— Не буду, — обещаю ей.
— Он тебя бил? Как папа? – интересуется аккуратно, боясь навредить мне своим вопросом.
— Нет, — отвечаю, покачав головой. — Иногда слова ранят намного сильнее.
— Он сказал, что ты плохая? Да? Не верь ему! Ты самый добрый, самый честный, самый красивый и самый хороший человек! А он плохой! Плохой! Как папа! – проговаривает, зло сжимая кулачки.
— Спасибо! – искренне благодарю её, прижав к себе ещё сильнее. – Ты у меня тоже самая прекрасная принцесса!
Слёзы вновь наворачиваются на глаза от вида моей маленькой принцесски-воина, готовой защитить меня в столь юном возрасте.
— Ты не плачь! Я ему ещё покажу! Больше не буду с ним разговаривать и играть! Ты тоже больше не играй! И кушать будем без него! – надувает губки. — Ты всегда меня учила с плохими не играть. Давай уйдём? Не к папе, а куда-нибудь в другое место, – предлагает Ляля, не понимая, что уйти мы не сможем, как бы сильно того ни хотели. – В новый дом. Будем только ты и я. Заведём собачку или кошечку. Или всех вместе. Будем жить все вместе и счастливо.
— Мы не можем уйти…
— Почему? Потому что ты его любишь? – спрашивает, словно прочитала меня, зная, что творится у меня на душе. — Ну да, он красивый, но он ведь обидел тебя, как ты можешь его любить?
— Ляля, всё намного сложнее. Когда ты меня не слушаешь, я всё ещё продолжаю тебя любить… И его я люблю. Он, как и ты, живёт в моём сердце, — указываю на своё бьющееся сердце. — Но уйти мы не можем не поэтому. За этой дверью есть люди, которые могут сделать нам больно. Тигран нас от них защищает.
— И обижает сам… — добавляет Ляля. – А что, если он сам обиделся и скажет тем людям, что нас можно обижать? Что, если он сам нас отдаст в руки тех людей, которые хотят сделать нам больно?
— Не скажет. Потому что он тоже любит… — произношу, улыбнувшись.
— Нас?
— Тебя, —выдыхаю, погладив малышку по голове. – Он любит тебя, но ещё этого не понимает.
Он уже признался, что она его не раздражает. Его сердце полюбило мою малышку. И пусть он не спасёт нас ради меня, но он сделает это ради неё. «Эта козявка меня не раздражает», — вспоминаю его слова и невольно улыбаюсь. Он любит её несмотря на то, что знает, что она дочь Красавина. Это ли не говорит о том, что он лучше Глеба? Не кинет нас? Не предаст?
А что, если он привяжется к Ляле и захочет её отобрать у меня? Нет! Нет! Нет! Он не может! Не может у меня забрать мою малышку! Она моя! Только моя!
— А тебя он любит?
— А я… меня он не любит. Я не она… я недостойна того, чтобы меня любили. Я грязная… испорченная… нелюбимая…
Глава 34
Тигран
После того, как я в тот день ушёл от Элины и Ляли, около двух суток провалялся в борделе в компании алкоголя и Ассоль, пытающейся вытащить из меня причину моего внезапного алкоголизма.
Но разве я мог ей рассказать? Мог. И для этой девчонки стать уродом? Поведать ей, как мне стыдно перед Элиной и Лялей? И вообще признать свою слабость перед маленькой хрупкой девушкой? Рассказать о том, что вновь влюбился, но ненавижу себя за эту любовь? Дать понять, что отталкиваю Элину намеренно? Хочу, чтобы она любила и презирала меня одновременно? Чтобы была рядом и не рядом, потому что её присутствие заставляет меня вновь испытывать забытое чувство счастья, непонятного трепета и округлённости?
Нет, я не мог рассказать обо всём Ассоль… Не мог. Скажи я ей, что унизил Элину, она меня тут же придушила бы своими руками, спрятав где-то в подвале, если бы, конечно же, посчитала, что я этого достоин.
Но, протрезвев, я понял, что так не может продолжаться. Плохо в этой ситуации не мне, а Элине, в первую очередь. Страшно представить, что с ней творится… Выйти из одних токсичных отношений, в которых ты была никем, и перейти в такие. И меня вовсе не оправдывает тот факт, что я чувствую ненависть к Красавину. А каково куколке, если она, убив его, боялась, что он воскреснет и сделает ей больно? Плюс к этому ещё я со своими загонами и обвинениями.
Я урод… моральный, неполноценный, фригидный урод, недостойный того, что сейчас, стоя перед дверью квартиры, имею возможность войти туда и увидеть моих куколок. Да, моих! И только. Пусть Красавин и имеет какое-то отношение к созданию Ляли… сейчас она со мной. В моём доме. И в кровати, что я купил для неё. Играет в игрушки, которые я выбрал. Теперь она моя дочь. Он забрал у меня Лиану, а я у него дочь… И я уж точно не наврежу малышке и её матери.
— Девочки, — радостно восклицаю, войдя в квартиру. – Ляля, иди ко мне! Я купил много-много сладостей! И картошки! Мы можем её пожарить! – стою с пакетами в руках, ожидая хоть какой-то реакции.
К моему удивлению, никто не отвечает, сохраняя молчание и тишину. Даже звуки шагов в мою сторону не слышны. Лишь абсолютная тишина, рождающая внутри меня пугающие мысли.
Ушли? Сбежали, не попрощавшись? Нет! Не может быть! Охрана, стоящая у двери, сразу же бы сообщила, а другого выхода из квартиры нет. Они должны быть дома! Обиженные!
— Ляля? Элина? – окликаю их. – Девочки!
Бросив пакеты на пол, направляюсь в детскую, где, резко распахнув дверь, застаю куколок, рисующих что-то цветными карандашами. На невысоком столике разбросаны десятки рисунков Ляли, пытающейся изобразить на них, вероятнее всего, Элину. Сидя на корточках напротив другу друга, девочки продолжают демонстративно меня не замечать и рисовать дальше.
— Эй, это что за бунт? Почему никто не отзывается? – восклицаю, обиженно посмотрев на малышку.
Если уж перед Элиной я виноват, то Ляля должна откликнуться и хотя бы поприветствовать.
Отложив рисунок в сторону, девочка что-то быстро черкает на чистом листе и, встав, идёт ко мне, протягивая мне его, зло фыркнув.
«Мы с табой не разговариваим», — твердит записка малышки.
— Почему? – спрашиваю, посмотрев на неё.
Ответом мне служит злое выражение лица маленькой козявки, скрестившей руки на груди. Вперив в меня устрашающий взгляд, ни на секунду не смягчает его, пугая своей серьёзностью и мстительным настроем.
— Элина? – обращаюсь к девушке. – Что происходит?
— Ничего, — кидает и, встав с пола, идёт на выход из комнаты.
— Элина, — пытаюсь схватить её за руку, но она одёргивает её, и я не успеваю. Не взглянув на меня, выходит из комнаты. – Ляля? – оборачиваюсь к девочке, застав всё тот же взгляд. – Это всё потому, что я ушёл и не выслушал тебя? – предполагаю.
— Это всё потому, что ты… обманщик! – вдруг заявляет. – Ты сказал, что никогда не обидишь мою Элли! Ты её обидел! Она плакала из-за тебя!
— Я не хотел, — пытаюсь оправдаться.
— Хотел! Если бы не хотел, то не ушёл бы, а извинился!
— Ляля…
— Я не хочу с тобой говорить! Ты плохой! Не хочу заразиться и быть такой же! Ты плохой! Уходи! – схватив меня за руку, выталкивает из комнаты. – Она тебя любит, а ты делаешь её сердцу больно! Так хорошие люди не делают! Ты плохой! Очень! Ты как папа!
Высказавшись, захлопывает дверь перед моим носом, не давая что-либо сказать… соврать… оправдаться… обелиться в её глазах.
— Ляля, — зову её по имени, тихо постучав в дверь, не решаясь насильно войти внутрь.
— Оставь её, — просит Элина, и я оборачиваюсь к ней, застав куколку пьющей виски, который всегда есть в этой квартире. – Она с детства упрямая. Вся в родителей, — с ухмылкой смотрит на меня. – Её отец такой же… упрямый баран, — начинает хохотать и делает глоток. – Ты этого не замечаешь?
— Ты пьяна? – спрашиваю, подойдя к ней.
Сев напротив Элины за барную стойку, смотрю в заплаканные глаза куколки, начиная ненавидеть себя ещё больше. В голове тут же возникают слова Ляли: «Хотел! Если бы не хотел, то не ушёл бы, а извинился! Ты плохой… плохой… плохой…» Сбросив оцепенение, вглядываюсь в девушку, замечая в уголках её глаз возникающие слёзы. Протянув руку, стираю их.
— Немного… — отвечает растерянно.
Продолжаю пальцами изучать её лицо, чувствуя себя настоящим м*даком. Эта куколка такого в жизни натерпелась, а я ещё посмел её в этом упрекнуть. Упрекнуть в страданиях и насилии… Упрекнуть в том, что она жила в аду…
В какой-то момент Элина закрывает глаза и сама подставляет своё лицо мне для ласки и моего внутреннего прощения самого себя. Как я мог ей причинить боль? Как она может меня простить? Как может вновь довериться?
Глава 35
Тигран
— Элина, извини меня, — по слогам произношу. – Не знаю, что на меня нашло, но я обещаю…
— Всё нормально… ты прав, — прерывает она меня, открыв глаза и отстранившись. — Я сама об этом знаю и часто думаю. Просто слышать от другого человека больнее.
— Нет, — восклицаю, хватая её за руку, которую она не пытается убирать, и в тот момент я будто чувствую, что она меня поймёт, но я ошибаюсь.
— Да, Тигран! – в тон мне протестует. — Я как мячик, которым играют мужчины. Вам нравится со мной развлекаться и наслаждаться моей красотой, но никто не спрашивает меня, каково мне терпеть ваши игры… Чувствовать каждый ваш удар… Восстанавливаться…
— Это не так… — сжимаю её руку и в тот момент я понимаю, что любовь не делает меня слабым. Она делает меня сильнее перед всеми, но уязвимым перед одним-единственным человеком… перед Элиной. — Ты хотела знать, почему мне важно, чтобы вы были со мной? – отхлёбываю напиток из её бокала. – Да! Ты была права! Я влюбился! Опять! В тебя! Ты понимаешь это? Опять на те же грабли! Я не хотел этого… Не хочу вновь потерять себя, когда меня предадут… Но ты… Как ты это сделала, Элина? – по её щеке катится слеза, и я тут же её стираю. — Не знаю… но я так люблю тебя, что ненавижу себя за это. Понимаю, что лучше тебя отпустить, тогда мои чувства, возможно, пройдут… Но не могу! Не могу отпустить! Потому что люблю! Потому что ты МОЯ! Потому что мне кажется, что не предашь… Слышишь? – обойдя стол, подхожу к ней, хватаю её за руку и заставляю встать. После чего прижимаю к себе. – Я, чёрт возьми, опять влюбился, — делаю вздох, прислонившись лбом к её лбу. – В тебя…