— Мам, ну чего ты, — перебила Клэр и расплакалась всерьез.
— Иди к черту! Видеть тебя не могу! Знаете что? Я вас всех видеть не могу…
И понеслось! Я разбушевалась не на шутку. Я визжала и орала так, что вся покраснела, и из глаз брызнули слезы. Я вспотела и вся дрожала. Пятеро моих так называемых детей рыдали (несмотря на то что один из них на самом деле был моим старшим братом), да и кое-кто из зрителей тоже не сдержал слез. Дети кричали, шерстячата в пещере вопили «Иииик! Иииииик!». Даже Джон испугался.
Как же, наверно, было страшно тогда, в первый раз, тем пятерым детям, много-много бремен назад, когда их мама, не помня себя от горя, напустилась на них. Ведь у них в целом свете не было никого, кроме нее и Томми. Должно быть, бедняги насмерть перепугались. Иначе эту историю не запомнили бы так надолго. Ведь столько всего за много поколений забылось, исчезло, как круги на воде от камня, брошенного в озеро. Что самое странное, в истории про кольцо Анджелы не было ни смысла, ни счастливого конца, вообще ничего поучительного. Больше всего она походила на крик боли, эхо которого раскатилось на многие поколения, хотя сама Анджела давным-давно умерла.
Так почему же мы по-прежнему играли эту пьесу? Я частенько задавалась этим вопросом, а теперь вот поняла. Потому что это здорово!
— А ты, Томми, — я повернулась к Джону, — ты нахал, эгоист и подлец. Ты разлучил меня с родителями и друзьями, ты увез меня с любимой Земли, не рассказав о том, что собираешься сделать, ты не оставил мне выбора, тебе плевать на мои чувства. А теперь ты даже не можешь найти кольцо! Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу и всегда буду ненавидеть!
Но Джон опустился на колени, подобрал с земли кольцо и протянул мне.
— Вот оно, Джела, я его нашел. Я нашел твое кольцо спустя все это время.
Признаться, он меня ошарашил. Такого я не ожидала.
— Что ты имеешь в виду? Ты его так и не нашел, Томми. От тебя всю жизнь никакого проку не было!
— Я не Томми, — ответил Джон. — Я Джон. Джон Красносвет. Я твой прапраправнук, как и все эти ребята. Мы хотим, чтобы Эдем стал нашим домом, как когда-то он стал домом для тебя. Я нашел твое кольцо, Джела. Я закончил историю. Тебе больше незачем ее рассказывать.
— Тогда дай его сюда. Отдай мне кольцо.
Но на это у Джона тоже нашелся ответ.
— Нет, Джела. Ты умерла. Тебя похоронили под грудой камней, помнишь? Тебе больше не нужно кольцо. Но я его сберегу. Мы все будем его беречь. Мы пронесем его сквозь Снежный Мрак на ту сторону, куда ты и велела нам идти.
С этими словами Джон спрятал кольцо обратно в кармашек, подошел и обнял меня. Члены Тома и Гарри, находчивости ему было не занимать! Он умел владеть собой.
В глазах у меня стояли слезы, и я уже не знала, мои или Анджелы. Не понимала я и того, приятно ли мне, что Джон меня обнимает, или же я ненавижу его сильнее, чем когда-либо.
На этом история завершилась, решение было принято, и мы стали собираться, чтобы отправиться по Холодной Тропе в Снежный Мрак и покинуть эту долину навсегда.
30Джон Красносвет
Даже умные и честные люди вроде Тины зачастую поступают наобум. Им хочется получать только хорошее, а как доходит до плохого, без которого не бывает хорошего, так они начинают ныть. Моя сила — в том, что я способен на поступок, и уж если что решил, то не сдаюсь и не опускаю руки. Это и есть то хорошее, что я даю людям, пусть им и не нравятся мои слабости.
Незадолго до нашего собрания я убил человека. Члена Семьи, которого знал с детства. Меня не мучило чувство вины, потому что я понимал: будь у Диксона возможность, он бы разделался со мной, равно как и с Тиной, и с ребятами. Но, клянусь глазами Джелы, я был ошарашен. И все собрание прокручивал в голове, снова и снова, как торчало мое копье из спины Диксона и как я ударил его в живот, вспоминал хлюпанье, с которым копье вонзилось в тело, шипение воздуха и кровь, с бульканьем текущую изо рта. Вся сцена заняла каких-нибудь пару секунд — вот я вытащил копье из спины Диксона, он перевернулся, посмотрел на меня, и я добил его ударом в живот, — ведь его дружки смылись, и Гарри с Джерри могла понадобиться моя помощь, — но даже этот короткий миг так крепко отпечатался у меня в памяти, что, казалось, повторяется на самом деле снова и снова.
В общем, я не мог не думать об этом, а к тому же мне приходилось держать в голове уйму нужных вещей, да еще как-то убедить ребят мне поверить, чтобы они признали мое старшинство, не спорили со мной и у нас появился бы шанс уцелеть. Я должен был позаботиться обо всем (а ведь человек не может заниматься всем и сразу!), а тут еще дура Тина со своей пьеской про кольцо. Член Тома! И я еще должен ей подыгрывать, как будто мало мне других дел.
Конечно, Тина сказала бы, что я сам виноват, раз никому не рассказал про кольцо раньше, но я ведь молчал нарочно. Я с самого начала понимал: если я его покажу ребятам, это, конечно, даст мне над ними власть, но ненадолго. Поэтому я приберегал кольцо до того момента, когда эта власть будет нужней всего, и не только мне, но и всем нам. Как тогда, когда на меня напал леопард. Я знал, что у меня всего одна попытка, и ждал лучшего момента, а не бросил в зверя копье при первой же возможности. И я оказался прав. Я правильно выбрал время, что бы там ни думала себе Тина. Я достал кольцо ровно тогда, когда оно было больше всего необходимо, — и выиграл!
Через пару часов после того, как я забрал у Тины кольцо, мы вышли на Холодную тропу. Двадцать один человек плюс двое грудных младенцев. Старший из шерстяков, Неп, шел впереди с Джеффом на спине. За ним шагали мы с Тиной, а за нами гуськом — все остальные. Замыкал шествие шерстячонок Белоконь. Все мы с головы до ног были укутаны в шкуры, так что виднелись только рот и глаза, и походили больше не на людей, а на диковинных двуногих шерстяков. На ногах у каждого из нас были промазанные клеем обмотки из шкур, которые я начал придумывать еще до того, как ко мне присоединились другие. Несколько твердых слоев кожи, на подошве — жирный клей. Все, кроме Джеффа на шерстяке, двух кормящих мам (Клэр и Дженни) и трех беременных (Сьюзи, Джелы и Джули), несли на спине поклажу: мотки веревки, запасные обувки, мешки с черным стеклом, связки шкур, словом, все припасы, о которых я позаботился и которые собирал последние десять циклов. Еще мы по очереди несли огромные плоские куски коры, отполированные и обмазанные жиром, которые я назвал «снежными лодками». Каждая из этих лодок была нагружена полезными вещами: мясом, шкурами, запасными накидками, а в одной из них на большом плоском камне высилась кучка углей. Волочь их посуху было трудно, но по снегу они должны были легко скользить, и тянуть их мог один человек. Лодки тоже придумал я.
— Без тебя ничего этого не было бы, — бросила Тина, оглянувшись на наш отряд.
— Именно, — отрезал я. — Не было бы. Это я собрал вас всех в Долине Холодной тропы. Я договорился с Каролиной, чтобы выиграть время. Я придумал, как смастерить теплые обмотки. Я изготовил снежные лодки, послал ребят срезать кору и приделать к ним веревки. Я снова и снова поднимался в Снежный Мрак, чтобы понять, как там выжить и что нам для этого понадобится, хотя ты вечно ныла, что я постоянно куда-то ухожу один. Вы сами пришли ко мне, потому что прекрасно знали: без меня ничего бы не получилось. Никто из вас на это не способен, даже ты, Тина, и уж точно не твой ненаглядный Диксон. Так почему в истории про Джелу я должен был играть Томми? Я и есть Джела. На мне все держится.
Тина пожала плечами.
— Мне так захотелось, и все тут. Мне надо было выпустить пар, иначе я бы чокнулась. Все люди такие, Джон. Ну, большинство. Хорошо это или плохо, но иногда нам надо выговориться. Не каждый способен, как ты, держать все в секрете. Иначе, клянусь глазами Джелы, было бы слишком тоскливо жить.
Мы дошли до места, где давным-давно были со Старым Роджером и где высоко во Мраке увидели тех шерстяков, которых я принял за небесные корабли с Земли. Мы отправились дальше и покинули Долину Холодной тропы и Долину Круга, где родились. На мгновение я испугался, что совершил ужасную ошибку, и нам действительно лучше было бы остаться у Круга Камней. Что, если земляне прилетят, а Семья им скажет, что мы сгинули в Снежном Мраке, и они вернутся на Землю без нас? Но я отогнал эту мысль. Если уж выбрал путь, то сворачивать с него нельзя.
Мы шли по снегу, надеясь, что обмотки на ногах не развалятся и не промокнут. Мы шагали вдоль Ручья Холодной тропы и наконец уперлись в снежную глыбу, от которой ручей брал свое начало (не такую большую-пребольшую, как Глыба Диксона в Синих горах, которая спускается до самого леса, но все же и не маленькую, примерно в четыре человеческих роста). Мы обвязались веревками, приготовили копья, чтобы опираться на них и не падать, и стали карабкаться по скользкой шерстячьей тропе сбоку от глыбы.
Гарри побежал, но поскользнулся и упал. Ребята засмеялись, им просто необходимо было сбросить напряжение, но Гарри ненавидел, когда над ним смеются.
— Тогда я останусь здесь, — заявил он. — А вы идите, если хотите. Если вы будете смеяться над Гарри, он с вами не пойдет.
И Гарри заревел. Он был самым старшим из нас, единственным, кого можно было назвать взрослым, но расплакался, как ребенок. Ребята смутились: такого не ожидал никто. И поделом им, надо быть терпимее. Они должны были учитывать, что Гарри в тот день убил человека. Он убил Джона Синегорца. И если даже мне тяжело об этом думать, то что уж говорить о Гарри: ему вообще думать трудно.
Тина вернулась к брату, успокоила его и повела вверх по тропе, а ко мне подошел Джерри. Ему хотелось поговорить о том, что случилось. Бедняга, из нас троих ему пришлось хуже всех. Я толком не общался с Диксоном Синегорцем, равно как и Гарри с Джоном. Но Джерри убил парня из собственной группы. Они вместе выросли. И теперь он ни о чем другом не мог говорить, а мне приходилось повторять ему, что у нас не было выбора и, не подоспей мы вовремя, они бы прикончили Джеффа. Да, они его убили бы, а с Тиной сотворили бы такую мерзость, которой и названия-то нет.