Они не оглядывались: Мэдлин была теперь так же далеко, как Милли, Ноэль и остальные, а значит, не могла помочь.
У подножия склона они подняли рюкзак. Элли сняла с плеча «Итаку», надела рюкзак и туго затянула лямки: она готова была рискнуть, чтобы у Шарлотты был шанс на спасение.
– Готовы? – одними губами спросила Шарлотта.
Это мне следовало спросить, подумала Элли. Ее так и подмывало покачать головой и сказать «нет» – не в последнюю очередь потому, что ни черта она не была готова. Да и как иначе? Как к такому вообще можно подготовиться? Но такова жизнь: череда потрясений, перемен и неожиданных поворотов к лучшему или худшему, какая уж там подготовка. Это всего лишь последний нежданчик.
Поэтому она кивнула, сняла дробовик с предохранителя, и они с Шарлоттой стали пробираться к столбу серебряного пламени.
Милли обернулась на очередной крик. Фил Робинсон сжимал в объятиях Джули, а та выгибалась и корчилась. Из ее груди торчало что-то длинное и тонкое. Железный штырь; твари метнули его в лагерь, пронзив Джули, как копьем.
Сволочи…
Очередной увесистый снаряд влепился в землю в полуметре от плеча Милли. Люди в панике вопили, чем лишь помогали чудовищам. Чем больший урон наносили твари, тем больше паники; чем больше паники, тем больше шума; чем больше шума, тем больше урон – и так по кругу, снова и снова…
Что-то рухнуло в костер, во все стороны брызнули горящие поленья и хворост. Свет перед Милли померк, и белые силуэты, словно пробудившись ото сна, подтянулись ближе.
В нескольких футах от Милли лежал кусок горящего дерева. Она пробралась к нему по грязи и схватила тот конец, который еще не горел. На ощупь он был горячим, но не обжигающим. Поднявшись на ноги, Милли бросилась навстречу надвигающимся белым фигурам. Она делала выпады, наносила удары, замахивалась; они отступали, но недалеко, расступались, пытаясь окружить ее. В любую секунду ей может прилететь по голове очередной снаряд – или одна из тварей обойдет ее со спины. Неужели они осмелели? Может, чудовища готовы терпеть боль, лишь бы заполучить добычу?
Холодный ветер дул ей в спину. Неужели никто даже не пытается вновь разжечь прибитый огонь? И как скоро в оставшиеся костры полетят новые снаряды? Спасительное укрытие превратилось в скотобойню. Но Милли не оборачивалась. Не осмеливалась. Возможно, только огонь в ее руке еще сдерживает врага.
– Милли, берегись!
Она пригнулась не оборачиваясь, припав на одно колено в грязь. Что-то пролетело над головой, но на этот раз из-за спины, запущенное в тварей. Оно горело и поблескивало стеклом – бутылка. Бутылка с…
Снаряд упал в толпу чудовищ и разорвался огненным шаром. Звуковая волна обрушилась на Милли – кошмарный пронзительный визг тварей, только многократно усиленный, – белый рой рассыпался, а Ноэль уже бежал к потухшему костру с пластиковой канистрой в руках. Эрни и Лора неслись за ним по пятам; запалив коктейли Молотова, они дружно метнули их в бледные ряды оборванцев.
Твари бросились врассыпную, но быстро перегруппировались, обстреливая лагерь кирпичом, бетоном и железом. Что-то просвистело у Милли над головой и глухо стукнулось оземь; через мгновение еще один источник света погас, и тьма поглотила ее.
На какой-то безумный миг она даже ощутила себя в безопасности: сработал первобытный инстинкт, побуждающий укрываться от врага в темноте. Вот только врагом являлась сама темнота; нужно было срочно выбраться на еще оставшийся свет. Но Милли не могла: она буквально оцепенела.
О черт, о бля, о господи…
Уже подползали из мрака белые твари, словно огромные бледные пауки с желтыми клыками. Их предводитель мигом настигнет ее.
Милли с трудом поднялась на ноги. Стряхнуть бы оцепенение, и она сможет броситься наутек. Шансов мало, но все лучше, чем ждать конца. Помоги мне, Господи… Но она не только не ощущала Его присутствия, а впервые в жизни усомнилась в самом Его существовании – и, пока твари приближались к ней, чувствовала себя ужасно одинокой.
Слишком поздно! Обернувшись в поисках ближайшего костра, она увидела, что монстры окружили ее. Присев на корточки, они неумолимо стягивали кольцо.
Ближайший уже почти нависал над ней. Острые зубы безжалостно скрежетали в пасти, словно ножи какого-то чудовищного механизма…
Милли Эммануэль искала своего Бога. Милли Эммануэль пыталась молиться.
А потом грянул выстрел, и безглазое лицо существа окуталось огнем и дымом. С ужасным воем оно отпрянуло и опрокинулось навзничь, молотя руками. Новый выстрел; еще одна тварь рухнула, из развороченного бока брызнули языки пламени, а за нею стоял Ноэль, перезаряжая дробовик.
– Милли! – крикнул он. Она кинулась к нему, петляя, чтобы не попасть под огонь. Ноэль снова нажал на спуск. Еще одна красная сигнальная ракета пронеслась мимо Милли, взметнув дымовое знамя, и еще одно страшилище закричало. Ноэль опустил дробовик, повисший на ремне, присел на корточки, а поднялся с очередной бутылкой зажигательной смеси в руке. Как только Милли подбежала к нему, он с размаху запустил коктейль Молотова в тварей, развернулся и побежал вместе с ней, на ходу перезаряжая ружье.
К тому времени луг почти целиком поглотила тьма. Разрозненные костерки там, куда попали зажигательные снаряды, уже затухали. Один, самый дальний, все еще горел. Раздались выстрелы. Взорвалась еще одна зажигательная бомба. Они держатся, но сколько им осталось? Их меньше, и оружия у них меньше.
Одна из тварей бросилась вперед, врезалась в Ноэля и сбила его с ног. Милли закричала – за него, за себя, за всех, – но тут грянул выстрел, тварь отпрянула и упала с визгом, охваченная огнем. Передернув затвор, Ноэль выстрелил ей в башку, подхватил Милли под руку, и они побежали дальше.
Когда они вбежали в свет последнего костра, прогрохотал дробовик – две вспышки, одна за другой. Лора Кэддик вручила его Таре, которая подала матери другое ружье, а сама принялась перезаряжать первое; висевший у нее на спине малыш Джесс заливался истошным визгом и плачем, его сморщенная рожица покраснела. Жено! Се дочь твоя, се матерь твоя![22] На лбу у Лоры кровоточил порез, и лицо, когда она поднимала ружье, выглядело бледнее обычного, но в остальном она не пострадала. Эрни Штазёлек спокойно и методично разряжал дробовик в наступающих тварей, чтобы тут же перезарядить вновь.
Опустившись на колени на взрыхленную землю, Милли смогла наконец просипеть:
– Спасибо.
– Сочтемся, – отозвалась Лора.
Эрни поднял дробовик и снова открыл огонь. Рядом с Милли Ноэль вставлял свежие патроны в помповое ружье. Лицо его было в крови. Милли вспомнила о ранах Мэдлин Лоу, о неостановимой, медленно убивающей инфекции.
– Джонс? – выдавила она. – Когда эта сволочь тебя схватила, она?..
Только не Джонс, Господи, только не Джонс, мало ей прошлой ночи, когда она была уверена, что потеряла его…
– Нет. – Он коснулся пореза на лбу. – Это они в меня чем-то бросили, милая. Ерунда, ссадина. Я в порядке. – Он оглядел свою порванную, продырявленную куртку. – Ну, вроде бы.
Пока Ноэль разглядывал дырки, проверяя, нет ли крови, тьма вскипела смертоносной белизной. Твари, что ближе всех находились к последнему костру, присели на корточки, перенеся вес тела на задние лапы; в передних они держали куски каменной кладки и стали.
Окружение не оставило людям ни единого шанса. Костер загасят в считаные секунды, а тех, кто еще жив, чудовища растерзают и освежуют. Некуда бежать. Ничего нельзя сделать. Милли пыталась вспомнить самую простенькую молитву, но не получалось. Боже мой, Боже мой, для чего Ты меня оставил?[23]
– Все чисто, – сообщил Ноэль. – Хотя какая теперь разница…
Он приложил дробовик к плечу. Лора и Эрни заняли свои позиции, направив ружья в разные стороны, а Милли ожидала свершения приговора.
63
Пол пещеры покрывала пыль вперемешку с костяным крошевом; тут и там из него выглядывали части скелетов. С каждым шагом пропановый баллон на спине наливался тяжестью, сапоги по щиколотку тонули в пыли, отчего Элли передвигалась до одури медленно.
Во всяком случае, пыль приглушала шаги, хотя из-за какофонии дудок и барабанов, которая становилась все громче, твари прослушали бы даже марш кованых сапог по голому камню. Жрецы и Плясуны находились в экстазе, поглощенные заключительными этапами своего ритуала.
До алтаря оставалось каких-то пятнадцать метров, когда дудки смолкли; Элли замерла, выставив руку, чтобы удержать Шарлотту. Но барабанный бой продолжался, и по-прежнему раскачивались Плясуны.
Один из Дудочников повернулся к огню и наклонился вперед. Элли показалось, что его лицо приблизилось прямо к ней, лишь завеса серебристого пламени разделяла их. Маска находилась так близко, что Элли могла разглядеть швы, скрепляющие ее. Никакое это не дерево: вблизи материал напоминал задубевшую кожу или высохшее мясо. Ну конечно, это кожа, маска из кожи. Благо хоть в прорезях белела гладкая плоть: тварь не сможет их увидеть. Элли на всякий случай затаила дыхание.
Дудочник погрузил инструмент в серебряное пламя; изжелта-белая кость чернела и обугливалась. Второй Дудочник терпеливо ждал рядом. Барабанщики отбивали ритм. Раскачивались Плясуны.
Дудочник выпрямился и отвернулся. Элли выдохнула; от нехватки воздуха у нее уже гудело в голове. Она бросила взгляд на Шарлотту, и они снова двинулись вперед.
Первый Дудочник преклонил колени, протянув на ладонях дудку. Второй забрал ее, повернулся к стене и медленно, тщательно вывел на камне символ почерневшим концом. Треугольник, похожий на обращенную назад заглавную букву “D”: dālet, так его назвала Мэдлин. Дверь.
Пока Дудочник выводил второй символ, Элли с Шарлоттой проползли по-пластунски по костям и пыли. «На животе ползать ты будешь и всю жизнь прах будешь есть…»[24] Да, Элли, самое время вспомнить уроки в воскресной школе. Пыль оседала в горле. Кости. Люди. Она боролась со рвотой и кашлем. Рядом сдавленно чихнула Шарлотта. Элли покосилась на нее; Шарлотта, в ужасе вытаращив глаза, зажимала рот ладошкой. Когда Элли снова посмотрела на тварей, те по-прежнему были заняты ритуалом.