помнить следующее имя в списке.
Но тут Митч просиял. Ну конечно же, конечно!
— У них родились Дженни, Мэри и Митч…
Старый дурак. Забыть самого себя! Старики добродушно посмеялись над Митчем. Большинство молодых даже не улыбнулись.
Меня же почему-то разобрал смех. Он прозвучал громко и резко. Джон удивленно воззрился на меня и тоже расхохотался, за ним, разумеется, Джерри, а там и все остальные новошерстки, собравшиеся вокруг поляны.
Старый Митч услышал наш смех и повернулся к нам. В его слезящихся, широко раскрытых, слепых глазах читалось страдание.
— Вам, новошерсткам, смешно. Вы смеетесь над нашей памятью. Однако не забывайте, что я ваш прадед, и хотя я старый-престарый, мне сто двадцать лет, но я стою сейчас перед вами. И вот что я вам скажу…
Он закашлялся, захлебнулся слюной, и одной из помощниц пришлось похлопать его по спине, чтобы Митч смог продолжать.
— И вот что я вам скажу, — выдавил он, — когда я был молодой, вот как вы, я тоже знал одного старика. Отца моего отца, деда моей матери. Он стоял передо мной, как я сейчас перед вами. И — послушайте меня! — этот старик, мой дед, был тот самый Томми, прилетевший с Земли. Я видел его, трогал его, пришельца из другого мира, с других звезд!
Слезы досады текли по щекам Митча. Он понимал: что бы он ни сказал, как бы ни угрожал нам, но скоро он умрет, а за ним и наши деды, и родители. И вот тогда уже мы будем решать, помнить нам Истинную Историю или забыть навсегда.
— Я видел и трогал Томми, — едва не рыдал старый Митч. — Подумайте об этом, прежде чем смеяться надо мной! Подумайте об этом!
На него было до того больно смотреть, что я отвернулась. Кое-кто из молодежи вокруг меня плакал от стыда за то, что они смеялись над Митчем. Мне тоже стало стыдно, но одновременно я злилась на себя за то, что позволила старому хрычу себя разжалобить. Клянусь сиськами Джелы, уж он-то и остальные двое никогда не щадили ничьих чувств! Они грубо разговаривали с детьми. Называли нас невеждами. Пихали и толкали, как будто мы вещи.
— У них родились Дженни, Мэри, Митч и… — напомнила Джела. Она тоже соскучилась и устала, и когда Митч не ответил, продолжила за него: —…Ступ, Лу и Джела, и… — Она перечислила остальных из двадцати четырех братьев и сестер своего поколения. — …и Питер, — задыхаясь, договорила она. — Мы стали родоначальниками первых семи групп в Семье и построили большую изгородь. И мы — последние, кто знал Томми, который прилетел с Земли, поэтому вы должны запомнить нас.
Наконец-то Старейшины закончили. Помощницы усадили их на землю, подложив под спину старикам покрытые шкурами бревна, и начались отчеты разных групп. Вожаки один за другим рассказывали обо всем, что случилось у них в группе за год, прошедший со дня сто шестьдесят второй Гадафщины: сколько детей появилось на свет, сколько человек умерло, сколько девушек забеременело, сколько было больших охот. Тоска зеленая. Одни только чертовы Мышекрылы минут двадцать распинались, как срубили красносвет и напихали в жилы семян белосвета в надежде, что он вырастет на месте красного.
— Ну и ну! — прошептала я Джону. — Ничего себе! Кто бы мог подумать!
Джон улыбнулся. Заметив это, Джерри тоже расплылся в улыбке.
Из леса вышли двое охотников из группы Лондонцев, а значит, теперь не хватало только четырнадцати человек. Четырнадцать Бруклинцев еще не вернулись с охоты в Альпах.
— А теперь поговорим про Грамму для Совета, — объявила Каролина, выслушав последний отчет.
Вожаки принялись предлагать вопросы, которые хотели бы обсудить: в Большом озере становится все меньше рыбы, в полумиле от Мышекрылов видели леопарда, Синегорцы и Звездоцветы поспорили из-за деревьев, Лондонцы просят Синегорцев подвинуться дальше в сторону Синих гор, а то Лондонцам совсем тесно…
— Мы поможем вам перенести изгородь, — пообещала Джули, вожак Лондонцев. — Вам не придется все делать самим. Но наша группа растет.
— Это ты постарался, да, Джон? — прошептала я. — Благодаря тебе Лондонцев станет больше. Благодаря тебе и этой Марте.
Джон скорчил гримасу и показал мне язык. Я рассмеялась.
— Мы поможем разобрать изгородь и передвинуть ее подальше, — повторила Джули.
— Нет уж, — возразила Сьюзен, вожак Синегорцев, круглая, плотная и непробиваемая, как Ком Лавы, — мы в поте лица обживали поляну, строили шалаши, чтобы группе было удобно. С чего это мы должны отдавать ее вам?
— Я все понимаю, но мы тоже не виноваты, что оказались в середине Семьи. И другого леса у нас нет, перебраться нам некуда.
— Так разделите группу на две части, и пусть новая поселится за Синегорцами. Мы, между прочим, тоже на сто сороковой Гадафщине создали группу Звездоцветов.
Тут Каролина остановила спор.
— Это обсудим на Совете. А сейчас мы просто говорим про Грамму. Что еще в нее нужно включить?
Неподалеку от нас с Джоном какие-то малыши подняли возню, принялись гоняться друг за другом, шныряя среди ног взрослых.
— Мяса стало мало, — пожаловался старый слепой Том Бруклин, единственный вожак-мужчина. — Не хватает мяса, фруктов, семян, пеньковицы.
— И как нам быть? — спросила Каролина. — Что ты предлагаешь обсудить?
— Помнится, на сто сорок пятой Гадафщине мы нашли хорошее решение, — ответил Том, — закрыли Школу.
Том имел в виду, что до сто сорок пятой Гадафщины детишки от шести до двенадцати лет учились в Школе. Каждый день они собирались на Поляне Круга, а кто-то из взрослых, так называемый Учитель, рассказывал им про письмо, счет, всякие земные штуки, которых у нас нет, и так далее. Но на сто сорок пятой Гадафщине было решено, что мы не можем себе позволить освободить детей от охоты и собирательства. Так что теперь большинство молодежи не умеет писать, а что до нашей истории, то Семья полагается на память и пересказы на Гадафщинах. Когда решили закрыть Школу, на Совете вроде бы вспыхнул жестокий спор, какого еще не бывало.
— После этого мы стали добывать больше пищи, — напомнил Том Бруклин, — потому что дети нам помогали и не нужно было отрывать от дел никого из взрослых, чтобы учить младших грамоте. Жить стало полегче.
— И от чего же нам отказаться сейчас? — спросила Каролина.
— Вот это и нужно обсудить.
И тут, клянусь членом Гарри, в разговор вмешался Джон!
— Дело не в том, чтобы отказаться от чего-то еще, — крикнул он.
Разумеется, все, как один, уставились на него, вся Семья. Даже детишки, вертевшиеся под ногами, остановились и подняли глаза на Джона, поскольку каждый член Семьи, мало-мальски научившийся говорить, знал: когда говорят про Грамму, выступать позволено только вожакам. Ну да, может, бывало, что раз-другой вожак просил какого-нибудь взрослого из группы высказать свое мнение, однако ни один ребенок, ни один новошерсток сроду не сказал на Гадафщине ни слова, да их никто и не спрашивал! И никому, ни новошерстку, ни взрослому, не пришло бы в голову что-то выкрикнуть!
Так что теперь все глазели на Джона, но по-разному. Джейд, его мать, смотрела озадаченно, словно не знала, что и подумать. Джерри взирал на брата с восхищением, как на героя. Дэвид Красносвет, этот урод с мышиным рылом, вылупился на Джона как на кусок шерстячьего дерьма. Белла Красносвет, стоявшая вместе с остальными вожаками возле Круга, глядела смущенно и вместе с тем гордо.
Пожалуй, я чувствовала то же. Смущение, но и гордость.
— Дело не в том, чтобы отказаться от чего-то еще, — повторил Джон. — Нам уже все равно не от чего отказываться. Мы и так каждый день выходим на охоту или на поиски пищи, разве нет? Чем еще мы можем пожертвовать? Сном?
Каролина бросила на Беллу Красносвет взгляд, в котором читалось: «Ваш молодчик, вы и разбирайтесь».
— Мне кажется, Джон хочет сказать… — начала Белла.
— Нам надо придумать, как перебраться через Снежный Мрак, — перебил Джон. — Найти новые места обитания.
Член Тома и Гарри, тут меня осенило! Джон не из тех, кто совершает один геройский поступок и на этом успокаивается.
— Через Снежный Мрак? — воскликнула Каролина. — Через Снежный Мрак? Всем известно, что это невозможно!
И она решительно отвернулась от Джона со словами:
— Ну ладно, хватит попусту тратить время. Переходим к…
Но Джон еще не закончил!
— Откуда мы знаем, что это невозможно? — выкрикнул он. — Откуда нам это знать? Мы же никогда не пытались! По крайней мере, давно. Поговорите на Совете о том, что нам стоит попробовать как-то пробраться через Снежный Мрак. Или спуститься по Проходному водопаду. Или поискать какой-то другой выход.
— Мы не будем об этом говорить! — отрезала Каролина. — Во-первых, ты всего лишь мальчишка-новошерсток и не можешь указывать нам, во-вторых, это глупость. Мы же только что вспоминали, как пришлось отказаться от Школы, чтобы освободить время для охоты и собирательства, и обсуждали, что дичи опять не хватает. Неужели ты думаешь, что мы станем отправлять кого-то на поиски пути через Снежный Мрак, когда все взрослые, новошерстки и дети постарше должны добывать пропитание? Это безумие.
— Безумие — даже не попытаться, — возразил Джон. — Со временем людей будет все больше, а еды все меньше. Нам надо отыскать новые охотничьи угодья.
Теперь уже всем было неловко. Некоторые закричали Джону, чтобы он замолчал:
— Хватит уже, нам нужно обсудить Грамму!
— Заткнись, новошерсток! Тебе слова не давали!
Но Джон все равно продолжал:
— Если мы не станем пытаться перейти через горы, тогда почему бы нам не углубиться в лес? Скажем, послать одну группу в долину Холодной тропы. А другую — к снежной глыбе Диксона.
Терпение Каролины лопнуло.
— Хватит! — отрезала она. — Замолчи уже. Здесь собралась вся Семья, вся, до единого человека, и какой-то глупый новошерсток не смеет нам указывать, что обсуждать.
С видимым усилием и поддержкой двух помощниц на ноги поднялся старый Митч.
— Что говорит этот новошерсток? — поинтересовался он.
— Говорит, что нам надо расселить группы по разным концам долины, — пояснила Белла, — чтобы было проще добывать пищу.