Во власти чувств. Как они рождаются и как взять их под контроль — страница 25 из 49

Тревога делает нас изобретателями

Итак, отвлечемся от страха. Как же обстоят дела с тревогой? На латыни тревога – augustia – означает еще и «стесненность» или «подавленность» – эти слова очень хорошо описывают наши эмоции. Современные исследования позволяют предположить, что решающую роль в возникновении тревоги играет не только амигдала, но и терминальная стрия. Этот пучок волокон соединяет амигдалу с гипоталамусом и стволом головного мозга. Лабораторные эксперименты с крысами показали, что она вызывает реакцию «бей или беги», когда источник страха трудно распознать или он вовсе не знаком. Мы уже обсуждали, что слово «тревога» – это определение нашего чувства. В то время как у страха есть конкретная причина, мы можем придумать, как с ним справиться, и в итоге он все же пройдет, с тревогой все иначе. Она наполняет все наше тело, и ее источник не всегда понятен. Нас тревожит то, что непосредственно касается нашей жизни и в то же время не подлежит контролю. Мы боимся будущего, чего-то существующего (пока что) только в теории: «Хватит ли мне денег заплатить за квартиру?», «А что, если я заболею?»

А еще мы тревожимся о чем-то слишком масштабном и сложном, чтобы быть способными с этим справиться: изменение климата, угроза террористической атаки, биржевой крах, повышение цен на аренду. И если уж быть совсем честными, порой даже мелочи могут вызвать у нас панику: «Я точно выключила плиту? А что, если квартира сгорит?!», «У меня уже три дня не проходит головная боль. Наверное, опухоль в мозге!», «Сколько всего нужно успеть к дедлайну – я не справлюсь! Меня точно уволят!» В моменты, когда мы особенно уязвимы, подобные мысли могут полностью поглотить нас, заставить сомневаться в себе и смысле собственного существования, даже если мы точно знаем, что справимся.

Тревога приобретает конкретные очертания, когда нам угрожают безработица, бедность или болезнь.

Уже сама мысль о том, что в этой жизни он не может что-то контролировать, приводит человека в ужас.

То же самое происходит, когда перед нами возникает бесчисленное количество возможностей – по сути, когда появляется свобода выбора: «Чем мне заниматься в жизни?», «С кем ее провести?», «Где поселиться?», «Чего я по-настоящему хочу, а в чем лишь следую чьим-то ожиданиям?» Страх сделать неправильный выбор буквально парализует нас. Тревожность способна подчинить нас, и причины, почему мы испытываем столь сильные эмоции, ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов. Если вспомнить, для чего тревога вообще появилась в жизни человека, мы сразу поймем, какую важную функцию она несет. Эмоции, вызванные тревогой, заставляют нас лицом к лицу столкнуться с самими собой и последствиями своих действий, которые отразятся на будущем. Да, это неприятно. И все же тревоги помогают нам оставаться честными с самими собой и понимать, кто мы есть, чего по-настоящему хотим и какой должна быть наша жизнь. Они помогают нам придумать, как бороться с потенциальными угрозами, внушающими одновременно и ужас, и трепет.

Тревога – это всегда повод и стимул бороться с несправедливостью, принимать вызовы и брать жизнь в свои руки – бороться за счастливое завтра! Тревога ставит нам цели в жизни. Я надеюсь, все мы – не только поколение Греты Тунберг[43] – начнем тревожиться о глобальных изменениях климата и тогда наберемся смелости и будем что-то предпринимать. Неслучайно говорят: тревога делает нас изобретателями.

О трусишках и храбрецах

И все же, почему некоторые из нас подпрыгивают от любой мелочи, а у других даже в самых фатальных ситуациях не дрогнет и мускул на лице? Почему кто-то изо дня в день переживает о будущем, а другие беззаботно живут в настоящем? На эти вопросы нет однозначного ответа. На появление страха и тревоги влияет множество различных факторов. Доказано, что люди с большей, точнее, с более активной, амигдалой больше склонны к различным страхам.

Определенную роль играет и наследственная предрасположенность. Ученые выделили многочисленные гены, отвечающие за появление страхов, но даже если они заложены в генах, от различных факторов зависит, проявятся ли они у нас, и если да, то насколько сильными будут. К примеру, социализация в раннем возрасте формирует устойчивость нервной системы. Людей, которые в начале своей жизни получили достаточно заботы и выросли в атмосфере доверия и поддержки, труднее вывести из себя, но если в детстве ребенок не чувствовал себя защищенным, во взрослом возрасте такие люди чаще становятся тревожными и склонными к непредсказуемому поведению.

Причиной повышенной тревожности могут быть и особенности характера – к примеру, низкая самооценка или сомнения в собственной состоятельности.

Кроме того, в каждом отдельном случае личные переживания и опыт прошлого оказывают решающее влияние на то, в каких ситуациях и насколько сильно мы будем испытывать то или иное чувство. Уверенный в себе человек, с которым никогда не происходило ничего ужасного, имеет совершенно иное представление о страхе, нежели тот, кто сталкивался с неудачами или насилием. Ключевое понятие здесь – условный рефлекс.

Боязнь пауков

Боязнь пауков, или арахнофобия, – это особый случай. К сожалению, она поразила и меня. Да, я знаю, что они ничего мне не сделают. Еще знаю, что ядовитые пауки редко встречаются в природе, а в Германии и вовсе не существуют. «Да они сами тебя больше боятся», – неустанно успокаивали меня родители, но ничего не помогало. Стоило этому зверю появиться поблизости, и он, словно турборежим «Теслы», переключал меня в новое состояние. В этом я не одинока – ни одно живое существо на планете не вызывает страха такого количества людей, как пауки.



Почему же так распространен страх перед этими существами? Над этим вопросом уже довольно долго бились различные ученые, и вот наконец недавно в Институте Макса Планка в Лейпциге была найдена важная подсказка. В процессе исследования шестимесячным малышам демонстрировали фотографии цветов, рыб, пауков и змей и наблюдали за их реакцией. В результате при взгляде на пауков и змей у младенцев расширялись зрачки – явный признак готовности к бегству или борьбе. Зная о том, что в таком возрасте ребенку еще не знаком страх, можно сделать важное заключение: трепет перед змеями и пауками у нас врожденный. От сорока до шестидесяти миллионов лет мы бок о бок жили с этими мерзкими, а в прошлом действительно потенциально опасными, животными.

В процессе эволюции страх перед пауками пропитал наши гены.

Добавьте к этому еще несколько факторов – генетическую предрасположенность к гиперактивности амигдалы или родителей, которые на собственном примере продемонстрировали малышу панический страх перед пауками, – и у ребенка может развиться настоящее расстройство, точнее, фобия.

Так что, дорогие родители, с этого момента держите эмоции при себе, когда видите пауков! Я нахожу весьма занимательной теорию о том, что к неблагоприятным факторам, формирующим фобии, стоит относить и общественное влияние. Ведь именно в обществе принято считать, что маленькие мальчики должны возиться с пауками, находить их крутыми и ни в коем случае не показывать страха. Впоследствии они действительно понимают, что пауков бояться не нужно. Девочки же, напротив, никогда не играются с пауками, потому не учатся перебарывать свой страх. Возможно, именно поэтому 90 % всех людей, страдающих от арахнофобии, – женщины.

Как и в случае с острой арахнофобией (к счастью, у меня лишь легкая ее форма), неблагоприятное сочетание ряда предрасположенностей может привести к тому, что страх и тревога начинают жить самостоятельной жизнью, а амигдала бьет тревогу даже в ситуациях, не представляющих опасности. Например, во время толкучки в метро или на кассе в супермаркете. Тогда гипоталамус достает из-за пазухи оружие, жмет на спусковой крючок и начинает стрелять по воробьям (или по паукам…). Самое ужасное в такой ситуации то, что больной понимает, насколько его реакция не соответствует реальной опасности, но не в силах остановить свой организм. В результате человек полностью теряет контроль над своим страхом, и тот, в свою очередь, овладевает человеком. В таких ситуациях ученые говорят о патологическом, приносящем боль страхе и первичном тревожном расстройстве.

Измени сознание, и ты изменишь мозг

Первичные тревожные расстройства в Германии считаются наиболее распространенными психическими заболеваниями: от них страдает около 15 % всего населения. Основываясь на различиях между страхом и испугом, можно условно разделить тревожные расстройства на две категории: специфические фобии и обсессивно-компульсивные расстройства[44]. Как и в случае со страхом, их причина всегда ясна – это могут быть, к примеру, пауки, большие скопления людей или грязь. Страдающие от общих панических расстройств, напротив, испытывают тревогу по различным причинам – например, из-за потенциальной болезни и ожидания неудачи. Еще один пример тревожного расстройства – посттравматический стресс. Он возникает в результате пережитых событий, оставивших сильное негативное впечатление, – это могло быть насилие или несчастный случай. Страдающие от посттравматического стресса борются с неприятными воспоминаниями о событиях и чувством паники.

Когда такие страхи возобладают над вами, мешая жить или приводя к избеганию определенных ситуаций, следует обратиться за помощью, ведь над ними можно работать и в конце концов победить их.

В этом нам поможет одна из областей мозга, полагают ученые из Калифорнии. При помощи фМРТ они наблюдали за людьми с различными страхами, пока те смотрели своего рода фильмы ужасов. В конце просмотра исследователи провели опрос, чтобы выяснить, насколько сильный страх те испытывали от фильма, и сравнили ответы с результатами сканирования. Им удалось выяснить, что помимо амигдалы значительное влияние на интенсивность испуга оказывает еще одна структура мозга – префронтальная кора. Мы уже встречались с ней во время ночной прогулки по садам: в ней наше эмоциональное восприятие соединялось с воспоминаниями, благодаря чему мы могли решить, как поступить дальше, то есть кора играла решающую роль в планировании ответной реакции на источник испуга. У участников эксперимента, не испытавших сильного страха во время просмотра фильма, наблюдалась более активная работа префронтальной коры. Очевидно, они использовали эту часть мозга, чтобы регулировать уровень своего страха.