– Неужели ты это всерьез?
Он сжал кулак, Пам съежилась и замолчала.
– Ты хочешь доказательств? Вчера я был в Бронксе, и один тип остановил меня. Молодой человек примерно твоих лет. У него на лице были келоидные рубцы – шрамы, похожие на татуировки. Красивые. Их сделал настоящий художник. – Билли отвел взгляд в сторону. – И знаешь, почему он остановил меня? Чтобы продать наркотики. Вот правда о таких людях. Принцип кожи. Его не обманешь.
Пам с горечью засмеялась.
– Чернокожий парень хотел продать тебе наркотики в Бронксе? Знаешь что? Поезжай в Западную Виргинию, там их продать тебе попытается какой-нибудь белый парень.
Билли не слушал.
– О Гитлере велся спор: действительно ли он ненавидел евреев, педиков, цыган и хотел, уничтожив их, сделать мир лучше? Или же они были ему безразличны, но он считал, что немцы их ненавидят, и воспользовался этой ненавистью и страхом, чтобы захватить власть?
– Ты видишь в Гитлере образец для подражания?
– Есть и худшие образцы.
– Вот как? Билли, что тебе нужно? Ты действительно веришь в Принцип кожи или используешь его для власти, для себя, для самолюбия?
– Разве не ясно? – Он хохотнул. – Ты достаточно умна, Пам.
Она промолчала, и Билли стер с ее щек слезы боли. И Пам поняла ответ. С ней что-то произошло, ударило, как его кулак. Она вспомнила о блоге, который они вели вместе с Сетом, и прошептала:
– А как же наш блог? Он противоположность всему, что ты говоришь. Зачем… зачем ты создал этот блог?
– Как ты думаешь? Каждый, кто отправляет благоприятный отзыв, попадает в наш список. Сторонники абортов, сторонники талонов на питание, сторонники иммиграционной реформы. Их судный день близится.
Что-то отправили на этот сайт около пятнадцати тысяч человек. Что их ждет? Он будет выслеживать их и убивать? Поджигать их дома или квартиры?
Билли отложил тату-пистолет и смазал вазелином наколку на ее бедрах. Потом улыбнулся и произнес:
– Посмотри. Что скажешь?
Читая сверху вниз, Пам увидела у себя на бедрах два слова.
ПАМ
УИ
Черт взьми, что он сделал? Что имел в виду?
Билли спустил свои джинсы, и она увидела наколки на его бедрах, сделанные тем же шрифтом.
ЕЛА
ЛЬЯМ
Вместе они читались:
ПАМ ЕЛА
УИ ЛЬЯМ
– Мы называем их разделителями. Любовники выкалывают на теле друг друга части своих имен. Их можно прочесть, только когда она вместе. Это мы, понимаешь? Порознь нам чего-то не хватает. Вместе мы одно целое. – На его землистом лице промелькнуло подобие улыбки.
– Любовники? – прошептала Пам и посмотрела на его наколки – они были сделаны несколько лет назад.
Он внимательно посмотрел на ее смущенное лицо. Натянул свои, потом ее джинсы, застегнул молнии и пуговицы.
– Я знал, что когда-нибудь верну тебя. – Билли указал на места наколок. – «Памела». «Уильям». Хорошая деталь, тебе не кажется? Наши имена будут полными, когда мы ляжем вместе, чтобы зачать наших детей. – Он заметил на ее лице испуг.
– Почему у тебя такой вид? – Билли словно обращался к дочери, расстроенной неудачным днем в школе.
– Я любила тебя! – выкрикнула она.
– Нет, ты любила кого-то, представлявшего собой часть раковой опухоли этой страны. – Взгляд его смягчился, и он зашептал: – А как же я, Пам? Женщина, которую я любил всю жизнь, оказалась врагом. Они отвратили от меня твой разум, твое сердце.
– Никто меня не менял. Я никогда не разделяла веры моей матери. Твоей веры.
Билли погладил ее по голове, улыбнулся и негромко заговорил:
– Тебе устроили промывание мозгов. Понимаю. Я исправлю тебя, милая. Верну в лоно церкви. А теперь давай собираться.
– Хорошо, хорошо.
Он поднял ее на ноги. Пам повернулась и посмотрела ему в глаза.
– Знаешь, Билли… – мягко начала она.
– Что? – Он как будто с удовольствием увидел ее улыбку.
– Тебе следовало проверить мои карманы. – Пам выбросила правую руку к его лицу, крепко, как только могла, держа выдвижной нож, которым разрезала клейкую ленту. Этот нож она постоянно носила в набедренном кармане после тех ужасных дней в Ларчвуде.
Лезвие прошлось по щеке и губам Билли. Но не с чавкающим звуком, как в кино. Это было беззвучное рассечение плоти.
Когда он взвыл и, схватившись за лицо, отвернулся, Пам перепрыгнула через журнальный столик и бросилась к входной двери с криком:
– Это модификация тебе, идиот.
Глава 72
Руки Пам были сколькими от крови Билли, но она распахнула дверь и, спотыкаясь, выскочила в коридор. Она выбежит на улицу и начнет кричать изо всех сил. Пусть в доме некому услышать ее просьбы о помощи, но ведь вокруг много соседей.
Десять футов, пять футов… Есть! Она сейчас…
Но тут его пальцы схватили ее за щиколотки, и она с криком упала на пол вестибюля. Голова ее ударилась о доски, нож вылетел из руки. Пам изогнулась, повернулась лицом к Билли и принялась яростно пинаться, метя ему в пах.
Его лицо было изуродовано – ее это и радовало, и пугало. Разрез начинался под глазом и шел до середины щеки. Пам надеялась ослепить его, но он, похоже, хорошо видел. Кровь все еще лилась из щеки и пузырилась на губах. Девушка понимала, что прорезала щеку насквозь. Она не могла разобрать, что он говорил. Угрожал, само собой. Он был в ярости.
Кровь залила ее куртку, руку, ладонь. Все лицо было в мелких кровавых брызгах. Билли, судя по ужасающему выражению лица, испытывал невыносимую боль.
Отлично!
Пам перестала отбиваться. Он слабел, но был все еще гораздо сильнее ее. «Беги, – мысленно сказала она себе. – Черт возьми, вырвись на улицу!»
Упираясь руками в пол, она смогла отодвинуться примерно на фут от него, ближе к двери. Но он остановил ее, перевернул на спину, нанес удар в солнечное сплетение, снова заставив выдохнуть из легких весь воздух и согнуться. Она тут же вырвалась – окровавленные руки у него стали скользкими – и поднялась на колени. Но ярость придала ему силы. Билли уперся ногой о стену, прыгнул вперед и ухватил ее руками за горло. Пам вновь оказалась на спине, ловя ртом воздух. Она опять ударила ногой и угодила коленом ему в пах. Билли ахнул, с силой вдохнул и начал выкашливать кровь. Снова сел на нее. Хватка его ослабла, он откинулся назад, стал бить ее по щеке и челюсти, гневно изрыгал слова, которые она не могла разобрать, и продолжал пачкать ее кровью.
Пам пыталась снова пнуть его, ударить рукой, но не могла использовать собственный вес. И все время ловила ртом воздух, стараясь вдохнуть и позвать на помощь. Но ничего не получалось.
Рана на его лице была жуткой, но поток крови замедлялся, она запекалась вокруг раны, словно темно-бордовый лед. Теперь Пам сумела разобрать: «Как ты могла это сделать?» Билли произнес еще какие-то слова, но они были отрывистыми, шипящими и неразборчивыми. Он выплюнул кровь.
– Какая ты дура, Пам! Тебя уже невозможно спасти. Я должен был это понять. – Он наклонился, схватил ее за горло и стал сжимать пальцы.
Стук у нее в голове усилился, боль нарастала, никак не удавалось вдохнуть. В висках и лице пульсировала кровь. В коридоре начало темнеть.
Ну и ладно, сказала она себе. Лучше умереть, чем возвращаться в «ополчение» и жить так, как того потребует Билли. Это лучше, чем быть «его женщиной».
Ей вспомнилось, как мать, Шарлотта, разговаривала с ней, четырехлетней:
– Мы едем в Нью-Йорк по важному делу, милая. Оно будет вроде игры. Я буду Кэрол. Если услышишь, что меня так назвали, и скажешь, что меня зовут по-другому, я запорю тебя до полусмерти. Понимаешь, милочка? Я возьму хлыст. Сперва тебе будет хлыст, потом чулан.
– Да, мама. Я буду хорошей.
И Пам поняла, что умирает, потому что все вокруг нее стало светлым, блестяще-светлым, красновато-светлым, слепящее-светлым. И она едва не засмеялась, подумав: «Может быть, я ничего не знала про Бога? Я вижу небесный свет». Или адский, или какой-то еще.
Потом она ощутила легкость, и ее душа начала подниматься. Но нет, нет, нет… Просто Билли слез с нее, встал, схватил и поднял выдвижной нож. Он хочет перерезать ей горло.
Губы его зашевелились – он что-то сказал. Пам не расслышала. Но зато явственно услышала два громких хлопка, затем третий – от парадной двери многоквартирного здания. Увидела, что источником света было солнце: солнечный свет лился на обращенный к западу фасад. Разглядела силуэты двух мужчин с пистолетами в руках. Обратив потом взгляд на Билли, Пам заметила, как он пятится, шатаясь и держась за грудь. Его рассеченный рот широко раскрылся.
Билли посмотрел на нее, выронил нож, неуклюже сел, потом повалился на бок. Захлопал глазами, казалось, удивленно. Что-то прошептал. Руки его дернулись.
Потом полицейские вошли в коридор, подхватили, подняли на ноги и повели к парадной двери. Пам, однако, вырвалась, должно быть, удивив их своей силой. «Нет», – прошептала она, повернулась и посмотрела в глаза Билли. Пам смотрела, пока его взгляд не стал рассеянным, а зрачки не потускнели. Глубоко вдохнув, она немного подождала, потом отвернулась, а полицейские подошли к телу Билли, держа наготове пистолеты. Официальная процедура, догадалась Пам, ведь было ясно, совершенно ясно, что он больше не представляет собой угрозы.
Глава 73
Медики оказали помощь Пам Уиллоуби, и она вышла из дома на холодную, светлую улицу. Сидя в кресле-каталке на тротуаре, Линкольн Райм видел, как Амелия Сакс сделала шаг вперед, чтобы обнять ее, но потом остановилась. Отступила назад и опустила руки, когда Пам лишь холодно кивнула ей в знак приветствия.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Райм.
– Прихожу в себя, – мрачно ответила молодая женщина.
Райм больше не мог думать о ней как о девочке. Ему рассказали, как она сражалась с Иксом, и он гордился ею.
Почему-то Пам все время потирала кулаками переднюю сторону бедер. Это напомнило ему, как Амелия Сакс иногда машинально трогала собственное тело. Заметив его взгляд, Пам объяснила: