— В каком смысле? Ты лежишь в кровати, отдыхаешь. Твоя дочь в соседней комнате играет. Накормлена хлопьями с молоком и парочкой бутербродов с «Нутеллой». Извини, я не знаю, чем питаются дети, поэтому купил то, что видел в рекламе. Ей, вроде, понравилось.
Конечно, понравилось. Малышка любит утром себя баловать сладким, но Глеб считал, что ей лучше утром есть каши на воде и без сахара. Ляле это не нравилось, но она пихала в себя через силу, чтобы Глеб не злился и не срывался потом на нас. Когда он уезжал, то я разрешала Ляле чай с сахаром и кашу варила на молоке. Ляля жуткая сладкоежка, но Глеб не разрешал ей быть собой.
— Ты накормил Лялю? Сам? – удивлённо смотрю на мужчину.
Чего-чего, а такого я точно не ожидала. То, что он мог привезти нас на какое-то время к себе, пока всё не уляжется, ещё как-то было допустимо в моих мыслях, но… кормить ребёнка, пока я сплю…
— Да, — кивает. — И сам выпил кофе, который, вообще-то, готовить ты мне должна. Такого ужасного кофе, как сегодня, я ещё никогда не пил, — передёргивает плечами. – Ужасный кофе, и с чего я решил, что смогу приготовить его сам? Тебя пожалел и не стал будить.
Это он сейчас на жалость давит или ругает? Вообще, что он говорит? О чём речь? Причём здесь кофе?
— Тигран, что происходит? Какого чёрта я и Ляля у тебя? Это потому что у меня началась истерика, — сглатываю. – И потом… я, кажется, отключилась?
— Отключилась, а после мы сделали тебе укол успокоительного, и ты проспала больше пятнадцати часов, — отвечает, присев на кровать лицом ко мне.
Смотрю в его глаза, но ничего не вижу. Ни раздражения, ни злости, ни агрессии, ни обиды… ничего негативного. Его будто бы уже не волнует то, что я чуть его не предала. Что приставила пистолет к его голове. Там даже нет осуждения за то, что убила человека… нет, Глеб не человек, но всё же… я отняла жизнь.
Я сама себя осуждаю, а он нет? Почему? Потому что они враги? Разве не боится, что я его тоже могу убить, если убила Красавина? Ведь я предала Красавина, убила его… доказала то, что неверна никому.
— Хорошо. Извини, — встаю с кровати, отметив, что на мне лишь огромная футболка и трусики. — Я сейчас приду в себя, и мы с Лялей уедем. Не хочу тебе больше доставлять дискомфорт. Спасибо за гостеприимство. Прости за всё…
— И куда ты? – улыбнувшись, спрашивает, наблюдая за тем, как я мечусь по комнате в поисках хоть какой-то одежды для себя.
— Ещё не придумала, — отвечаю, открывая дверцы шкафа поочерёдно. — Тех денег, что я взяла у Красавина, нам с Лялей должно хватить на несколько лет. Снимем квартиру, я найду работу. Ляля пойдёт в сад, а потом и в школу… Всё будет хорошо. Заживём, как нормальная семья. Ты обещал помочь с документами, — напоминаю ему.
— Хорошие планы, — со смехом произносит, продолжая забавляться зрелищем моего поиска хоть чего-то. – Удачи в реализации. Кофе я люблю турецкий по утрам и яичницу.
— М-м-м, хорошо, — нахмуренно отвечаю, не понимая, к чему он это.
Зачем мне знания о его предпочтениях? Я, что, ему готовить должна? Я вообще-то ухожу. Разве он не понял?
— Кстати, насчёт денег, — вдруг начинает Тигран и, потянувшись рукой, достаёт из тумбы пачку денег, которые я завернула в носок и спрятала у себя в лифчике. – Ты эти бумажки стащила?
— Да, — отвечаю, направившись к Айдарову. — Спасибо, что достал их… из моего бюстгальтера.
— Не за что, — отвечает и, достав зажигалку, идёт к пепельнице. Кидает на неё деньги и, чиркнув зажигалкой, поджигает купюры. Их мигом охватывает пламя.
— Что ты делаешь? – кричу и лечу к огню, чтобы хоть что-то спасти, но руки Тиграна меня перехватывают, не давая мне этого сделать. – Отпусти! Зачем ты это сделал? – брыкаюсь, стремясь к пепельнице, но от этого хватка лишь усиливается.
— В комнате было холодно, — спокойно отвечает Тигр. — Решил прогреть нашу спальню, а, как известно, ничего не греет лучше денег. Ты чувствуешь это тепло, куколка? Греет вены, не так ли? Ночью вернёмся к прежним техникам согревания, — подмигивает, улыбнувшись.
— Ты сжёг мои деньги! – кричу шокированно.
— Это не твои деньги, а деньги Красавина, которые ты стащила.
— И что? – восклицаю, наблюдая за тем, как сгорает последняя купюра. — Нам с Лялей надо на что-то жить, а ты взял и сжёг наши деньги. Как мы теперь уйдём? На что жить будем?
Тигран наконец меня отпускает, но не для того, чтобы я ушла, а для того, чтобы в следующую секунду прижать к зеркальной стене шкафа, заставив смотреть ему в глаза, которые сейчас горели от возбуждения и веселья. Первое я почувствовала даже нижней частью тела.
Моё дыхание вмиг участилось, как только он, закрыв глаза, вдохнул запах моих волос, словно зверь, почуявший добычу, пугая её тем самым, но только вот в случае Тиграна добыча тает от любого его действия. И это мне не нравится. Так сложнее попрощаться с человеком… знать, что он твоя слабость… ужасно. Смогу ли я потом прожить без него?
— А кто тебе сказал, что вы уйдёте? – шепчет прямо в лицо. — Я такого не говорил… — его губы расползаются в дьявольской улыбке. — Про кофе запомнила?
— Мы же… ты же… обещал! – протестую.
— Напряги память, Элина. Я не говорил, что отпущу тебя, а лишь молчал, когда ты так решила. А если ещё лучше покопаешься в воспоминаниях, то вспомнишь, что я сказал тебе однажды в постели: «Ты никогда не будешь спать с другими, и свободы ты не получишь, потому что ты моя...» Ты моя куколка. Я не отпущу тебя, Элина, — проводит языком по моим губам, словно оставляет поцелуй, который себе запретил. — А сейчас мне нужно по делам, а, как ты отметила, мы не в борделе, а вся моя работа именно там…
— Я сбегу!
— Только попробуй… — рассмеявшись, отвечает.
Глава 28
Элина
Два дня назад
Решительной походкой вхожу в комнату, застав Тиграна на диване с телефоном в руке. Характерный звук подтверждает мои мысли, что тот вновь с кем-то обменивается смс. Он почти каждый день это делает, но никогда мне не удавалось присмотреться к имени.
— Тигран, — зову мужчину, сев напротив него, что слегка удивляет его.
— Слушаю, — отвлекается от своего телефона, подарив мне еле заметную улыбку.
Улыбку, от которой я раньше таяла, но сейчас этого нельзя делать, иначе допущу ошибку.
— Мы можем поговорить? – спрашиваю, выкручивая пальцы от волнения.
— Говори.
Я так и не придумала, с чего начать и как быть, поэтому решила импровизировать. Я пыталась у зеркала прорепетировать, что и как скажу, но безуспешно. Как сказать человеку, что его хотят предать? Как сказать, что многие, кому он доверял – люди его врага? Как сказать, что его дружбы больше нет? Её продали, будто бы её никогда не было.
— Тебе не стоит доверять Егору, — начинаю рубить с хвоста, постепенно идя к голове, которой являюсь я сама.
— Почему?
— Его купил твой враг, — произношу, внимательно изучая реакцию Айдарова. Но мои слова словно его не тронули, или он даже их не слышал.
— Повтори?
— Егор работает на Красавина, — говорю по слогам, ожидая бурной реакции, но он продолжает сидеть и спокойно смотреть на меня.
— Нет, — наконец, заговаривает. — Он мой друг, и я ему доверяю, — встав, идёт к окну, вглядываясь в него. Положив руки на перекладину, сжимает её до белых костяшек. Кроме этого ничего больше не выдаёт его злость и то, что он прислушался к моим словам и обдумал их.
Он поверил мне. Тигран думал об этом раньше, но почему-то упрямится. Боится признать, что его человек, друг предал его? Продал, как нечего делать?
— А зря, — подливаю масло в огонь, словно подлая змея. Раскрывая все тайны дома Красавина. — Твой загородный дом. О нём же никто не знал, кроме тебя и твоего «друга», верно? Егор пришёл к Красавину в тот же день, когда ты ему рассказал о покупке, но они решили подождать, чтобы не выдать твоего верного друга.
— Откуда? Откуда ты всё это знаешь? – спрашивает, повернув ко мне лишь голову.
Вот и настал тот момент, когда мне предстоит раскрыть почти все карты. Рассказать, зачем я здесь, что искала в первый день нашей встречи… Выдать планы Красавина и спасти Лялю.
— Потому что… потому что я была там при этом разговоре. Я слышала всё своими ушами. И знаю, за сколько тебя продали.
Одна новость от Тиграна – пятьдесят штук долларов. Егор приходил раз в месяц и рассказывал Глебу всё… порой доходя до самых мелочей, понимая, что добытая за месяц информация не тянет на вознаграждение. Я подслушивала разговоры, стоя у лестницы, и каждый раз думала о том, какие всё же есть друзья…
— Ты была там? – задаёт вопрос Тигран, сдерживая крик или рык из последних сил. — Ты была у Красавина? Ты — его человек?
— Да, точнее, нет… — отвожу глаза в сторону. — Всё сложнее, чем кажется, — возвращаю уверенный, безэмоциональный взгляд на Тиграна. — Я пять лет жила в его доме и была… его домашней собачкой. Меня прислали сюда, чтобы я что-то нашла на тебя. Компромат. Любой. Но я не нашла ничего в первый день… а потом не искала, потому что ты обещал помочь.
— Тебя подослали? – повторяет вопрос.
— Да! Да! Да! – выкрикиваю не сдержавшись.
Почему он тянет? Почему не убивает? Почему он так спокоен? Почему? Знал об этом всем? Знал?
Медленной походкой Айдаров приближается ко мне и останавливается около меня. Нависнув над креслом, в котором я сижу, Тигран, упирается руками в подлокотники, эмоционально заставляя меня вжаться в сидение. Его глаза высверливает во мне дыру, а кулаки на подлокотниках пугают. Хочется спрятаться и сбежать. Кажется, что я возвращаюсь в ад… где мой мучитель отныне не Глеб, а Тигран. И его злость в глазах пугает намного больше, чем перспектива вновь оказаться в подвале Красавина. Она делает больнее. Внутренне разрушает.
— Зачем ты мне всё это говоришь? – шепчет вопрос, не сводя взгляда с моих трясущихся от боязни губ.
— Я открываю тебе глаза, Тигран! – кричу от страха. — Показываю истинную сторону медали!