепкая. Почему-то она казалась знакомой. На кого она похожа?
– Присмотри за ней, ладно? – сказала Милли. – Если что-то случится, сообщи.
– Обязательно. – Девочка смотрела на Джесс с непроницаемым видом. Это лицо, оно похоже на…
– Спасибо, Тара. – Милли встала. – Скоро увидимся, Джесс, милая.
Тара. Услышав это имя во второй раз, Джесс сразу поняла, что к чему. Девочка походила на мать – лицо более юное, более нежное, но без сомнения это была дочь Лоры Кэддик. Она смотрела на Джесс без всякого выражения, а по глазам ничего нельзя было прочесть. Что должна сказать Джесс? «Мне жаль»? «Я знаю, каково это, со мной было то же самое»?
Так она ничего и не сказала, и оказалось, что в этом нет нужды.
– С тобой все будет хорошо, – заверила Тара Кэддик. – Успокойся. Я за тобой присмотрю. Никто тебя не обидит.
– Спасибо, – прошептала Джесс чуть не плача. Маманя годами вдалбливала ей, как все вокруг ненавидят Харперов. Для них мы все отбросы, потому что остаемся самими собой. Все, что у тебя есть, Джесс Харпер, это твоя семья, заруби на носу. Там, во внешнем мире, все готовы тебя прирезать при первом удобном случае. Оказалось, не все. Закрывая глаза, Джесс подумала, что все это может быть уловкой: ничто не мешает Таре перерезать ей во сне глотку, – вот только не верилось в это ни капельки.
Закрыв глаза, девочка устроилась поудобнее, насколько позволяла сгорбленная спина. Шевеля губами, она стала молиться любому богу, готовому внимать таким, как она, чтобы ей ничего не снилось.
Джесс действительно ничего не приснилось, но и поспать ей толком не дали. Она заморгала в своем коконе из одеял, разбуженная звуком моторов. И гомоном. Люди в церкви переговаривались – недоуменно, с надеждой, встревоженно.
Шум приближался. В реве одного из моторов слышалось эдакое поперхиванье, слишком хорошо знакомое Джесс.
Лиз поставила трактор на нейтралку и заглушила мотор. Жители деревни оцепенело стояли на улице перед Соборной церковью, которая была в том же состоянии, что и остальные здания: разгромлена, разграблена, над дверью – Знак. Вся богомольная херня оказалась бесполезна: когда ночью пришли Они, Иисус и молитвы ничего не дали.
Лиз выбралась из кабины, потом полезла обратно и достала из-под сиденья дробовик. Кира тоже слезла, отстегнула винтовку и сняла с предохранителя, задыхаясь от возбуждения.
Лиз подозревала, что до поездки в Барсолл девчонка не совсем еще избавилась от сомнений. Потом они увидели на Верхотуре легаший «Лэнди», опрокинутый вверх дном, разбитый и смятый, как фольга, а кругом – битое стекло. И брешь в рядах марширующих опор на Фендмуре, оборванные провода на одной из поваленных вышек. Кира тогда восторженно ахнула; даже Лиз не смогла сдержать улыбки. Девчонка небось чувствует себя сегодня владычицей мира.
Позади, скрежетнув тормозами, остановился второй трактор. Его двигатель тоже заглох, и наступила тишина.
Едва заслышав гул тракторов, Ноэль Джонс бросился в кабинет наверху, винтовка подпрыгивала у него на спине. Армейская выучка: занимай высокую позицию. Возможно, обойдется без неприятностей, но никогда не загадывай: индюк тоже думал, да сдох. Так, по словам Элли, говаривал ее старый сержант. И Ноэль был с ним согласен.
Он недолго прослужил в армии. Тогда он был достаточно молод, чтобы это показалось ему хорошей идеей, но достаточно зрел, чтобы вскоре понять, каким человеком он стал. И решить, что быть таким ему не хочется.
Его считали одним из самых способных бойцов. Коммуникации и информационные технологии были его коньком; перенеся навыки на гражданку, он создал бизнес, который теперь вел из дома. Но и с винтовкой он управлялся мастерски: «Лучший стрелок в роте, – расхваливал его старшина, – а то и во всем полку». Ноэль не сильно задирал нос по этому поводу, но в здешних краях это было кстати, когда требовалось добыть какую-нибудь мелкую дичь для походного котелка.
Ноэль никогда не убивал людей, один раз побывал под обстрелом – и только. В основном он находился вдали от горячих точек, за что благодарил Бога в своей методистской церкви. Но навыки не пропьешь.
Он с первого взгляда узнал эти побитые тракторы – еще до того, как Лиз Харпер вылезла из кабины. Ноэль открыл окно кабинета, смахнул бумаги с маленького приставного столика и поднял его; самое то что надо.
Барсолльцы! Поглядите на них теперь! Заносчивые мрази, смотревшие на Лиз и ее родных как на говно; теперь их чистенькие шмотки превратились в отрепье, волосы дыбом, морды чумазые. Ни тебе горячего душа, ни дорогущих кремов для дамочек, ни мюсли на завтрак для мужиков. Спали они плохо и беспокойно, а проснулись в новом мире, где их жизни не стоят ломаного гроша. Вот теперь они, измученные и продрогшие, смотрят на ее семью со страхом, а не с презрением. Со страхом и – в кои-то, блядь, веки! – с уважением.
– Мы ищем мою дочь, – произнесла Лиз. – Она кое-что украла у нас. Мы хотим это вернуть.
«Это», не «ее»: специально подчеркнула для Киры. Сейчас важнее всего вернуть похищенное. Для Джесс после такого обратной дороги уже не будет. Отныне девчонка – предательница, заслужившая наказание, и кто лучше приведет приговор в исполнение, как не единственная истинная дочь Курганного подворья? Но сначала – Библия.
– Мы знаем, что она пришла сюда, – продолжала Лиз. – Видели ее следы на снегу. Ну и где она?
Все в ответ лишь глаза пялили.
– Слышь, – крикнула Кира, – тупорылые! Вам, блядь, задали вопрос. Где она?
Некоторые переминались с ноги на ногу, но никто не отвечал.
Джесс села. Семья пришла за ней… или, скорее, за Библией. А может, и за Джоэлем, чтобы вырастить его самим или скормить чудищам. Что до самой Джесс, то Кира будет лезть из кожи вон, чтобы с ней расправиться, а маманя наверняка больше не станет ее удерживать. Возможно, передаст Джоэля Фрэнку и Кире, если его все-таки пощадят.
При этой мысли Джесс затрясло от ярости. Она выпуталась из одеял и поднялась на дрожащие ноги.
– Эй. – Тара тоже встала, протянув руку. – Успокойся.
– Это они. Они пришли за мной.
Нет, не за ней. За Библией. За Библией и Джоэлем.
С улицы доносился голос Киры, резкий и визгливый.
– Опять двадцать пять, – заявила Кира. – У этих обоссанного снега зимой не выпросишь. Думают, они лучше нас. – Ее ухмылка стала шире, дикая и сладострастная. – Не боись, мамочка медведица. Ща уладим.
Кира вышла вперед и стала переводить взгляд с одного лица на другое, пока не дошла до Сэлли Купит, барменши