Из этой огненной дымки мне навстречу вышла брюнетка в маске, с лучиками морщинок в уголках глаз.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она с доброжелательностью, присущей всем библиотекарям.
– Мне нужно найти информацию по нескольким темам.
Она обратила внимание на мою докторскую сумку.
– Вы ведь не врач?
– Нет, я просто взяла эту сумку, чтобы сложить в нее свои заметки. Это была сумка моей мамы.
– А, я так и подумала. Вы кажетесь слишком юной, чтобы спасать чужие жизни. На мгновение ваше появление меня обнадежило. Я подумала, что если кто-то из сотрудников внезапно заболеет, вы сможете оказать помощь. Честно говоря, – она оглянулась через плечо и заговорщически понизила голос, – я не понимаю, почему город нас вообще до сих пор не закрыл. Закрыты только читальные залы.
– О… Они закрыты? – У меня опустились плечи. – Я так рассчитывала сегодня утром здесь позаниматься. Мне нужно прочитать слишком много книг, и домой мне их все не унести.
– Какие темы вас интересуют?
Я задумалась.
– Ну, я хотела бы найти книги по современной военной поэзии, окопной войне, о немецких методах ведения войны, военнопленных, дроздах[8], птицах в мифологии… – Я на секунду замолчала, собираясь с мыслями, и продолжила: – О поражении молнией, электричестве, магнитных полях, спиритуалистической фотографии, спиритуализме и реальных случаях жизни после смерти.
Она даже моргать перестала. Теперь у нее был вид мышки, загнанной кошкой в угол.
– Вы знакомы с библиотечной картотекой и десятичной классификацией Дьюи?
Я кивнула:
– Да.
– Мы позволяем нашим посетителям самостоятельно находить книги на стеллажах. Вы производите впечатление смелой девушки. Почему бы вам не попытаться самой найти все перечисленное? Чтобы компенсировать эти усилия, я могла бы тайком провести вас в женский читальный зал.
– Правда?
– Да.
Я радостно вздохнула:
– Большое вам спасибо. Где находится картотека?
Она указала на деревянные ящики за стеной дыма позади меня.
– Вот она.
– Я недавно приехала в город и еще не записана в библиотеку.
– Я оставлю заявление на членский билет в читальном зале.
Я еще раз ее поблагодарила и направилась к ящикам с карточками тематического каталога.
К двери пустого женского читального зала я подошла со стопкой из десяти книг, и мои мышцы дрожали от веса переплетенных в ткань и кожу томов. Моя черная сумка висела на правом запястье под этой горой книг, нарушая кровообращение в кончиках пальцев. Я устроилась за одним из дубовых столов в полном одиночестве, если не считать всех этих серных призраков.
Библиотекарь оставила мне бланк заявления на получение членского билета и экземпляр сегодняшней газеты. Мое внимание привлекла статья под последней сводкой смертей от гриппа: Красный Крест открыл Дом для выздоравливающих ветеранов войны, которых газета называла «идущими на поправку племянниками дяди Сэма». На фотографии две местные женщины в строгих черных платьях подавали чай молодому человеку, который выглядел так, как будто его только что вынесли с поля боя. Его волосы стояли дыбом, в точности как мои, после того как меня шарахнуло молнией, а его глаза, казалось, говорили: «В чем я после возвращения с войны определенно не нуждаюсь, так это в том, чтобы две чокнутые светские дамочки заставляли меня пить чай».
Я загорелась желанием навестить этих выздоравливающих солдат и матросов. Хотела узнать, как война, забравшая Стивена, повлияла на других мальчиков, – и найти какую-то подсказку, которая помогла бы понять, почему он утверждает, что его терзают птицы. К тому же меня глубоко опечалило страдальческое лицо этого солдата. Мне захотелось помочь таким, как он, с готовностью выслушать и утешить, оказать поддержку, которая не ограничивалась бы чаем.
В верхней части на первой странице я нацарапала: «Посетить Дом Красного Креста и поговорить с парнями, возвращающимися с фронта».
Далее я открыла «Сокровища военной поэзии», изданные всего лишь годом ранее, и прочитала свидетельства очевидцев о пережитых в окопах ужасах в откровенных и жестоких стихах, таких как «Смерть мира», «У меня свидание со Смертью» и «Врата ада в Суасоне».
В стихотворении Джулиана Гренфелла «В бой» упоминались дрозды.
И дрозд пропел ему: о брат мой,
Быть может, ты падешь в бою…
Так пой же, брат, пой во все горло
Прощально-радостную песнь свою.
Холодящее кровь упоминание ворон встретилось мне в стихотворении Фредерика Мэннинга «Окопы»:
Похолодели губы, где любовь смеялась, пела,
Застыли руки, жаждавшие жить,
Глаза, с улыбкою в глаза смотревшие, мертвы,
Зачатые с любовью,
Стремились и гореть, и жить
Со страстью юности мужской… разорваны в куски
В мгновенье; разбросаны, как мясо, кровяная падаль —
Добыча для ворон и крыс.
Дрожащими пальцами я записала добыча для ворон и крыс, подавляя тошноту, подступившую к горлу как от мысленной картины птиц, отрывающих куски от изувеченных мертвых солдат, так и от проникающего под маску смрада тухлых яиц. Отложив стихи в сторону, я принялась за остальные книги, читая об ударах молнии, магнитах, военнопленных и современных методах ведения боевых действий. Я узнала о позиционной войне, газовых атаках и состоянии, которое назвали боевым шоком, поражающем рассудок солдат. Я исследовала спиритуализм и нашла рассказы о том, как доведенные до отчаяния образованные люди вроде романиста сэра Артура Конан Дойля и врача Дункана Мак-Дугалла, того самого, который проводил эксперименты по взвешиванию душ, рисковали своей репутацией в стремлении найти доказательства существования загробной жизни.
«Доведенные до отчаяния, – записала я. – Они всегда доведены до отчаяния».
Я прочитала об эктоплазме, на поверку оказавшейся суровой марлей, необъяснимых призрачных голосах, возлюбленных, письменах, явлениях и фотографиях призраков и даже о двух девочках из английской деревушки Коттингли, утверждавших, что они фотографируют эльфов. Мой мозг лихорадочно обрабатывал информацию, а листы бумаги заполнялись пометками, схемами, формулами и стихами.
Но я по-прежнему не имела ни малейшего представления о том, почему Стивен считает, что чудовищные птицы убивают его, привязав к кровати.
– Вы не знаете, как добраться до нового Дома Красного Креста в парке Бальбоа? – спросила я у той же брюнетки, которая изначально мне помогла.
Библиотекарь подвинула ко мне стопку из пяти книг, которые я решила взять домой, и оперлась о полированную стойку выдачи.
– На Пятой авеню сядьте в трамвай и поезжайте до Лорел. Там вы увидите мост через каньон и по нему пройдете в парк Бальбоа.
– Парк небольшой? Его легко найти?
Она вскинула брови:
– Вы там никогда не были?
Я покачала головой.
Она рассмеялась:
– Что ж, гарантирую, когда вы попадете на мост, не заметить парк будет невозможно. Раньше на этом месте располагалась выставка Панама-Калифорния. Сейчас эта территория принадлежит военным, но наверняка кто-нибудь сможет показать вам, где находится Дом Красного Креста. У вас там поправляет здоровье кто-то из знакомых?
– Нет, но я хотела бы поработать там волонтером.
Она опустила свой окутанный марлей подбородок на кулак и внимательно посмотрела на меня.
– Сколько вам лет?
– Шестнадцать.
– Кто-нибудь знает, что вы в одиночестве бродите по городу, в котором объявлен карантин?
– Я сказала, что мне шестнадцать, а не шесть.
– Это не ответ на мой вопрос.
Вместо ответа я широко открыла мамину черную сумку и сложила в нее книги.
Библиотекарь нырнула под стойку выдачи.
– Держи.
Она снова выпрямилась и подвинула ко мне красную пачку жевательной резинки с ароматом чеснока.
– Возьми пару пластинок. Я не могу отправить ребенка в другой конец города без минимальной защиты.
– Вы совсем как моя тетя. Дай ей волю, я бы каждый вечер купалась в луковом супе.
– Пожалуйста, возьми. Забирай всю пачку. – Она сцепила тонкие пальцы на стойке. – Я могу купить еще. Жаль отдать такой пытливый ум на растерзание гриппу.
Я взяла пачку и, чтобы успокоить ее, даже на мгновение опустила маску и сунула одну из вонючих пластинок в рот. По моим щекам тут же потекли слезы.
– Фу. – Я выплюнула жвачку на ладонь. – Это ужасно.
– Просто жуй ее. Хорошо? Береги себя там. – Она кивнула в сторону выхода. – А теперь ступай. Я устала оплакивать детей, о которых больше некому заботиться.
Она отвернулась от меня и склонилась над книгами, которые лежали на низкой полочке у нее за спиной.
Я в нерешительности топталась на месте. От нее исходил такой умиротворяющий вкус заботы, что мне почти хотелось остаться. Она оглянулась, чтобы проверить, ушла ли я. У нее на глазах блестели слезы. Поэтому я поблагодарила ее и ушла.
Глава 17. Оставь свои кошмары при себе
Я жевала чесночную жвачку, с трудом подавляя тошноту, пока ярко-желтый трамвай уносил меня по рельсам на холмы над Сан-Диего. Со мной ехали три делового вида мужчины в элегантных фетровых шляпах – вероятно, у них был обеденный перерыв. Они уткнулись своими прикрытыми марлей носами в «Сан-Диего Юнион», и один из них вслух зачитывал статистику смертей от гриппа за октябрь.
– Филадельфия: более одиннадцати тысяч смертей, и список продолжает расти – только в этом месяце. Бог ты мой! Бостон: четыре тысячи смертей.
От сухих фактов статистики в описании потерь драгоценных жизней мне стало не по себе. Я скрестила пальцы и загадала, чтобы Портленд оказался недостаточно большим городом для того, чтобы оказаться в этой сводке. Я бы, наверное, не пережила сообщения о количестве смертей там, ведь я и так сходила с ума от беспокойства, думая об отце, находящемся в переполненной тюрьме.