Слезы – это отдельный язык, чью грамматику и синтаксис науке только предстоит изучить. Точно известно одно: эмоции помогают передавать понятные любому, наполненные эмоциями сообщения. Слезы важны для эмпатии и укрепления отношений. Возможно, они сыграли одну из важнейших ролей в том, что на сегодняшний день люди превратились в высокосоциальных существ и приобрели тем самым огромные преимущества по сравнению с другими живыми организмами. Правда, не с динозаврами – в эмоциональном плане они были как минимум на одном уровне с нами.
Глава 8Когда кровь стынет в жилах. Страх
Представьте, что вы были в гостях у друзей. Вечер прошел отлично, но завтра рано вставать, и вы собираетесь домой. Чтобы никто не уговаривал остаться («Да ладно тебе! Посиди еще чуть-чуть! Всего-то одна песня…»), вы тайком убегаете. На улице темно – хоть глаз выколи, луны нет, к тому же омерзительно холодно. Бр-р-р… Вы решаете срезать и сворачиваете в сад. Еще в детстве вы излазили тут все вдоль и поперек – хоть сейчас и ночь, проблем быть не должно. Вот только очень скоро вы понимаете, что в темноте все выглядит как-то иначе, более зловещим, что ли. Массивные кусты оплетают заборы, пугало колышется на ветру, и чем дальше вы заходите, тем сильнее сгущается тьма вокруг. Во всей округе ни одного фонаря. И вот вы уже едва можете различить очертания собственных ног, а из-за кочек и ям под ногами приходится идти медленнее и быть осмотрительнее. Но что это? Там кто-то промелькнул? Вы перестаете дышать и настороженно вслушиваетесь. Вокруг тихо. Так тихо, что слышно, как пульсирует кровь в ушах. И вдруг треск! В двух метрах, за живой изгородью, хрустнула ветка. Вы вжимаете голову в плечи, сердце уже едва не выпрыгивает из груди. И вот вы снова что-то услышали – нет, кого-то! Тяжелой поступью он приближается к вам. Не успев толком подумать, вы берете ноги в руки и пускаетесь наутек что есть сил. Так быстро вы еще никогда в жизни не бегали. И тут кто-то окликает вас:
– Подожди! Это же я! – голос знаком: это ваш друг. И он ужасный приколист. – Дружище, ну ты и бегаешь! Я хотел тебя немного попугать. Ты что, решил сбежать, не попрощавшись? Вообще, я тоже. Хи-хи. Пошли вместе. В одиночку топать через сад страшновато.
– Идиот! – не сдерживаетесь вы, хотя, конечно, счастливы, что теперь не придется идти одному.
– Хи-хи. Ты так испугался – штаны случайно не нужно поменять? – насмешливо спрашивает он.
– Случайно?! С чего бы случайно? Да я до смерти перепугался!
Строго говоря, во всем виновата страшная тревога. Слова «страх» и «тревога» зачастую используются как синонимы, но наука строго разделяет эти понятия. В английском языке проще: fear – страх, anxiety – тревога. В нашем языке такое строгое разделение невозможно. Страх – это реакция на конкретную опасность. Он возникает как ответ на нечто определенное: змею, насекомое, идиота, выпрыгивающего из-за кустов. Источник тревоги, напротив, весьма абстрактный: мы тревожимся из-за чего-то неопределенного. К примеру, из-за того, что однажды кто-то вломится в нашу квартиру или поблизости случится теракт. Подобная тревога может возникнуть внезапно и без каких-либо объективных предпосылок. Поэтому, естественно, гораздо проще справиться со страхом, чем бороться с тревожностью. В первом случае мы знаем врага в лицо и можем дать ему отпор (как это происходит, рассмотрим дальше).
Справляться с неопределенными тревогами гораздо сложнее, поэтому страх проходит быстрее, чем тревожность.
В ходе эволюции страх и тревожность глубоко переплелись с эмоциями. И если нейронные процессы, лежащие в основе страха, хорошо изучены, то с тревожностью все немного иначе. Результаты последних исследований наводят на мысль, что страх и тревога берут свое начало не в одной, а в двух соседних структурах мозга, однако возникающие в дальнейшем физические реакции вызывают одни и те же сигнальные пути и гормоны. Вот почему страх и тревогу воспринимают как нечто весьма схожее. В обоих случаях мы ощущаем неприятное возбуждение и становимся восприимчивее. С медицинской точки зрения возбуждение сочетает ощущение беспокойства и переход организма в режим повышенной боевой готовности. Мы могли бы назвать это испугом.
Сигнал боевой готовности в нашей голове
Как мы уже говорили, ключевую роль в возникновении страха играет амигдала, поэтому сейчас подробнее рассмотрим ее работу. Первые доказательства, что одна из ее функций – контроль страха, были обнаружены в ходе исследований Генриха Клювера и Пола Бюси[33]. В 1930-е годы нейробиологи из Университета Чикаго провели ряд эффектных и довольно жестоких экспериментов с макаками-резусами, чтобы исследовать на них основы поведения животных. Сегодня вряд ли даже одна комиссия по этике позволила бы проводить нечто подобное. Поместив животного под наркоз, Клювер и Бюси вскрыли череп и удалили височные доли – внушительные парные структуры мозга, расположенные прямо за ушами и заключающие в себе комплекс миндалевидного тела, в который входят в том числе гиппокампы (центры памяти). Это была крайне сложная и рискованная операция, ведь светло-серые структуры мозга довольно трудно отличить и аккуратно отделить друг от друга. Один неверный надрез на миллиметр левее или правее мог поставить под угрозу саму жизнь животного.
Успешно окончив операцию и закрыв череп, исследователи выводили животных из наркоза и наблюдали за их поведением. Вскоре приматы начинали вести себя крайне странно. Если прежде они агрессивно шипели на людей, теперь близость человека их не тревожила – обезьяны стали ручными. Они с любопытством наблюдали даже за ядовитыми змеями и без тени страха или агрессии прикасались к ним. Вот что еще бросилось в глаза исследователям: животные осматривали предметы вокруг себя так, словно видели их впервые в жизни, а еще засовывали все возможные объекты в рот, словно пытались на вкус или по структуре понять, что это такое. Помимо этого обезьяны демонстрировали признаки гиперсексуальности – они запрыгивали на каждого представителя своего вида, оказывавшегося у них на пути, не обращая внимания на то, самец это или самка. Они уже не были способны поддерживать нормальные отношения с сородичами, и в скором времени группа изолировала их от себя.
Эксперименты с обезьянами вызвали невероятный ажиотаж в научном сообществе, и в дальнейшем набор перечисленных симптомов получил название синдрома Клювера – Бюси. Впоследствии было найдено еще больше доказательств тому, что изменения в поведении обезьян связаны с уничтожением амигдалы. Если удалить миндалевидное тело у человека, его поведение в обществе изменится не так сильно, как у обезьян, но тоже проявятся нарушения. Их можно наблюдать у больных с синдромом Урбаха – Вите[34] – редкого наследственного заболевания, при котором перестает функционировать амигдала. Люди с таким синдромом с трудом могут вспомнить события, вызвавшие у них сильные чувства. Прежде всего, они лишены способности адекватно реагировать на раздражители, вызывающие страх. То есть они, в сущности, свободны от страха и тревог, но в то же время не могут распознать их и на лицах других людей.
Десятилетия исследований доказали: амигдала влияет на эмоциональное восприятие нами целого ряда различных ситуаций. Ее главная задача – оценить положение, в котором мы оказались, и если потребуется, спровоцировать испуг и агрессию.
Благодаря ведущей роли в возникновении страха и тревоги амигдалу окрестили центром страха. Строго говоря, это категорически неверно.
По крайней мере, в том случае, когда мы думаем, будто страх и тревога обитают в амигдале и мы испытываем их всякий раз, когда миндалевидное тело активируется и выпускает их наружу. Напротив, задача амигдалы – распознавать раздражители, вызывающие испуг, и запускать в организме целый ряд реакций, которые нам хорошо знакомы: учащенное сердцебиение, повышенное потоотделение, тревога. Вполне возможно, субъективное чувство тревоги возникает в тот момент, когда определенные области коры головного мозга получают сигнал, что эти процессы запущены, и мы тем самым осознаем опасность, однако точно это неизвестно. Хотя при повреждении амигдалы люди уже не могут адекватно реагировать на угрозу, различные раздражители все же вызывают у них чувство страха. Таким образом, амигдала – важнейший своего рода переключатель страха, но в то же время не играет особой роли в том, что мы его испытываем. То есть она не служит местом возникновения страха и тревоги, а скорее запускает режим боевой готовности в мозге.
Выдающееся значение для формирования современного представления о том, как функционирует режим боевой готовности, имели работы американского нейробиолога Джозефа ЛеДу. Более 30 лет он изучал природу страха в университете Нью-Йорка и выдвинул одну из популярнейших гипотез о том, как устроена «микросхема» страха.
Когда мы слышим треск за темной изгородью, звуковые волны резонируют в ушах, превращаются при помощи чувствительных клеток в электрический разряд и направляются слуховым нервом в определенную область мозга для дальнейшей обработки.
В сущности, шум заставляет нас испытывать испуг дважды. В первый раз мы практически не замечаем его: он длится всего несколько миллисекунд. Информация о раздавшемся треске несется по прямому пути от таламуса к амигдале. Она немедля понимает: «Ой-ой. Кто-то может прятаться в кустах. Это очень опасно!» Так амигдала нажимает на спусковой крючок оси стресса и активирует симпатикус.
Мы уже говорили, что симпатикус – это та часть автономной нервной системы, которая запускает две реакции – борьбу и бегство – и активизирует все наши силы. Симпатикусу в этом помогает голубое пятно, область промежуточного мозга и один из важных источников гормона стресса – норадреналина. Вместе они переводят мозг в состояние боевой готовности. Одновременно амигдала направляет сигнал об опасности в центральное серое вещество в стволе головного мозга, где организм хранит планы разли