– Войдите.
В кабинет заходит Рэнли, а за ним двое. Девушка и парень. Стоит Рэнли увидеть Ребекку, как его улыбка моментально отправляется на Аляску, а взгляд плавно исследует спину девушки. Точнее то, что ниже спины.
– Рэнли! Глаза, твою мать!
Зак не знает, что связывает его сестру и лучшего друга, да и знать не хочет. Но уж точно не подпустит такого кобеля к Ребекке. Ведь когда Рэнли сделает ей больно, то Заку придется придушить лучшего друга. Мимолетная интрижка не стоит душевного спокойствия его сестры и жизни одного из близких людей.
– Я должна поехать, Зак, отпусти меня, – продолжает молить Ребекка.
Она снова получает категоричное:
– Нет.
Ребекка прибегает к запрещенному приёму, она делает глаза как у Бэмби, в них начинают поблескивать непролитые слезы, она складывает руки перед собой, схватившись одной за другую, словно молиться собралась, и говорит:
– Папа бы хотел, чтобы я попыталась.
– Папы нет. У меня нет людей, кто бы повез тебя.
Из угла кабинета разносится голос Рэнли, который старается смотреть куда угодно, но только не на Ребекку, но его проклятые глаза то и дело возвращаются обратно.
– Я могу.
Этим он привлекает внимание обоих Келлеров. Ребекка оборачивается, её волосы описывают круг и ложатся на плечо.
Рэнли находит слезливые глаза Ребекки и словно под гипнозом говорит:
– Я увезу тебя куда пожелаешь.
Ребекка ничего не успевает сказать, как слышит за спиной холодный голос брата.
– Всем выйти. Рэнли, останься.
Ребекка оборачивается и смотрит на Зака умоляющим взглядом.
– Он просто…
Зак не даёт ей договорить.
– Он не нуждается в твоей защите. Выйди, пожалуйста, позже я сам к тебе приду.
Компания Рэнли и Ребекка уходят из кабинета, сестра бросает красноречивый взгляд на брата и прикрывает за собой дверь, но Зак уверен, что она тут же прикладывает ухо к замочной скважине.
– Держи свой член в штанах, – с раздражением произносит Закари.
Зак уже устал наблюдать, как его лучший друг истекает слюной, стоит Ребекке только появиться в поле его зрения. Но больше этого напрягает то, что с момента появления Ребекки на девятке у Рэнли нет девушек. Ни одной.
Рэнли хмурится и спрашивает:
– А ссать я тогда как должен?
Зак исподлобья смотрит на друга и медленно произносит:
– Ты понял, о чем я. Ребекка не очередная твоя кукла.
– Я никогда так и не думал.
Зак устало проводит рукой по лицу.
– Знаю я, о чем ты думаешь.
Рэнли глубоко вдыхает, и его взгляд становится максимально серьезным.
– Я никогда её не трогал.
– И не тронешь.
Рэнли есть что сказать Заку, но на удивление обоих, он сдерживается. Хотя это вовсе не в его натуре. Он только что солгал другу и человеку, благодаря которому вообще находится на базе. И сделал это осознанно, ведь если Зак узнает, что было между ним и Ребеккой, то не просто кастрирует его, он прикончит Рэнли так, что крышка его гроба будет закрытой. Если вообще будет гроб.
– Я понял тебя, – произносит Рэнли, мысленно опуская красивый венок к табличке "Тут покоится лживый друг и конченый блядун, который покинул этот мир в самом расцвете лет".
– А теперь к делу. Расскажи мне всё про этих двоих, – говорит Зак, кивая на дверь.
– Ты хочешь взять их на вылазку?
– Более чем. Один из них пойдет со мной на встречу к Гарсия.
Рэнли смотрит на Зака как на сумасшедшего.
– Не думаю, что они готовы, – в итоге напряженно произносит друг.
– Там и узнаем. Уже пора выводить их "в свет".
Рэнли рассказывает Заку о кандидатах, потом глава девятки лично общается с ними. Зак решает взять с собой парня, его имя Стивен Пьер. Он бы взял и девушку, но их в его жизни стало слишком много. Герды, Алекс и Ребекки вполне достаточно, чтобы свести его с ума. И это с учетом того, что одну он так и не может найти. Зак не думает, что она погибла. Он уверен, что нет. Как-то он говорил Рэнли о том, что Александрия Брукс тот ещё воин и не стоит её недооценивать. Какая ирония… он ведь сам её недооценил. Но она жива. Она где-то там, и Закари найдет её.
Когда выбор сделан, Рэнли направляется к двери, но Зак всё же решается и окликает друга.
– Увези её на восьмерку.
Рэнли оборачивается настолько резко, что практически чертит круг вокруг своей оси.
– На восьмерку? – переспрашивает он.
Взгляды встречаются, Зак выгибает бровь дугой.
– Ты недавно говорил, что готов увезти Ребекку куда угодно. Или твоё "куда угодно" имеет определенные границы?
Рэнли чувствует, что попал, буквально только что, угодил двумя ногами в болото. Один на один с Ребеккой. На протяжении нескольких часов – это практически пытка в аду.
– Когда? – спрашивает он.
Закари смотрит на запястье и, разглядывая стрелки на часах, говорит:
– Сейчас. У тебя сутки, чтобы вернуть мне сестру в целости и сохранности.
– Принял.
Закари переводит взгляд на Рэнли, и его глаза простреливают друга.
– И не смей…
– Да понял я.
Рэнли уходит, а Зак откидывается на спинку кресла и расстегивает верхние пуговицы черной рубашки. Ребекка не перестанет пытаться достучаться до Зака, но самое страшное в том, что когда он покинет стены базы, она тут же улизнёт на восьмерку сама. Он знает её лучше, чем она сама себя. Опрометчивые поступки у неё в крови. Выбор Зака пал на Рэнли не случайно, Зак безоговорочно доверяет только Нео и Рэнли, но Нео нужен на базе, ведь сегодня ночью Закари отправляется на первую "официальную" встречу с Гарсия.
Глава седьмая
Не знаю как мы выжили…
Ума не приложу…
Мы бежали по снегу, проваливались в сугробы, падали, вставали, а в ушах стоял звук поедания людей. Его невозможно описать обычными словами, но стоит услышать однажды – и ты его никогда не забудешь и ни с чем не спутаешь. Так звучит самая ужасная смерть.
Бежали и бежали, шевелили ногами так быстро, как только могли, я даже толком не помню, каким образом, но мы оказались в одноэтажном доме и заперлись внутри.
Лекса моментально рухнула на пол и её начало трясти, руки и ноги ходили ходуном. Она лежала на спине и билась головой о пол. Словно по всему телу проходили электические разряды тока. Я бросилась к ней, и она замерла.
Я её практически потеряла.
Этот страх я запомнила так же, как и звук поедания плоти зараженными. У меня уже не было выбора и мыслей по поводу использования вакцины Лейзенберга. Замерзшими руками вынула её из кармана и мысленно послала Господу благодарность, что металлическая колба в целости и сохранности. Всё бы ничего, но у меня не было шприца, я не знала, нужно ли разводить это "чудо-лекарство" хоть с чем-то. Я приказала девушкам обследовать дом и найти аптечку, Фиби принесла её буквально через минуту, а я приложив пальцы к пульсации на шее… я отчетливо чувствовала, как Лекса уходит от меня. Ощущала, что с каждым вдохом моя маленькая сестренка покидает проклятый мир… и снова оставляет меня одну.
Набрав в шприц желтую жидкость, которая обещала исцеление, я встретилась с очередным сомнением. Куда я должна ввести вакцину? В вену, в шею как в кино, воткнуть в ногу или же в задницу? На выручку мне пришла девушка, имени которой я даже не знала. Её мы достали последней и она единственная, кто бежал босиком и практически без одежды. Как оказалось, до прихода тумана девушка училась на медсестру, она задала мне пару вопросов и решила, что это будет что-то вроде прививки, она сама воткнула иглу в плечо Лексы. Девушка с трудом держала шприц, её замёрзшие красные руки дрожали, и я боялась, что она может промахнуться. Она не промахнулась. Но сердце Лексы перестало биться.
Совсем.
Тридцать секунд Лекса была мертва, и за эти тридцать секунд я постарела на десятки лет. Но я даже заплакать не успела, как Лекса резко села и начала хватать ртом воздух, а мы вчетвером смотрели на неё во все глаза.
Так я узнала, что Лейзенберг действительно создал что-то поистине беспрецедентное. Значит, всё, что я делала – лгала, крала, убивала, шла напролом… всё это обрело смысл.
Все мои грехи, провалы и предательства были не напрасны.
Первая неделя была самой сложной. Лекса ушла в себя и практически не разговаривала, а если и говорила, то только два вопроса: "Когда мы пойдем за Доми?", "Что ты мне вколола?". На оба вопроса у меня не было ответов, но первые семь дней показали, что Лексе больше не нужен инсулин. Более того шрам в виде нескольких полос на лице, который ей поставили в стенах школы полностью исчез, на щеках появился здоровый румянец, и вообще она стала выглядеть, словно только что вернулась с курорта. Но Лекса стала куда более раздражительной. Всё чаще и чаще я видела, как она срывается по мелочам, но пытается сдерживать себя.
С прежней Лексой было намного проще, она сама шла на контакт, а что делать с новой, я не знала и решила дать ей время.
Мы заколотили выбитые окна, обследовали дом и несколько ближайших к нему заброшенных жилищ. Радовало то, что вода была, мы могли мыться и пить, хотя и ледяную жидкость. Отопления и света не было. Мы спали в куртках и зарывались с головой в одеяла, что позаимствовали в соседних домах.
Фиби везде ходила за мной, я не знаю, почему девушка решила, что я её куратор, но она задавала кучу вопросов. Что, как, где и почему. С одной стороны я понимала её, чем больше знаешь, тем больше шансы выжить. Но она настолько действовала мне на нервы, что однажды я вспылила и накричала на неё. Фиби смотрела на меня как на предателя, в её глазах даже собрались слёзы. Но мне хотелось одного, чтобы она дала мне передышку, и мне было плевать, что цена отдыха моих ушей – её слезы. После этого Фиби отстранилась, но стоило мне только позвать кого-то с собой на вылазку или же просто попросить помощи по дому, она была тут как тут.
Девушка, которая училась на медика – Софи – обморозила себе ступни, мочки ушей, кончик носа. Она сама себя лечила и практически ни с кем не разговаривала, за это я была ей особенно благодарна. Но вот её ноги подпортили мои планы бежать как можно дальше от девятки. Идти она не может, а если и может, то только босиком, обувь ей было не надеть. Софи испытывала чувство вины, она говорила об этом Фиби, а та в свою очередь всё передавала мне, хотя я и не просила об этом.