Последние исследования пришли к заключению, что эффект, производимый тестостероном, меняется в зависимости от генетической наследственности и индивидуальных черт характера.
Невзирая на все научные изыскания, люди продолжают верить, что тестостерон – это исключительно гормон агрессии. В рамках одного эксперимента ученые ввели группе женщин тестостерон, а другой дали плацебо, и предложили обеим группам сыграть в игру на деньги. В процессе исследования они задавали участницам вопрос: как те считают, получили они плацебо или порцию тестостерона? Примечательно, что женщины, считавшие, что приняли мужской гормон, проявляли себя в игре агрессивнее и чаще доминировали. В действительности женщины, в крови которых по-настоящему оказался этот гормон, играли честнее других. Это наглядно доказывает простую истину: зачастую мы ведем себя в соответствии с собственными предубеждениями. Точно можно сказать только одно: комплексное влияние тестостерона на поведение до конца не изучено.
В таком же положении оказался и серотонин. Как мы еще увидим в главе «Когда хочется прыгать от радости. Что такое „истинное счастье“?», существует довольно простое объяснение, почему из-за недостатка этого нейромедиатора мы испытываем грусть и агрессию, а его избыток дарит ощущение восторга и беззаботности. Нет никаких сомнений в том, что изменение уровня серотонина может привести к росту агрессии, но соотношение его количества и интенсивности действия до конца не изучены. Возможно, кроме абсолютного уровня, важную роль играет соотношение серотонина с другими гормонами в крови.
Охотник или покорная овца? Как гены влияют на уровень агрессии
Наши гены, помимо прочего, влияют и на то, насколько мы агрессивны и раздражительны. Значительное открытие в рамках этой темы в начале 1990-х годов совершил нидерландский генетик Хан Бруннер. Он заметил, что многие мужчины из одной определенной семьи были склонны к особенно агрессивному поведению. Приступы ярости были для них в порядке вещей; они начинали с таких преступлений, как воровство, насилие, нанесение телесных повреждений и попыток убийства. Примечательно, что у некоторых из них наблюдалось отставание в развитии. Бруннер исследовал их ДНК и установил, что у всех мужчин присутствовала мутация так называемого МАОА-гена. Этот ген передавался с Х-хромосомой, и таким образом следующему поколению переходил от матери. У девочек симптомы не проявлялись или не были ярко выраженными, потому что у них была вторая, здоровая хромосома, а у каждого мальчика с мутацией сразу можно было заметить характерные признаки агрессивного поведения (у них было лишь по одной Х и Y хромосоме). Благодаря МАОА-гену вырабатывается моноаминоксидаза типа А – энзим, разрушающий нейромедиаторы: дофамин, норадреналин и серотонин. А как мы знаем, все они влияют на поведение. Мужчины из наблюдаемой семьи наследовали неактивную вариацию МАОА-гена, которая вызывала недостаток моноаминоксидазы типа А, из-за чего чувствительная система нейромедиаторов была полностью расстроена, и мужчины, как следствие, становились неестественно агрессивными.
Вскоре после этого исследования было установлено, что полностью неактивный ген встречается крайне редко, а в природе у него существует лишь две вариации: около 40 % населения планеты обладают его менее активной формой, а остальные – более активной. В то время как в мозге людей с более активной вариацией не найти ничего примечательного, вторая наделяет своих обладателей гиперактивной амигдалой, а вместе с ней приносит и проблемы с контролем, за который отвечает префронтальная кора. Поначалу это открытие вызвало волнения в обществе. Люди начали говорить о гене воинов, полагая, что только он один виноват в агрессивном поведении. Результаты исследований даже обрели уголовно-правовую силу, когда в 2009 году убийцу приговорили к меньшему сроку, исходя из наличия у него менее активной вариации МАОА-гена. Дальнейшие исследования, однако, показали, что все не так просто.
Нельзя с точностью утверждать, что менее активная вариация МАОА-гена создает преступников, а более активная – божьих агнцев.
Менее активная вариация означает лишь, что у ее обладателя выше, чем у других, риск развития агрессивного поведения, только вот к нему должен прилагаться еще ряд факторов риска – например, плохое обращение или недостаток внимания в детском возрасте. Более активная вариация гена, в свою очередь, делает своего обладателя более устойчивым к подобным факторам. Подводя итог: одних лишь знаний о наличии у человека определенного гена недостаточно, чтобы предсказывать, каким будет его поведение в будущем. Оно всегда будет результатом взаимодействия различных генов с внешними условиями, в которых человек растет и живет. К ним относятся социокультурный статус, семья, воспитание, жизненный опыт, окружение и культура. Таким образом, существует бесчисленное множество факторов, которые определяют, насколько часто и сильно мы можем злиться.
Сладкая месть
Так или иначе, все мы испытываем злость, и по большей части нам самим это не нравится. Все потому, что ярость – это стресс в чистейшей его форме. Однако случаются моменты, когда ярость может вызвать мурашки по коже, от волос до кончиков ногтей. Тогда в глазах сверкает что-то недоброе, а лицо расплывается в холодной улыбке. Такое случается в ответ на чью-то провокацию: мы продумали план мести и осуществили его.
Различные группы исследователей решили выяснить, как сладкая месть выглядит в нашем мозге. Они провели такой же эксперимент, как тот, о котором мы читали в начале раздела, посвященного сети ярости. Каждый раз участники играли внутри аппарата МРТ, их задача состояла в том, чтобы нажать кнопку после сигнала быстрее соперника. Игроки согласились, чтобы их соперники находились рядом в течение раунда – так у них появлялись реальные шансы выиграть. В действительности они вновь играли против компьютера, и заранее было определено, сколько раз они смогут проиграть и выиграть. Ученые выбрали различные стратегии, чтобы провоцировать участников. В некоторых исследованиях после каждого проигрыша им в уши бил невыносимый сигнал, при этом участникам говорили, что громкость определяет соперник. В случае победы уже они могли определять, с какой громкостью сигнал будет звучать в наушниках соперника. В других экспериментах соперник забирал у игрока деньги, когда тот проигрывал, и наоборот, победив, игрок мог отомстить и стащить у него выигрыш. Существовало лишь одно условие: хоть он и забирал деньги у противника, они не отправлялись на его счет, а оставались ждать реванша. Таким образом, победа не была финалом игры. И что бы вы думали?
Чем активнее виртуальный соперник провоцировал игрока, тем сильнее закипали ярость и агрессия, все навязчивее становилось желание отомстить.
Участники эксперимента требовали делать звук в ушах соперника все громче и с бо́льшим удовольствием отбирали у него деньги. На МРТ-снимках было видно, как в этот момент активно работает система ярости в голове игроков и возрастает их агрессия; особенно ярко эти процессы отражались на островковой доле. Мы уже говорили, что в этой области мозга, с одной стороны, зарождается эмпатия, а с другой – обрабатывается информация о многочисленных негативных возбудителях, таких как боль, отвращение и, разумеется, ярость и месть.
Наряду с островковой долей в ходе эксперимента особую активность проявляла еще одна область. Речь идет о прилежащем ядре – сердце нашей системы удовольствия. Чем сильнее эта область светилась на снимках, когда игрока намеренно провоцировали, тем сладостнее становились его мысли о мести. Чем сильнее было предвкушение возмездия, тем сильнее нарастало желание отомстить, и тем лучше чувствовал себя игрок. Значит ли это, что мозг запрограммирован испытывать удовольствие от мести или страдания, которое она принесет сопернику? Скорее нет. Психологи предполагают, что подобный механизм заложен в нас, чтобы активировать самозащиту, когда кто-то пытается нанести нам вред. Ради дальнейшего спасения в неоднозначных ситуациях месть должна стать гарантией, что вредитель снова не попытается нанести нам урон. И нам вновь стоит благодарить префронтальную кору за то, что не каждую мстительную фантазию мы воплощаем в жизнь, как бы прекрасна она ни была. Кора анализирует ситуацию и посылает сигнал системе удовольствия: «Погоди! Рано радоваться! Скорее всего, в итоге мы навредим самим себе. Давай бросим эту затею! Хотя можно еще немного попредставлять, как будем мстить. Все-таки это очень приятно!»
Все или ничего: что делать с яростью?
Наконец, есть еще один важный фактор, определяющий, сможем ли мы осуществить свой план мести, и завинтить этот винтик большого механизма ярости мы можем самостоятельно. Речь о том, как мы распоряжаемся своими эмоциями.
В самом начале главы я говорила, что мы испытываем ярость в ситуациях, в которых предпочли бы не оказываться. Вот что превращает ярость в важную и очень полезную эмоцию. Если что-то идет не так, она сообщает об этом организму: когда кто-то причиняет нам вред, нас неверно лечат или нам просто не нравится положение, в котором мы оказались. Подобно маленькому ребенку, ярость упорно дергает нас за рукав и требует: «Сделай что-нибудь! Сделай что-нибудь! Ну сделай же что-нибудь!»
Она высвобождает энергию, нужную нам, чтобы защищаться, отстаивать свои желания или преодолевать препятствия. В такие моменты она делает нас более напористыми и уверенными в себе. Проще говоря, ярость – это хорошо! Нам стоит прислушаться к малышу, что теребит рукав, и выстроить с ним здоровые отношения.
С одной стороны, это значит, что не следует терять контроль над собой. Когда из раза в раз мы приходим в ярость от красного света светофора, переложенных из обычного места ключей или занятого парковочного места, наш мозг рано или поздно привыкает к этому. Запал становится все короче, а способность взрываться от ярости по мелочам доходит до автоматизма. При этом мы рискуем ранить или потерять близких людей. А еще мы наносим вред своему здоровью, заставляя организм вырабатывать неестественное количество гормонов стресса. Частые приступы ярости повышают риск раннего развития заболеваний коронарных сосудов и инфаркта. Вера в то, что выплеснуть злость и дать волю ярости, полезно – опасное заблуждение.