Джек выпятил грудь и одернул жилет.
– Тебе пора свыкнуться с этой мыслью, если на самом деле хочешь заполучить стоящего жениха.
– И получу!
– Тогда будь ответственнее и прекрати так упираться. – Отец оглядел Грир сверху вниз. – Помимо моего состояния, преимуществ у тебя не так много.
– Как и у тебя, – парировала она. – Ты ешь суп, как свинья в корыте.
Какое-то мгновение казалось, что Джек ее разорвет, но затем его обветренное лицо расколола ухмылка.
– Да, у меня немало недостатков. Быть может, как раз в них и проявляется наше родство. Сами по себе мы неполноценные. – Не говоря больше ни слова, он развернулся и оставил дочь стоять в коридоре.
Неполноценная. Слово валуном упало в душу. Да, возможно, именно так принц и смотрит на нее. В эту минуту Грир хотела никогда не встречать своего отца. Никогда не узнавать, какой он. Неведение, с которым она жила большую часть жизни, было во много раз лучше действительности.
Но тут перед мысленным взором предстал Тревис, и Грир поняла, что она сейчас тут, потому что ей пришлось уехать. В Уэльсе для нее больше ничего не осталось. После всего она не могла продолжать работать у Тревиса распорядителем игр.
Теперь Грир взяла судьбу в свои руки.
Повернувшись, она побежала по коридору подальше от отца, подальше от библиотеки и низких мужских голосов.
Она сама выкует свою судьбу, как и когда захочет. А не потому, что от нее чего-то требовал Джек Хадли.
Сев вышел из тени, задумчиво глядя вслед убегающей по коридору мисс Хадли. Его возмутило, что ее отец вел себя так грязно и грубо, словно самый низший торговец рыбой. И все же мисс Хадли бесстрашно вела себя с ним. Даже достойно. Царственно, будто королева.
Севастьян вздрогнул и потряс головой, отгоняя последнюю мысль. Он видал королев. Знал несколько, включая собственную мать и бабушку. Мисс Грир Хадли не имела с ними ничего общего. Не было в ней ни капли утонченности и изящности. Она никогда не будет почтительно относиться к своему мужу. Никогда не будет разговаривать неторопливо и с нежными интонациями, очаровывая слушателей.
Севастьян продолжит свои поиски, пока не найдет такую женщину. Он обещал дедушке. Будет искать, пока не преуспеет и не найдет подходящую девушку, будущую королеву Малдании. Вот главная забота: кто станет будущей королевой. Искать же ту, с которой он захочет связать свое тело и душу перед Богом, принц и позволить себе не мог. Он сомневался, что последняя вообще существует.
Даже осознавая эту истину, веря в нее всеми фибрами души, Сев обнаружил, что вышел из затененного угла прочь от библиотеки, полной мужчин, ищущих его общества.
И твердым решительным шагом направился вслед за мисс Хадли.
Вскоре после бегства от отца Грир поняла, что потерялась в бесконечном лабиринте коридоров. С рассеянной от пережитых негодований головой, она особо не запомнила, который проход вел в ее спальню.
Закусив губу, Грир рассматривала каждую дверь. Кажется, ее спальня находится в конце коридора по правую сторону. Да, точно. Выбрав дверь, которая показалась знакомой, Грир приоткрыла ее и заглянула внутрь.
Ошиблась. Это не ее спальня.
Вообще-то это даже не жилая комната. На вошедшую гостью смотрело несколько инструментов, расположенных между мебелью с выцветшей и потертой тканью.
Лунный свет заливал комнату, пробиваясь между раздвинутых штор. Грир ступила под жемчужные лучи. Шаги заглушал ковер. В комнате висела благоговейная тишина, словно позабытые инструменты жили в ожидании того, что придет Грир и сотворит с ними музыку. Словно они много лет ждали кого-то, кто снова позаботится о них.
Задумчивая улыбка тронула губы. Грир двинулась вглубь обездоленной комнаты, позволив пальцам пробежаться по струнам прекрасной арфы. Почти в каждой семье в Уэльсе была арфа. А папа обожал музыку. Он часами сидел у камина и играл для своей приемной дочки на арфе или волынке.
Улыбка дрогнула, когда нахлынули мысли о папе. Грир скучала по нему. Особенно в такие вечера – когда сталкивалась с Джеком Хадли и вопиющей действительностью, напоминающей о том, что Джек никогда не будет для нее таким отцом. Заботливым и ласковым. Настоящего папу она потеряла и никогда не обретет снова.
В горле образовался ком от понимания, что такая безусловная любовь больше никогда не встретится. Грир изо всех сил пыталась проглотить комок, но безуспешно.
Не поднимая инструмент, она с прикрытыми из-за всплеска чувств глазами сыграла пару аккордов на арфе.
«Папа, если бы ты по-прежнему был здесь, со мной ничего бы не случилось. Я была бы в безопасности дома с тобой и не искала бы так отчаянно признания и респектабельности, поскольку любовь, которую ты дарил мне, всегда значила много больше. Я все могла выдержать, когда у меня был ты».
Грир не могла прогнать грустные мыли. И пусть сейчас уже бесполезно о чем-то жалеть и чего-то хотеть, она позволила себе минуту слабости. Пока. Завтра она снова будет сильной и забудет, что в глубине души жаждала чего-то столь эфемерного, как любовь.
За спиной раздались шаги. Грир обернулась, ожидая, что это Джек вернулся, чтобы снова критиковать ее.
Однако увидела вовсе не Джека. Нет, хуже.
Она втянула в себя воздух и заморгала от жжения в глазах, надеясь, что посетитель не заметит, насколько трудно ей сдержать слезы.
– Что вы делаете? – требовательно спросила она. – Следите за мной? Вам больше не о ком волноваться? – Грир сморгнула, пытаясь избавиться от рези в глазах. – Никто больше не добивается вашего внимания? Вы же чертов принц, в конце концов. Вас не должны застать за разговором со мной.
Принц ничего не отвечал, только смотрел.
В груди все сжалось, когда Грир взглянула на его лицо: черты были до боли прекрасными во мраке комнаты, даже с таким привычным напряженным и задумчивым выражением.
Она резко рассмеялась и покачала головой:
– Чего вы хотите?
Принц лишь продолжал смотреть.
Грир взирала на него, отчаянно недоумевая, отчего он не говорит… почему он вообще здесь. А если пришел, чтобы оскорбить ее другим непристойным предложением? Полезное напоминание о том, что Севастьян считал ее женщиной, для которой уединение с мужчиной – дело привычное. Или он пришел снова смущать ее своими добрыми взглядами – как в тот раз, когда похвалил ее пение?
Принц достал из своего черного жилета носовой платок и уверенно протянул Грир. Она с обидой уставилась на белоснежный лоскут.
– Это еще что?
– Кажется… что-то блеснуло в ваших глазах, – невнятно пояснил Севастьян, словно ему неудобно было указывать, что он заметил ее близкое к слезам состояние.
– Вам показалось, – отрезала Грир.
Но, тем не менее, выхватила ткань из его рук, стараясь не задеть его пальцев. Потом отвернулась и приложила платок к глазам.
Спустя минуту она глянула через плечо, напряженно ожидая и боясь, что принц станет расспрашивать, из-за чего она так расстроилась. Изливать его высочеству свою душу сейчас хотелось меньше всего на свете. Тем более, ему наверняка будет все равно.
Грир опустила взгляд на мягкий лоскуток в своих руках и снова с любопытством посмотрела на Севастьяна. Что ж, возможно, ему и не все равно. Все же он любезно протянул ей платок. И такой поступок не сочетался со сложившимся о принце мнением.
Нахмурившись, Грир направилась обратно к дверям.
– Много людей с удовольствием валялись бы у ваших ног. Вы впустую тратите свою высочайшую компанию на меня, – сказала она и протянула ему платок.
Взяв его, Севастьян пожал плечами и лениво ответил:
– Остается только терпеть их подхалимство.
От такого тона Грир сжала зубы.
– Так что, вы ищете кого-то, кто не станет перед вами лебезить? Вот зачем преследуете меня? Хотите общаться с кем-то, кто осмелится осуждать ваш нрав?
– И какой же у меня нрав?
В золотистых кошачьих глазах Севастьяна плясало нечто опасное сродни веселью, когда он встал перед Грир. Близко. Чертовски близко.
– Просветите меня.
До Грир донесся его запах. Ни от кого другого так не пахло. Не то чтобы она принюхивалась к мужчинам, но к некоторым стояла довольно близко. Принц пах чистотой, свежестью и… и мужественностью. А это что за аромат? Слабый запах бренди дразнил ее нос. Разве может принц так пахнуть?
Грир сглотнула, внезапно потеряв способность говорить. Такая близость пугала. Язык совсем не слушался, когда она пыталась произнести слова.
– Ну-ка, вы утверждаете, что обладаете достаточной смелостью, чтобы осуждать меня?
Севастьян сверху вниз окинул ее взглядом. Соблазнительный тягучий акцент прошелся нежным бархатом по коже Грир. А голос действовал словно афродизиак, перед которым невозможно устоять. Грир поспешно отступила на шаг. Нужно держаться подальше, иначе она будет такой, какой принц ее и считал: вообще не леди, а распутной девкой.
– Именно! Вы грубиян… и сноб! – парировала Грир и воинственно задрала подбородок. Не такая уж простая задача, когда собеседник так возвышается над ней. – И я не выставляю себя дурой перед вами только потому, что вы родились с золотой ложкой во рту!
Быть может, суждения Грир и несправедливы, но Севастьян оказался прекрасной мишенью для выплескивания ярости и отчаяния, затопивших ее, когда она ступила в эту комнату. Он никогда не ведал, что значит быть потерянным и одиноким… или отвергнутым из-за обстоятельств рождения. Наоборот, ему происхождение давало огромные преимущества.
– Почему, мисс Хадли? Почему вы так категорично не хотите выказывать мне должного почтения, подобно другим? – переспросил Севастьян.
От неотрывного зоркого взгляда Грир стало не по себе.
– Не считая гнусностей обо мне, которые я подслушала в нашу первую встречу?
Напоминать о непристойном предложении почему-то не хотелось. Когда они вдвоем в пустой комнате, куда вряд ли кто войдет… поднимать такую тему казалось плохой идеей. Словно она нарочно хотела ему напомнить, что он в тот раз счел ее привлекательной, и взять его руки в свои…