И еще неделя прошла. Самая ценная неделя. С того дня, как Дар узнал диагноз Кравчика, посещал деда ежедневно, проводил с ним много времени. А Кравчик увядал. Последние два дня он уже не вставал с кровати и не отказывался от обезболивающего.
Сегодня Дар приехал ни свет ни заря.
— Привет, — зашел в палату.
А дед снял с лица кислородную маску, улыбнулся:
— Привет, Дим. Садись. Это хорошо, что ты заскочил ко мне с первыми петухами. Как раз разговор есть.
— И чего ты опять придумал? Хватит уже, и так взял с меня обещаний на целую жизнь вперед.
— А это будет просьба, которую желательно исполнить в кратчайшие сроки.
— Уже страшно, — опустился на стул.
— Итак, — изобразил театральную паузу. — Привези-ка ты мне свою Сойку сюда. А то кормишь легендами про ее танцы. Такими темпами она дотанцуется до подагры. Хочу ее видеть.
— Дед, — хотел было возразить, но старик изобразил умирающего с минуту на минуту, притом в муках.
— Пожалей дедушку, привези ему Сашеньку.
— Постараюсь, — сдался.
— И?
— Что и?
— Чего сидишь? У меня нет столько времени в запасе. Ноги в руки и вперед.
— Но я же… только приехал.
— Вот и отлично, у тебя есть целый день, чтобы выловить свою уличную Плисецкую и вернуться уже с ней. Давай-давай, нечего просто так штаны протирать.
Дару ничего не осталось, как встать и действительно уйти. А уже в машине он принялся думать над сложившейся ситуацией. Возможно, стоило Кравчику рассказать о том, что они больше не вместе, но дед при каждом удобном случае радовался за то, что внук наконец-то обрел, как он любил выражаться, «музу для жизни». В общем, язык не повернулся… И что же теперь? Так-то не проблема соврать, мол, она вне зоны доступа, только совесть потом заест. Или рискнуть и попросить Сашу об услуге? Не откажет ведь ради такого дела?
Но звонить не стал, все равно не ответит, сразу поехал на адрес ее сестры.
Полчаса и на месте, все-таки шесть утра не восемь.
А внутри уже ощущался мандраж. Во-первых, им придется снова встретиться, в результате чего Дар не сомневался, будет больно, так больно, что без бутылки обезболивающего не обойдется, а лучше будет сразу у Кравчика попросить дозу морфия. Во-вторых, Саша может просто-напросто послать куда подальше или окажется, что ее вообще нет. И не факт, что сестра расскажет, где она. Н-да, где же былая смелость, черт побери? Буквально пару месяцев назад даже не стал бы сомневаться, пришел бы, взял за руку и повел, куда ему нужно. А хочет, не хочет, плевать.
Дар поднялся на нужный этаж, подошел к двери и позвонил. На часах было всего полседьмого. Скоро из недр квартиры послышалось шуршание, а через минуту раздался голос из домофона.
— Вы к кому?
Но только Дар собрался ответить, как дверь открылась.
— Это вы? — на пороге стояла почти накрашенная девушка с почти уложенными волосами.
— Ну, наверно да, это я, — усмехнулся художник. — Могу я поговорить с Сашей?
— А ее нет. Она в больнице.
— Что? И она в больнице? — растерялся сразу. — Где? Почему?
— Не переживайте, с ней все в порядке, просто не берегла себя, дотренировалась до упадка сил. Сегодня как раз выписывается.
— Могу я узнать адрес?
— Да без проблем, — расплылась улыбкой. — Говорите номер телефона, сброшу вам смс.
— Большое спасибо, — и уже было направился к лифту, как услышал.
— Дар, а на картины-то посмотреть можно?
— Увы, картины были признаны негодными и утилизированы с особой жестокостью.
— А жаль.
— А мне нет, — и зашел в лифт.
Да уж, сегодняшний день превращается в какой-то квест. И с каждым пройденным этапом становится все сложнее. Хотелось верить, что сестра не сгладила углы и с Сашей действительно все в порядке. Достаточно умирающего Кравчика. А в сердце тут же кольнуло.
Еще час в пути. Дар отыскал и отделение, и палату. Правда, пускать не хотели, но еще не родилось того человека, который бы ему помешал добиться желаемого. А вот зайти в палату оказалось куда сложнее. Ладно, время на исходе… и дед проклянет, если не увидит свою Сашеньку.
Дар занес было руку, чтобы постучаться, как раздался голос за спиной:
— Ты?
— Сегодня прямо счастливый день, все узнают, — ответил на развороте.
Саша стояла в халате, с собранными в пучок волосами, в одной руке держала кружку чая, в другой баночку, с очевидно, мочой.
— Привет, — вот и слова закончились. Дима блуждал по ней взглядом, пытался понять, что не так. Она изменилась. Или тому виной образ пациентки государственной больницы? Нет, все-таки изменилась. И внешне, и внутренне. Пропорции изменились, а взгляд стал более спокойный, теплый.
— Что ты здесь делаешь? — Саша тоже рассматривала его. Похудел, мешки под глазами, тревога во взгляде. Раньше бы подумала, что он под кайфом или под градусом, но нет. Здесь что-то другое.
— Тебя ищу, что же еще.
— И зачем?
— Может, сядем? — кивнул на диван в холле.
Они устроились на диване, мимо них то и дело бродил персонал, причем недовольно поглядывая на внеурочного посетителя.
— Почему ты в больнице? — Дар испытал дикое желание прикоснуться к ней, поцеловать.
— Был сложный период. Выматывающие тренировки, бессонница, вот и результат. Но сейчас все хорошо. А ты как?
— Я как всегда. У меня к тебе просьба, Саш. Кравчик сейчас тоже в больнице.
А Саша тут же выпрямилась:
— Что случилось?
— У него не так все радужно. Рак легких в последней стадии.
— Как?
— Саш, он хочет видеть тебя. Точнее, нас вместе. Такая вот просьба умирающего. Я бы не стал беспокоить, но…
— Хорошо, — сразу встала, — сейчас быстро напишу заявление и соберусь. За выпиской тогда позже заеду.
Сойка собралась и впрямь быстро, Кравчику она бы не отказала во встрече. Он удивительный человек. Саша всеми силами держалась, чтобы не расплакаться. Последние дни эмоциональное состояние и так желало лучшего. Хорошо, хоть токсикоза не было.
Дар взял у нее сумку, рюкзак и двое поспешили в машину. Пока ехали, художник все посматривал на нее. Что же все-таки изменилось? Лишние килограммы? Да вроде нет. Но грудь однозначно округлилась, губы стали пухлее. Однако все это внешнее, главные изменения произошли внутри, от нее прямо-таки фонит энергией. И больше того, Дар поймал себя на мысли, что хочет сейчас остановиться и взять ее, вот прямо в машине.
— Как дела? Нарисовал что-нибудь новое? — поймала его нездоровый взгляд на себе.
— Нет. Не до этого как-то было.
— Ясно.
— А у тебя как в твоем новом коллективе? Станцевались? — усмехнулся с привычной наглецой.
— Вроде того. Скоро гастроли, поедем покорять южные города России. Правда, я буду покорять, сидя «на скамейке запасных».
— И я уверен, покоришь даже так.
На что Саша покачала головой. Если бы он знал, как на самом деле обстоят дела. Но рассказывать нельзя, тогда Дар снова ворвется в ее жизнь, и снова начнутся хождения по мукам. Конечно, он должен знать о детях и узнает, но позже. Возможно, когда близнецы появятся на свет. Саша много думала, сначала было страшно, но на помощь пришла сестра. Аня как узнала о том, что у нее скоро появятся целых два одинаковых племянника, так буквально прыгала до потолка. Ее муж пообещал помочь с поиском недорогой съемной квартиры, а это главное. Сестра предлагала жить у них, настойчиво предлагала, но Саня наотрез отказалась.
— Мы на месте, — вырвал ее из дум.
И, правда, на месте.
Клиника удивила уютом, не было здесь этой жутковатой больничной атмосферы. Везде чистота, идеальный ремонт, современная мебель.
Дар подвел Сашу к палате:
— Вперед, — открыл ей дверь.
Кравчик как увидел девушку внука, так сразу оживился, даже про боль забыл.
— Неужели? Вот можешь ведь, — покосился на Диму, — когда хочешь. Здравствуй, дорогая.
— Здравствуйте, Николай Викторович, — и слезы сами по себе полились ручьем.
— Это еще что такое? — взял ее за руку, — отставить слезы. Я еще жив! Потом можете, сколько хотите рыдать, лежа на могиле, а сейчас я хочу видеть счастливые лица. Дим, ты бы принес нам чаю.
А Саша видела, насколько тяжело дается Кравчику его бодрость духа, улыбки. И когда Дар вышел из палаты, старик снова взял Сашу за руку:
— Так, а теперь рассказывай. Что между вами творится? От него и слова не добьешься. Вы расстались, да?
— Ну, — замялась как-то.
— Не бойся меня расстроить. Мне сейчас вообще можно исповедоваться как священнику, все с собой унесу.
— Да, мы разошлись.
— Из-за той выставки?
На что Саша кивнула.
— Милая, Дима сжег все картины. Тем же вечером он снял их с показа и сжег.
— Сжег?
— Да. Ему без тебя плохо, он сейчас выгорает изнутри быстрее, чем я. Мой внук много чего сделал не так. И я много чего сделал, о чем потом жалел. Мы мужчины, мы часто совершаем глупейшие ошибки в отношении вас, но есть ошибки, которые простить нельзя, а есть те, которые надо простить. У вас все может быть хорошо, у вас могут быть дети, семья. Дима этого хочет, он созрел благодаря тебе. Но важнее другое, он любит тебя. Своей где-то не совсем нормальной любовью.
А Саша тогда залезла в кармашек рюкзака и вытащила оттуда снимок УЗИ.
— Что это? — Кравчик взял черно-белое фото. — Так, так, так, — присмотрелся внимательно, — блеклые цвета, ничего не понятно, две точки, — и расплылся улыбкой, — да это самая прекрасная абстракция, — глянул на Сашу с прищуром, — наконец-то Дар написал шедевр абстракционизма. А две точки…
— Это двойня, — опять расплакалась.
— Он знает?
— Нет. Не говорите ему, пожалуйста. Я попозже обязательно расскажу.
— Ладно, — вернул ей фото, — а мне теперь совсем хорошо. Уйду в мир иной самым счастливым раковым больным.
Тут в двери вошел Дар:
— Ну, наговорились? — поставил на столик две чашки чая.
— Наговорились, — Кравчик поправил свое одеяло, сложил руки на груди, — поздравляю, Дима. Ты скоро станешь отцом.