— Я должен тебя защитить. Даже если для этого придется увести тебя как можно дальше отсюда.
— Даже против моей воли? — возмутилась я.
— Если это спасет тебе жизнь, то да, — уверенно кивнул Алекс.
— Но ты больше никому ничего не должен. Отец мертв! — напомнила я.
— Но ты жива. И я постараюсь, чтобы дальше так и было, — его лицо было достаточно серьезным и мрачным, чтобы я могла поверить в эту решимость спасти меня любой ценой.
— И мое мнение не имеет значение? — в моем голосе отчетливо прозвучала детская обида. Ужасно, особенно в ситуации, когда хочешь выставить себя независимой и непреклонной.
— Именно! Хорошо, что ты начала это понимать. Неужели так плохо доверить кому-то свою жизнь?
— Это просто ужасно, зависеть от кого бы то ни было!
— Жаль, если ты так думаешь, — Алекс вздохнул, и я почувствовала, что это не наиграно. Он действительно был слегка озадачен, а еще… уязвлен?
— Я не хотела тебя обидеть, — не то, чтобы я пошла на попятную, но все же… Было неловко чувствовать себя неблагодарной, учитывая что Алекс мне помог, и выразил готовность защищать. Но мне нужно было больше! То, чего бы я ни смогла, да и не посмела у него никогда потребовать. Мало знать правду. Нужно еще уметь ею правильно распорядиться. Я не хотела, чтобы на моей совести была смерть Алекса. Что бы я ни затеяла, это только мое дело. Когда-то отец смог переиграть этих людей и остаться свободным. Если они схватили Тимура, нужно узнать, где они его держат, или причину, по которой он не выходит со мной на связь.
Возможно я не Искатель, и никогда им не буду. Что же, это меня совершенно не огорчит. Но если для того, чтобы найти брата, придется изменить себя, я это сделаю. И страх, который мучит меня все это время, станет лишь союзником. Он помог мне сбежать, он двигал мною в самых ужасных жизненных ситуациях. Значит, он поможет мне и сейчас.
— Ты меня не обидела, — мягко произнес Алекс. Он погладил меня по щеке, и эта неожиданная ласка, в которой не было страсти, а только нежность и какая-то трогательная кроткость меня смутила. Захотелось стать слабой, захотелось поверить и довериться, несмотря ни на что. Отбросить сомнения, быть той, кем я и являюсь — напуганной двадцатипятилетней женщиной, которая еще пару месяцев назад не принимала в своей жизни ни одного серьезного, жизненно важного решения и всегда полагалась на поддержку мамы. Даже если она меня не понимала.
Внезапно его взгляд изменился, стал более пристальным, изучающим. В нем вспыхнули непонятные искорки. Движение оказалось слишком быстрым, чтобы я успела как-то среагировать, и вот уже его губы накрывают мои. Это было обычно касание, совсем непохожее на наш прошлый поцелуй, но от него по телу разлилось приятное тепло. Его губы скользнули ниже, и я ощутила на шее горячее дыхание. Молния снова осветила салон автомобиля, заставляя вздрогнуть в руках Алекса.
— Не бойся, — шепнул он.
— Я не боюсь, — приглушенным голосом ответила я, не до конца понимая, что же делать. До сих пор я всегда считала, что если рядом с мужчиной меня охватывают какие-то сомнения, я не должна позволять ему зайти слишком далеко. И однажды я уже ошиблась, но Алекс был совсем другим. Не таким, как все. Незнакомым, непонятным, таинственным…
Его руки скользили по моему телу, лаская шею, нежно касались груди, двигаясь ниже. Приподнимают край намокшей футболки, поглаживая дрожащее от холода или возбуждения тело. Я судорожно вздохнула, когда почувствовал тепло его пальцев на своем животе. Он водил ими по моей прохладной, влажной коже, пробуждая желание, не выпуская меня из плена своих глаз, следя за малейшим откликом моего тела. Дыхание перехватило, мне казалось, что я падаю вниз с большой высоты, и лишь его умелые руки не позволяют мне разбиться. Его руки становились напористыми, нетерпеливыми, следуя по моему телу, вырывая из сомкнутых губ тихие стоны удовольствия. Я задохнулась, когда почувствовала губы Алекса на своем животе, его ловкие пальцы проникли за пояс брюк…
— Алекс, — окликнула я мужчину, чувствуя, что совершенно теряю контроль над собственным телом и эмоциями, и не хочу его возвращать. Затем, выдохнув с сожалением, взяла его за запястье и отвела руку в сторону, — не надо, Алекс. Прошу тебя!
Он прервал поцелуй, заставивший мое тело пылать. И затуманенным взглядом посмотрел на меня. Не знаю, что он прочел в моих глазах. Возможно, легкий след паники, охватившей все мое естество, как только я поняла, что готова сдаться, полностью растворяясь в его силе и умелых объятиях.
Из его глаз пропала мягкость и нежность, в них проступило нечто чуждое и пугающее, словно на краткое мгновение на меня смотрел совершенно другой человек — злобный и беспощадный. Он вздохнул и на миг прикрыл глаза. Когда он снова поднял ко мне лицо, оно было спокойным и безмятежным. Исчезли желание и страсть сквозившие в каждом его движении, будто между нам ничего не происходило. Лишь мое частое дыхание и предательски колотящееся сердце выдавало охватившее меня влечение. Давящее напряжение внизу живота не спешило меня отпускать, но я обрадовалась, что смогла вовремя прекратить это безумие.
— Извини. Не удержался, — он бесстрастно смотрел в лобовое стекло, пока я приводила в порядок свою одежду. По-прежнему не глядя на меня, он завел мотор, и без труда выехал из леса на дорогу. Дождь уже не был таким густым, однако небо не спешило светлеть. В полном молчании мы доехали до дома Ростовского, и я вышла из автомобиля, коротко бросив «пока».
Мне оставалось пару шагов до двери, когда я почувствовала на руке чужое прикосновение. Обернувшись, с каким-то облегчением увидела Алекса.
— Послушай, — его лицо все еще ничего не выражало, взгляд был холодным и каким-то отстраненным, — забудь то, что произошло. Я сглупил. Не подумал… Ты не должна меня бояться. Только не меня…
Отпустив мою руку, он развернулся, и, вскочив в машину, стремительно рванул прочь с моих глаз. Я постояла на улице еще несколько минут, не особо торопясь войти в дом, чувствуя, что ничего хорошего там меня не ждет. Возможно, моя интуиция была права…
Егор встретил меня кивков, не отрываясь от своей работы. В баре в это время было пусто, в дальнем углу с блаженным видом развалился Радж, по-щенячьи подставляя снежно-белое пузо для чесание вернувшемуся Борису Ивановичу. Ростовский сидел, вольготно развалившись за одним из столиков, около стены.
Я немного потопталась на месте, чувствуя, что меня успели заметить и оценить мой взлохмаченный вид.
— Здравствуйте! — безрадостно произнесла я, — не знала, что вы вернетесь сегодня.
— Сам не ожидал! Страшно соскучился, дочка! — оставив в покое пса и игнорируя его недовольное ворчание, Ростовский вскочил со стула и резво подошел ко мне. Неожиданно крепко обнял и расцеловал в обе щеки, — ну здравствуй, племянница! Как дела?
Он смотрел на меня как на какое-то сокровище. Будто я была его единственной и любимой дочерью… которая к тому же выходит замуж за наследного принца. Я понимала, что он играет на публику, но все рано не ожидала такого радушия. Покраснев от неловкости, поцеловала его в ответ.
— Спасибо, хорошо, — что я еще могла сказать?
— А я возвращаюсь, в баре никого, мой отрок где-то пропадает, как всегда. Тебя дома нет. Егор ничего не знает, погода отвратительная. Я уже было начал переживать.
— Извините, если заставила волноваться, — я снова покраснела, теперь уже от раскаяния и стыда, припомнив, чем я занималась последние пару часов и чем могла бы заниматься сейчас.
— Не бери в голову. Сейчас иди, прими горячий душ и сразу же в постель. Ты вся промокла и дрожишь. Не хватает тебе подхватить простуду. А завтра поговорим, — он подтолкнул меня к двери и не сводил по-отечески заботливых глаз, пока я поднималась по лестнице в свою комнату.
Я воспользовалась его советом, тут же сбросив с себя мокрую одежду и, набросив длинную до колена футболку, прошмыгнула по коридору в ванную.
Быстро приняв душ, я повязала голову полотенцем, и направилась в комнату. Мой путь шел мимо кабинета Ростовского. Из-под неплотно прикрытой двери пробивался тусклый свет, раздавались приглушенные голоса. Видимо хозяин был не один. Может быть, вернулся Дмитрий? Но услышав свое собственное имя, я резко остановилась, стараясь не дышать, чтобы не быть застигнутой за таким некрасивым делом, как подслушивание.
Сначала я мало что могла услышать, и еще меньше увидеть сквозь тонкую щель, хозяин и его гость говорили тихо, однако некоторые слова достигали моего слуха. Голос Бориса Ивановича я смогла распознать сразу, второй же, более молодой и жесткий звучал незнакомо и пугающе. Кто бы ни был этот посетитель, с которым Ростовский говорил обо мне, он привык отдавать приказы.
Интонации Бориса Ивановича изменились, в них появилась злость и нетерпение. Он искренне возмутился на последнее замечание гостя, до меня донеслись его слова:
— С чего вы взяли, что я вам ее отдам?
Речь ведь идет не обо мне, правда? При чем здесь я? Да и мое имя мне просто послышалось…
Я не расслышала, что ответил гость, лишь уловила, что его голос стал спокойнее и снисходительнее. Эти интонации не были мне незнакомы…
— По крайней мере, я никогда ей не угрожал! Рядом со мной она была бы в порядке и многому научилась. А вы… вы хотите ее уничтожить! Вспомните ее отца! Послушайте, она такая же пустышка, как и ее брат. Она вам не нужна. Но ее легко сломать. Лена не выдержит того, что вы хотите с ней сделать.
— Тогда зачем она тебе? — теперь я отчетливо расслышала вопрос гостя Ростовского и шумно вдохнула, надеясь, что меня никто не заметил.
— Она дочь моего друга. Вы же понимаете…
— Понимаю. Я все понимаю, — гость встал и, проявив чудеса выдержки, я бесшумно отстранилась от двери и крадучись добралась до своей комнаты, закрыв за собой дверь и привалившись к ней спиной. Лишь тогда я испустила вздох, больше похожий на всхлип.
Здесь было прохладно, и я поспешила прикрыть окно, не совсем точно помня, когда его открывала. Тучи не спешили расходиться, небо было мрачным и серым, погода промозглой. Открывавшийся из окна вид полностью соответствовал моему настроению.