— Можно изготовить обмотки из шкуры: внутри будет шерсть, а снаружи промажем жиром, — рассуждал я. — Или даже возьмем два слоя шкур. А чтобы держались, можно их сшить или обмотать смазанной жиром веревкой, вот как наконечник копья приматывают кишкой к древку.
Но как же сделать твердой подошву? Я вспомнил Ботинки, которые вместе с остальными Памятками показывали нам каждую Гадафщину. Сверху они были сделаны из какой-то кожи (правда, совсем непохожей на шерстячью), а вот снизу был толстый плоский слой пластика, чтобы кожа не снашивалась. Я подумал было вырезать подошвы из коры и прикрепить к шкуре, но сообразил, что через некоторое время кора потрескается или намокнет в снегу, размякнет и раскрошится. Тут мне на ум пришло, что старый Джеффо обтягивал края лодок гладкими каменячьими шкурами, промазанными клеем из смолы красносвета, и так несколько слоев, а сверху покрывал жиром. Шкуры высыхали и твердели, хоть стучи по ним, как по бревну, из которого была сделана основная часть лодки.
— Можно обмотки сверху обработать жиром, — размышлял я, — а снизу промазать несколько шерстячьих шкур клеем из смолы красносвета, пока они не затвердеют, как края лодок Джеффо, а поверх клея еще нанести слой жира.
Ни о чем другом я думать не мог. Я так углубился в свои мысли, что позабыл, где я, что случилось и что я остался один. Меня занимало лишь то, как смастерить твердую подошву для обмоток.
Я мысленно ощупал кожаные края деревянных лодок. Они были твердые-претвердые, но со временем отставали, и тогда их уже нельзя было снова растянуть и приклеить обратно: кожа становилась слишком жесткой, так что ее просто выбрасывали. Помню, в детстве я играл с такими выброшенными краями лодок. Они были твердые и хрупкие: конечно, не как черное стекло, потому что все-таки немного гнулись, но если согнуть слишком сильно, трескались.
— Член Гарри, — пробормотал я. — Это плохо.
Подошва должна быть прочной. Я походил туда-сюда, глядя на свои ступни, и заметил, что они сгибаются, когда я делаю шаг. И если подошва не будет так же гнуться, ходить в таких обмотках будет неудобно и они быстро потрескаются. Я вспомнил, что низ Ботинок был не только твердый, но и гибкий. Это-то мне и нужно. Но он был сделан из пластика, который добывают на Земле. Что мне взять вместо него?
Я подумал, не заменить ли клей из смолы красносвета клеем из шерстячьих копыт: он не такой хрупкий, поэтому им обычно крепят обвязки из кишок на концах лучших копий. В отличие от клея из смолы, он не отстает от черного стекла, если копье ударит во что-то твердое, например, в дерево. Но клей из шерстячьих копыт не так-то просто добыть: чтобы получить даже малую толику клея, нужно сварить множество копыт, тогда как смолу красносвета найти проще простого — по сухим потекам на стволах. Еще можно сделать на дереве зарубку, и смола потечет. (Тут до меня дошло. Шея Тома! Какой бы клей я ни взял, мне понадобится яма, чтобы его варить, такая же, как у Джеффо на берегу ручья Диксона.) Кстати, клей из шерстячьих копыт тоже хрупкий: ведь даже лучшие копья ломаются.
Я встал и принялся расхаживать по своему маленькому лагерю. Мысли не давали мне покоя. Туман рассеялся, и показалась бездна. В небе над Долиной Круга маячил Звездоворот, ухали и пищали птицы, мыши стаями летели с гор, я же совсем не замечал перемены, только машинально накинул на плечи шерстячью шкуру, чтобы согреться. Красные Огни дали мне с собой шахматные фигуры (черные были из черного стекла, белые — из высушенного иглодрева), и я нарисовал на земле доску, чтобы поиграть. Присел на корточки, сделал несколько ходов, но потом вскочил, снова принялся мерить полянку шагами и думать, думать.
Я вспомнил про куски кожи, по которым вырезали всякие модели: со временем кожа дубела, но ее можно было размягчить, намочив или смазав жиром. Интересно, если смешать жир с клеем, получится ли такой же прочный и гибкий материал, как пластик, из которого изготовлены подошвы Ботинок?
— Мне нужна яма для варки клея. Мне нужно много смолы красносвета. И шерстячьи копыта. И еще шкуры. И жир.
Чтобы собрать все перечисленное, у меня уйдет десять-двадцать дней.
— Сначала выкопаю яму, — решил я. — Сделаю глубокую яму, обмажу глиной, а вокруг нее выкопаю ров для костра.
Я подумал, а не поймать ли сперва шерстяка. Так я добуду и шкуру, и жир, и копыта, и мясо.
Тут до меня наконец дошло, что бездна в самом разгаре и в небе сияет Звездоворот. Я так углубился в свои мысли, что заметил лишь, как похолодало.
— Точно, надо поймать шерстяка, — сказал я себе, — с этого и начнем. Сейчас бездна, а значит, шерстяки спустятся с гор. Пойду-ка я в Долину Холодной тропы и поищу их.
Я отправился за копьем. Красные Огни дали мне с собой отличное копье. Захватил на всякий случай и запасное. Странная штука. Отвлекшись от мыслей о подошве и клее, я вспомнил о том, о чем все это время как-то не думал. А именно о звуке, который слышал, когда собирал в лесу звездоцветы: стук барабана и трубный зов, сперва громкий, потом тихий. Это были похороны. Слышал я пару-тройку раз и другой сигнал рога: два коротких, один длинный. Так Семья зовет путников обратно. Я же все пропустил мимо ушей. Не обратил внимания. Даже не задумался, кто же умер, кому приказывают вернуться и почему.
— Что бы это значило? — гадал я. — И почему я ничего не заметил? Почему меня это не волнует?
А меня, похоже, это действительно не волновало. Я мерил шагами поляну, похлопывая по руке древком копья, и думал о том, что еще нужно поискать в лесу Долины Холодной Тропы во время охоты на шерстяков. Не сказать чтобы я был спокоен, но ничто меня не тревожило. Хотя и мира в душе не было.
— Глина, — бормотал я. — Для ямы с клеем нужна мягкая глина. И еще, наверно…
Тут я услышал, как меня кто-то зовет по имени.
— Джон! Эй, Джон! Джон! Это я.
Я по голосу догадался, что это Джерри, но, как ни странно, ничуть не обрадовался.
«Член Гарри, только не Джерри, — вот первое, что пришло мне в голову. — Не хватало еще и с ним возиться».
— Джон! Это Джерри, Тина и Джефф!
Последние бдни я старательно отгонял любые чувства, отключал, чтобы не мешали. Но сейчас у меня в душе затеплились радость и благодарность. Я едва не бросился навстречу друзьям, но передумал.
— Нет, — пробормотал я. — Нет. Так не пойдет.
Надо, чтобы они пришли ко мне, а не я к ним. Я не хотел быть им ничем обязанным, в особенности теперь, когда у меня такие планы.
Я приложил ладони ко рту и прокричал:
— Привет! Я наверху, возле пещер.
Я положил копья на место и опустился на корточки возле шахматной доски.
21Тина Иглодрев
На склоне скалистого отрога слева от прохода в Долину Холодной тропы Джон устроил себе маленький лагерь. У входа в пещеру были прислонены к скале два копья, причем одно из них настоящее, охотничье, с наконечником из черного стекла. Внутри пещеры были аккуратно сложены шкуры, мешки, повязки; с потолка на веревках свисали четыре каменячьи ноги. Джон развел костерок, начертил на земле шахматную доску и — сиськи Джелы! — когда мы вскарабкались к нему, сидел и играл в шахматы сам с собой.
«Член Тома, — подумала я, — ну и притворщик». Все эти бдни он был один и наверняка думал, что останется один до конца жизни. Любой бы в такой ситуации обрадовался друзьям. И вышел бы к нам навстречу. Любой другой, если уж на то пошло, задумался бы: может, нам нужно помочь с Джеффом. Но только не Джон. Он все тщательно продумал и решил ждать нас наверху: хотел, чтобы мы застали его за игрой в шахматы с самим собой, как будто он отдыхал после рабочего дня.
Джефф замер как вкопанный и во все глаза уставился на Джона. Джерри же, сбросив руку братишки, побежал к Джону, обнял его и со слезами на глазах расцеловал. Я тоже отпустила Джеффа, но не спешила подойти к Джону, ждала, пока он обратит на меня внимание. Без толку. После всего, на что мы ради него пошли и что потеряли, такая сдержанность выглядела по меньшей мере некрасиво.
— Кажется, пару дней тому назад я слышал погребальный сигнал, — вот первое, что он нам сказал. — Мне не показалось? Кто-то умер?
Джерри оглянулся на меня, не собираюсь ли я ответить, но я лишь пожала плечами, мол, давай сам. Хватит и того, что Джон вечно бросает на меня все самое трудное. Джерри я этого не позволю.
— Старый Ступ помер, — сказал Джерри. — И… — он снова оглянулся на меня, словно ждал, что я хоть как-то смягчу удар. — И еще кое-кто. В общем… Белла тоже умерла.
Джон отвернулся от нас троих и устремил взгляд в сторону Долины Круга. Лицо его оставалось невозмутимым, но было видно, что он весь напрягся.
— Белла? Наша Белла? Не может быть. Белла Красносвет?
— Да, она, — подтвердил Джерри и снова оглянулся на меня, надеясь на поддержку.
— Она покончила с собой, — добавила я. — Повесилась, как Томми.
— Да, но…
Джон снова присел на корточки над шахматной доской и впился взглядом в фигуры, как будто обдумывал следующий ход.
— Если бы я разрешил ей пойти со мной, этого не случилось бы, — наконец проговорил он.
— Так-то оно так, — возразил Джерри, — но…
— Этого не случилось бы, если бы я не заговорил на Гадафщине и не разрушил Круг, — перебил Джон. — Белла по-прежнему была бы вожаком. Она по-прежнему руководила бы нами и была бы лучшим вожаком в Семье.
— Если бы она к тебе не приставала, этого бы точно не случилось, — вмешалась я. — Может, Белла и была хорошим вожаком, но ни один вожак в семье не стал бы спать с новошерстком, которого вырастил. Даже самый худший из вожаков так не поступил бы.
— Я с ней не спал, — ответил Джон. — Она всего лишь…
Он осекся.
— Ей хоть что-нибудь написали на камне? — спросил он чуть погодя.
— Да. Написали: «Белла Красносвет, вожак группы», — ответил Джерри.
Джон кивнул и стер доску, нарисованную на земле, закончив партию, которую играл сам с собой.
— Есть хотите? Я день назад поймал каменячонка, и еще осталась пара ног. Сейчас подброшу дров в костер и накормлю вас.