.
– Может, ты сам?
Зак поднимает иглу, и я вижу как дрожат его пальцы. К чёрту всё это! Забираю у него иглу и под подсказки вставляю нитку, а потом начинается самое ужасное. Поливаю рану антисептиком и приступаю к работе. Зак стягивает края, из раны уже медленнее, но всё же течет кровь. Меня тошнит. Но это не сравнимо с той тошнотой, которую я испытываю, впервые проткнув в тело кривой иглой.
Борясь с приступами, я всё же зашиваю бок, Зак говорит, как я должна стянуть углы и сделать узлы. Завершив работу, поднимаюсь с колен и чувствую, что меня шатает. Зак смотрит на свой бок, хмурится и кивает. Нечего тут хмуриться. Зашила, как могла.
– Запомни, я спасла тебе жизнь.
– Недавно я спас жизнь тебе, – напоминает он о стычке в цветочном магазине.
– Один – один.
Какое-то время мы не произносим ни единого слова. Чувствую, насколько сильно устала и мечтаю об отдыхе.
– Ты сказала, что полковник продала Лексу с ребенком. Где он?
– Его больше нет. Скорее всего.
Зак ложится и прикрывает глаза.
– Расскажи о Бароне, для чего ему нужна была твоя сестра.
Для чего ему эта информация? Хочет снова поймать меня на лжи?
– Точно не знаю. Может, ты мне скажешь? Эти же фанатики живут у тебя под боком.
Зак не отвечает. Уснул наверное. Направляюсь в сторону двери, жду, что он прикажет мне лечь и спать, но он ничего не произносит, даже когда я выхожу из комнаты. Обшариваю весь этаж и не нахожу алкоголя. А он бы мне сейчас не помешал, руки до сих пор дрожат. Я зашила человека. Не игрушку или рваные джинсы, а человека. Очень криво и скорее всего неправильно, но зашила. Возвращаюсь в комнату, запираюсь, ложусь на другой край кровати и ежусь от холода. Натягиваю на себя одеяло. Так-то лучше. А вот Заку явно холодно, он в одних штанах. Пусть мерзнет.
Ворочаюсь, но уснуть не могу. Одна и та же мысль преследует меня: "Ему, наверное, холодно".
Да чтоб тебя, Закари Келлер! Плевала я на твой комфорт!
Злясь на себя, сажусь и накидываю одеяло на спящего Зака. Отворачиваюсь и моментально вырубаюсь.
Глава семнадцатая
Удается поспать не больше трёх часов. Открыв глаза, тут же сажусь. Я жила в Бериморе и знаю, насколько тихим может быть этот город, сейчас же что-то не так. Вроде и тихо, но… нет. Поднимаюсь и иду в сторону окна. Увиденное повергает меня в шок. Десятки людей рыщут в районе школы. Отсюда мне не услышать, о чём они говорят. Но то, как мужчины заглядывают за каждую брошенную машину и открытую дверь ближайших зданий, говорит о том, они что-то ищут. Или кого-то.
Например, меня.
Это люди Барона? Неужели всё это время они шастали по городу в поисках меня? Вот насколько девушки были для него важны. Чёрт! Когда-нибудь настанет день, и я перестану переходить дорогу опасным людям. Сейчас единственный раз с появлением снега я благодарю Господа за это белое покрывало на земле. За время, что мы спали, его выпало достаточно, чтобы скрыть наши следы.
Оборачиваюсь к кровати и пару минут наблюдаю за спящим Заком. Удивительно, как во сне меняется лицо человека. Сейчас он не выглядит устрашающим и опасным. Он выглядит…
Вспоминаю про листок, который он забрал с собой. Там мой портрет. Кто мог его написать? Скорее всего единственный выживший в школе. Или он составлял что-то типа фоторобота, а умеющий рисовать запечатлел меня на бумаге?
Как можно тише подхожу к Заку и немного отодвигаю одеяло в сторону. Он спрятал рисунок в правый верхний карман брюк. Я могу подождать, когда он проснётся и попросить листок. Безусловно могу.
Стоит здравым мыслям поселиться в голове, как правая рука уже тянется к карману. Медленно погружаю пальцы и нащупываю лист, не свожу пристального взгляда с умиротворённого лица Зака и медленно тяну листок наружу.
– У тебя это в крови, – прохладно произносит Закари.
Вздрагиваю, но всё же успеваю выдернуть рисунок из брюк. Хватаюсь рукой за сердце.
– Ты меня напугал, – с укором говорю я.
– А ты снова меня обокрала.
Открывает глаза, но я не смотрю на него, во всех подробностях разглядываю рисунок, исполненный карандашом. Это действительно я. Боже. Человек, который рисовал это, явно талантлив. Словно смотрюсь в черно-белое зеркало, которое немного запачкано в каплях крови.
– Это вообще-то мой рисунок, – говорю я Заку, продолжая разглядывать плавные линии.
– Нет.
Вскидываю взгляд на Зака.
– Ты изображена на рисунке, но он не твой.
Зак протягивает руку, но я прижимаю листок к себе.
– Зачем он тебе? – спрашиваю я.
Он не отвечает. Смотрим друг другу в глаза, хочу прервать эту мучительную тишину, но ни одного подходящего слова не приходит на ум. Отдаю рисунок и рассказываю, что снизу кружат люди.
– Они в любой момент могут найти нас, нужно забирать вакцину и уходить, – говорит Зак садясь.
Опускает взгляд на рану с кривыми стежками и морщится.
– Что не так? – спрашиваю я.
– Края воспалились. Скоро поднимется жар.
Не знаю, чем я думаю, но снова подхожу к кровати и сажусь рядом с Заком.
– Я сама принесу вакцину…
– Нет.
Упрямый!
– Я знаю эту местность. Прожила тут какое-то время и…
– Нет.
– Я не сбегу.
– Не будь дурой.
Вздыхаю и в бессилии прикрываю глаза.
– Я знаю, что ты мне не веришь, да я и не прошу этого. Но если ты пойдёшь…
– Алекс, замолчи.
– … То они нас точно засекут и убьют, а я знаю, где вакцина и принесу её сюда. Постараюсь найти машину и…
– Алекс…
– Да что ты за упертый ба…
Замолкаю я только из-за того, что Зак начинает улыбаться, сначала он вроде как борется с этой улыбкой, но в итоге, отрицательно качая головой, позволяет себе тихий смех.
В груди что-то сжимается. Его смех, в любом проявлении крайняя редкость, и он действует на меня пикантным образом.
– Почему ты смеёшься? – тихо спрашиваю я.
Зак прекращает улыбаться, и в следующую секунду его лицо становится максимально серьезным. Он проводит рукой мне по щеке, которая уже не кровоточит, немного чешется, но на этом дискомфорт окончен.
Зак гипнотизирует меня взглядом.
– Я должен был убить тебя в тот день.
Сглатываю ком и немного отстраняюсь.
– У тебя ещё будет такая возможность.
– Сомневаюсь.
– Что это значит?
Он не отвечает. Снова! Да будь ты трижды проклят!
– Отпусти мою сестру. Я отдам тебе вакцину даже ценой своей жизни. Но отпусти Лексу и всех, кто захочет с ней уйти.
– Почему ты решила, что Лекса захочет уйти?
Эта тема его не касается, но я знаю, что где-то там за бронёй есть человечность.
– Она думает, что Доми, её сын жив. Она пойдет его искать.
Какое-то время он молчит, и естественно, я не получаю никакой информации по-поводу его мыслей о Лексе и её освобождении.
– Достань из аптечки последнюю ампулу.
Делаю, как он говорит, и наблюдаю, как Закари в этот раз сам втыкает иглу себе в плечо. Около минуты сидит с закрытыми глазами, а потом отправляется к окну. Ищейки ушли, но они где-то рядом.
Зак одевается и, закинув сумку на плечо, выходит за дверь. Спускаемся на первый этаж и выходим в морозную свежесть. Изо рта вырываются облачка пара. Движемся вдоль здания, Зак идет первым несмотря на то, что это я тут жила и "всё" знаю. Но кто станет с ним спорить, он знает, что нужно идти в том направлении и идёт.
Проклятый снег хрустит слишком громко, кажется, что сейчас все в округе сбегутся сюда. Но он же и помогает нам. Мы движемся в противоположном направлении человеческих следов. Доходим до места в городе, где снежный покров не тронут преследователями. Зак останавливается, оборачивается и говорит:
– Если они не идиоты, то скоро найдут нас. Задача номер один – достать вакцину, это на твоих плечах. Задача номер два – найти транспорт, этим займусь я.
– Хорошо.
– Далеко до вакцины?
Смотрю в конец города, осталось идти не больше десяти минут. Можно сказать, рукой подать.
– Минут десять.
– Сейчас мы разделимся и через двадцать минут встретимся здесь. И не вздумай…
– Да не убегу я!
– И не вздумай умереть, – спокойно говорит он.
– Не умру.
Зак так пристально смотрит мне в глаза, что становится неуютно. На его щеках уже появилась щетина, рука так и тянется прикоснуться. Идиотская рука. И ещё более идиотская щетина.
В груди что-то ёкает, и я тут же отворачиваюсь. Нет! Не могу позволить ему это снова!
Расходимся в разные стороны, но я, обернувшись, окликаю Зака.
Он останавливается.
– Мне нужен нож.
Мой так и остался в плече зараженного, а мерзлую землю руками мне не раскопать. Зак даёт мне нож, забираю его и собираюсь уходить, но Закари берет меня за руку и притягивает к себе. Не настойчиво, так, словно даёт мне время освободиться от его хватки, но я этого не делаю.
Закари наклоняется и целует меня. Легко, но уверенно. Отстраняюсь и, смотря ему в глаза, спрашиваю:
– Зачем ты это делаешь? – слышу боль в своём вопросе.
– Ты сама знаешь ответ.
– Нет. Не смей! – в груди открывается эта проклятая черная дыра, она засасывает меня, и я, отрицательно качая головой, отхожу от Зака, пячусь назад. – Не смей делать это снова!
Он молчит, но его грудь поднимается и опадает быстрее.
– Ты уже однажды растоптал меня, – шепчу я сквозь появляющиеся слезы. – Ты раздавил меня. Ты! Никогда больше не приближайся ко мне в этом плане. Не касайся. Не целуй и не смотри так… как будто тебе не плевать.
Я вижу, что он хочет что-то сказать, но не даю ему этого права. Он его не имеет! Я ему не игрушка, которую можно выбросить, а потом подобрать.
Не помню, как приближаюсь к дорожному знаку. Слез больше нет. Они даже не успели скатиться по щекам.
Озираюсь по сторонам и падаю на колени, с излишней ненавистью втыкаю нож в землю. Откидываю снег, и снова вонзаю лезвие. Я бы закричала сейчас, но не делаю этого только из-за опасности. Бью и бью по замёрзшей земле.