Когда же в состоянии стресса и полном равнодушии к окружающим окажется ваш возлюбленный, просто крепко сожмите его руку. Возможно, порция любви вернет ему восприимчивость к внешнему миру…
Как и у степных полевок, проявление нежности заставляет гипофиз человека вырабатывать окситоцин. Во время секса он буквально затапливает нас и нашу систему удовольствия. (Каким образом в ваших отношениях секс связан с конструктивными ссорами, судите сами…) Благодаря приливу окситоцина нам так приятно понежиться в объятиях партнера после секса. По этой же причине регулярный секс или проявление нежности полезны для отношений. Чем больше между людьми телесного контакта, тем больше вырабатывается окситоцина, тем глубже чувство привязанности к партнеру и (внимание!) тем привлекательнее нам кажется этот человек (и мы ему/ей). Доказательство этому нашел исследователь из Бонна: мужчинам, живущим моногамной жизнью, он ввел порцию окситоцина, поместил их в аппарат МРТ и стал показывать фото женщин. Сначала незнакомых, затем тех, которых они хорошо знают, и, наконец, возлюбленных. В результате активность системы удовольствия резко увеличивалась исключительно при виде одной женщины. Самой привлекательной мужчины находили именно свою партнершу.
Благодаря круговороту окситоцина не все отношения возникают в таком порядке: страстное влечение, секс, выброс гормона и возникновение привязанности – все может случиться и наоборот. Например, хорошие друзья, которые проводят много времени вместе, держат друг друга за руку и часто находятся рядом, поначалу чувствуют глубокую привязанность, затем сексуальное влечение и наконец влюбляются друг в друга. Когда этот цикл запущен, окситоцин провоцирует у влюбленных желание быть преданным одному партнеру. Причиной, по которой люди регулярно изменяют своим партнерам, может оказаться недостаток любви в детском возрасте или гены, отвечающие за количество окситоциновых рецепторов. Последние содержат в себе нечто вроде инструкции, следуя которой организм взаимодействует с гормоном нежности и определяет, какому количеству окситоцина позволить влиять на свое поведение. Для нас это значит, что рецепторный профиль, заложенный у человека с рождения, служит еще одним фактором, в значительной степени определяющим, насколько счастливы мы будем в любви.
Конец гормону нежности?
Окситоцин обладает еще одним свойством. За его открытием последовала целая череда статей в газетах и журналах с заголовками: «Темная сторона окситоцина» и «Конец гормону привязанности». Эффект, о котором шла речь, на первый взгляд и правда может показаться антисоциальным.
Голландский психолог Карстен де Дрю предложил участникам эксперимента сыграть друг с другом в игру, находясь под воздействием окситоцина, и стал наблюдать. Несмотря на прием гормона, игроки испытывали к сопернику зависть, недоверие и злорадствовали в случае поражения. Если рассмотреть результаты эксперимента подробнее, оказывается, что люди с одинаковыми взглядами внутри одной группы, находясь «под окситоцином», охотно кооперировали действия, но враждебно реагировали на соперников, которые не принадлежали их социальной общности. Люди предпочитали своих в ущерб окружающим.
Истоки такого эффекта лежат в эволюции. Будучи гормоном привязанности, окситоцин сотни миллионов лет заботился о том, чтобы представители одного вида держались вместе и жили стабильными, устойчивыми группами. В то же время он жестко и бескомпромиссно заставляет нас отграничиваться от людей или групп, не имеющих отношения к нашей общности. Во времена охоты и собирательства такое свойство было жизненно необходимым эволюционным преимуществом: при столкновении двух конкурирующих групп, бороться приходилось за своих. Преданность не в последнюю очередь вознаграждалась тем, что группа получала в случае победы. Тому, кто выступал против норм, принятых в группе, следовало готовиться к последствиям – при наихудшем развитии событий его исключали из общности, что, повторюсь, в то время означало неминуемую гибель.
На сегодняшний день обе стороны «окситоциновой медали» плотно укоренились в природе человека. На одной чаше весов лежит родительский инстинкт защитника, командный дух футбольных игроков или гражданское мужество члена общества. Оборотной стороной медали становятся эгоизм, враждебность и расизм. В подтверждение этому вспомним об увлекательном эксперименте, который совместно с коллегами из Любека и Оклахомы провел профессор психологии Рене Хурлеманн во время работы в клинике при Университете Бонна.
Исследователи опросили более сотни немецких студентов об их отношении к беженцам, затем дали каждому 50 евро и предложили отметить на компьютере, хотят ли они (и, если хотят, то сколько) потратить их на нуждающихся.
В предложенном списке в равном соотношении были представлены их немецкие соотечественники и беженцы. Вслед за этим половина студентов ввела себе окситоцин в виде спрея в нос и продолжила эксперимент. В результате у участников, которые придерживались позитивной позиции в отношении беженцев, под воздействием окситоцина повысилась готовность жертвовать деньги – как на беженцев, так и на соотечественников – в равной степени. В свою очередь, на решения тех, кто изначально был скорее враждебно настроен против мигрантов, гормон никак не повлиял. Получается, окситоцин способен усиливать альтруистические настроения, но искусственно вызвать расположение не в силах.
В дальнейшем исследователи провели еще один эксперимент. Участникам вновь ввели дозу окситоцина и снова предложили выбрать, кому из нуждающихся те хотят пожертвовать средства – беженцам или соотечественникам. В этот раз им сообщали, сколько уже пожертвовали их предшественники. В результате даже те, кто изначально был настроен по отношению к мигрантам скорее негативно, готовы были тратить на них деньги до 74 % чаще, чем в предыдущем случае. Этот эксперимент показывает: в группе, между участниками которой установилась тесная связь, подаваемый другими пример социального поведения играет определяющую роль в принятии решений – даже если такое поведение идет вразрез с личными убеждениями. На примере с беженцами это работает следующим образом: если соседи, друзья и знакомые открыто общаются и помогают мигрантам, их поведение мотивирует враждебно настроенных людей переосмыслить свое отношение. Публикация результатов исследования вызвала в научной среде одобрение, с одной стороны, и волну возмущения сторонников правых взглядов – с другой. Люди начали проявлять агрессию в отношении Хурлеманна и даже угрожали ученому, окрестив его Франкенштейном, стремящимся по поручению правительства с помощью специальных препаратов лишить воли немецких патриотов и противников мусульманско-африканского вторжения.
Я считаю ужасающим то, что в современном обществе честные и независимые ученые должны бояться за свою безопасность, если радикально настроенным гражданам не нравятся результаты их исследований. Такая критическая реакция лишь подтверждает выводы Хурлеманна: в процессе эволюции в нас глубоко укоренилась потребность быть солидарными с членами своей группы и испытывать привязанность к единомышленникам. Настолько глубоко, что пробуждает яростное желание бороться с теми, кто мыслит иначе. Мне хотелось бы, чтобы в будущем мы использовали позитивный потенциал подобного рода открытий, чтобы стараться понять друг друга и построить мирную жизнь с теми, кто принадлежит к нашему виду, именуемому «человек». Начать можно с того, что будем вести себя так, как хотим, чтобы вели себя и другие люди.
Длинной речи краткий смысл[18]
Итак, что мы знаем об этом сложном гормоне окситоцине? Его нельзя назвать исключительно позитивным веществом, которое действует под девизом «Чем больше, тем лучше». Это будет ответом для всех, кто задавался вопросом, нельзя ли решить все проблемы, поставив на прикроватную тумбочку спрей с окситоцином. Я не советовала бы так поступать. Действие окситоцина невероятно сложное и затрагивает слишком многие процессы в организме. Его эффект в долгосрочной перспективе не до конца исследован. Никто не скажет, как устроена ваша система рецепторов и как они отреагируют на длительный регулярный прием окситоцина. Также еще мало известно об эффекте от длительной окситоциновой терапии на развивающийся мозг детей с аутизмом или психическими заболеваниями. Время покажет, будем ли мы когда-нибудь принимать окситоцин как обыкновенные таблетки от кашля. А пока, располагая столь обширными (для такого непростого скопления белка) познаниями об окситоцине и его рецепторах, мы должны считать себя счастливчиками и использовать любую возможность, чтобы проявить нежность к ближним. Ведь – да-да, скажу еще кое-что! – это невероятно полезно и может продлить нам жизнь!
Больше ласки – дольше жизнь
Проявление нежности снижает уровень стресса. Этому способствуют два механизма. В одном случае свободный окситоцин подавляет функции амигдалы – главной паникерши в реагирующем на страх мозге. Это означает, что если выработано достаточное количество окситоцина, ситуации, когда мы обыкновенно впадаем в панику, больше не вызывают у нас сильной тревоги и страха. Сегодня ученые исследуют возможность применения окситоцина в сочетании с поведенческой терапией при лечении фобий и панических атак. Во втором случае окситоцин воздействует на ось «гипоталамус – гипофиз – надпочечники», так называемую ось стресса, отвечающую за производство гормонов бодрости: адреналина, норадреналина и кортизола. Окситоцин блокирует их выработку и дарит покой системе кровообращения. Объятия с любимым человеком помогут снизить давление и частоту сердцебиения, а значит, регулярные проявления нежности действительно способны сократить риск инфаркта и инсульта. И конечно, одного идеального объятия с обладателем глаз цвета бирюзы может быть достаточно, чтобы забыть обо всех проблемах первого мира, комбо из которых ты собрала в один отвратительный день.