Никто и никогда.
Я наклонилась над телом Данте и в первый раз прижалась к его все еще теплым губам. Нашему первому поцелую было суждено стать последним.
– Мне так жаль…
Крупная слеза упала на его щеку, когда я трясущимися пальцами опустила веки и закрыла серые пустые глаза.
С ватными ногами я встала и, пошатываясь, дошла до папы, который продолжал у себя на коленях баюкать маму. Люцио стоял рядом с ними и тихо плакал, смахивая слезы с пухлых щек. Но при виде меня эмоции взяли над ним верх, и он бросился ко мне. Я прижала его и крепко обняла, поглаживая по спине. Его маленькое тело сотрясалось от рыданий и всхлипов. Его тело сочилось болью, и каждая клеточка моей души жаждала унять ее или забрать, но разве я на это способна?..
– Пойдем, Люцио, – к нам подошел дедушка. Он аккуратно опустил руку на плечо брата и попытался осторожно увести его.
– Я хочу остаться с мамой, – он заикался от рыданий.
– Давай же, сынок.
– Иди, – сказала я, подталкивая его вперед.
Его маленькие, но сильные руки напоследок сжали мои. Убедившись, что брата увели из этого хаоса, я наконец осмелилась посмотреть на тело, лежащее в руках отца. От увиденного меня затошнило. Ноги подкосились, я упала на колени и поползла к родителям. Пальцы скользили в липкой и теплой крови, пока не нащупали холодную руку мамы. В ее груди зияли четыре дыры от пуль, глаза закрыты, словно она провалилась в сон, а на лице замерла нежная улыбка. Все такая же красивая…
– Она спасла меня, пожертвовав собой.
Если бы папа не повторил это еще раз, я подумала бы, что ослышалась. Его слова крутились в моей голове, пока осознание медленно настигало меня. Мама сохранила жизнь отцу, закрыв его собой. Моя мамочка…
Голова закружилась, из-за давления в груди снова стало тяжело дышать. Воздуха не хватало. В глазах потемнело, все вокруг начало плыть. Папа, как и прежде, был рядом, но все тяжелее становилось различать его очертания, разбирать его слова из-за шума в ушах. Темнота пожирала меня, но прежде чем провалиться во тьму, до меня донеслись последние слова папы:
– Увези ее в безопасное место.
Я почувствовала, как рука матери выскользнула из моих ладоней, как только меня подняли с холодного пола.
Тьма заполнила все окружающее пространство. Свежий воздух и легкий аромат леса и мускуса сменили запах крови. Это помогло мне расслабиться и провалиться в сон.
__________________________________
*Моя жизнь (арм.).
2. Адриана
– С днем рождения, Адриана! С днем рождения тебя!
Десятки гостей пели, пока я загадывала желание и готовилась задуть свечи на праздничном торте. Он выглядел невероятно: пять ярусов цвета шампанского, карамельная начинка с арахисом и крем-чизом, украшения из живых пионов. Ими украсили и всю площадку, построенную во дворе в честь моего пятнадцатилетия.
Несмотря на особый статус, в нашей семье мероприятия подобного размаха устраивались редко – лишь в честь особых дат или праздников. Поэтому я немало удивилась, когда неделю назад мама сообщила о вечеринке.
Конечно, надвигающийся праздник и все связанные с ним хлопоты тут же раззадорили меня. Мы немедленно начали подготовку, так как времени оставалось мало. Но, глядя теперь на украшенный зал, я понимала, что мы проделали отличную работу. Шатер был оформлен в светлых тонах, по потолку и между стенами тянулась гирлянда со множеством лампочек, сервированные в общий цвет столы были украшены живыми цветами. Фотозона с цифрой «15» и моим именем выполнена в золоте, на фоне – полотно, цветом и текстурой напоминающее блестящий мрамор.
Все выглядело так, как я и хотела, поэтому со счастливой улыбкой и под крики и аплодисменты гостей я задувала свечи и принимала поздравления. Среди них бабушка Амара и дедушка Лаззаро, дяди и тети со своими детьми, приехавшие из Монцы и Неаполя, которых я не видела с Рождества, коллеги отца по бизнесу, политики, среди которых и сенатор Гильберт со своей новой молоденькой женой, несколько капитанов Каморры и, конечно же, консильери папы – Марио Кастеллано. Слишком масштабно для простого праздника, не правда ли?
– С днем рождения, принцесса! – Папочка поцеловал меня в макушку, пока мама обнимала за плечи.
Он протянул мне синий бархатный футляр. Когда гости оставили нас одних, я наконец его открыла. В нем лежала цепочка с моим именем, искусно выполненным в золоте с мелкими бриллиантами тонкой огранки. Изящно и просто – как я люблю.
– Она прекрасна, папочка.
– Под стать тебе.
Папа достал цепочку и помог застегнуть ее, пока мама любовалась нами блестящими от слез глазами.
– Ты такая красивая и такая взрослая, Իմ կյանքը.
– Будь счастлива, принцесса, а мы сделаем для этого все возможное, – сказал папа и, бросив на маму взгляд, понятный лишь им двоим, ушел.
– Сегодня вечером нам нужно кое-что обсудить, моя дорогая. – Мама убрала выбившуюся прядь моих непослушных волос за ухо и поглаживала щеку, оставляя после себя тепло нежного прикосновения.
– Что? – спросила я, взволнованная после ее слов.
– Потом. Сейчас развлекайся, ведь это твой праздник. – Она поцеловала меня на прощание и ушла.
Но мое одиночество длилось недолго, потому что кто-то вдруг обнял меня за талию. Семилетний Люцио вытянулся не по возрасту, но был все еще немного хиловат, отчего сильно расстраивался, ведь будущий Капо должен быть «сильным и смелым, как настоящий супергерой». Замечу, он имел в виду отца, а не Кларка Кента. Люцио подарил мне сделанный своими руками черничный кекс, украшенный ягодами в форме сердца, поцеловал в щечку и убежал к своим кузенам, поджидающим его в стороне. Он молчалив и скромен, и да, печет невероятные кексы.
Отложив выпечку на стол с подарками, я собралась подойти к кузине Оливии, но чья-то рука остановила меня и потянула назад. Я обернулась, и от шока глаза полезли на лоб. Безусловно, вечеринка в честь дня рождения дочери Капо была важным событием для членов Каморры, но я не предполагала, что и он будет здесь.
Данте Кастеллано собственной персоной стоял передо мной в сером костюме в цвет своих глаз. Он высокий, слишком высокий для моих пяти с небольшим футов*, поэтому мне пришлось запрокинуть голову, чтобы рассмотреть его. Двухдневная щетина покрывала щеки, ни одна прядь не смела выбиться из укладки. Как обычно, он слишком серьезен и холоден: нетрудно догадаться, что прийти на вечеринку его заставили.
Данте старше меня на три года, и если в детстве мы еще дружили, то после того, как в тринадцать лет состоялось его посвящение в Каморру, он перестал со мной разговаривать и теперь, приходя к нам домой с отцом, не обращал на меня внимания. В последнее время я и вовсе не видела его в особняке, да и на тех мероприятиях, где нам удавалось пересекаться, мы ни словом не обмолвились. Так что да, я была удивлена его появлением. А еще смущена, и чувствовала, как ярко-красный румянец начал заливать щеки. Данте на моем празднике. Еще и прикасается ко мне.
О. Боже. Мой!
В этого не самого разговорчивого мальчика я влюбилась в свои пять, в семь уже знала, что при первой возможности мы поженимся. В десять я стала делать о нем первые записи в дневнике, а в пятнадцать – окончательно потеряла голову. Данте был центром моего внимания, детской влюбленностью, которая с годами лишь усиливалась, и сейчас, стоя перед ним, таким красивым и повзрослевшим, ноги подкашивались, а сердце вдруг остановилось. Казалось, жизнь во мне едва теплится, но превратить свой день рождения в похоронный обед было бы глупо, поэтому я собралась с мыслями и улыбнулась настолько обаятельно, насколько умела.
– Привет.
Мой голос дрожал, выдавая нервозность и смущение. Данте, конечно, не мог этого не заметить. Он ухмыльнулся, отчего его губа вздернулась. Данте Кастеллано улыбнулся! Да еще и мне!
Святые угодники!
Такого давненько не было, и я даже забыла, каким может быть его лицо, когда он расслаблен.
Данте красив и обаятелен. На различных светских мероприятиях, куда меня брали родители, я много раз слышала, как девушки о нем говорили. Он был популярен, но, конечно, ни о каких романах не могло идти и речи. Однако периодически его видели на обложках модных журналов и желтой прессы в компании одной или нескольких девушек, выходящими из какого-нибудь клуба или ресторана. На этих фотографиях никогда не было одних и тех же лиц, они сменялись с каждым номером. А сейчас он был здесь, на моем празднике, стоял напротив и прикасался ко мне. Его большой палец поглаживал мое запястье, словно не замечая этого. Приятно. Я боролась с собой, чтобы не закрыть глаза от удовольствия, особенно когда Данте притянул меня к себе. Теперь между нами считаные дюймы**. Хоть ничего и не нарушало границ приличия, этого было достаточно, чтобы люди заметили и начали шептаться.
Его серые глаза устремлены на меня, но он молчал и не произносил ни звука. Он достал из кармана брюк какой-то предмет, блестящий под светом ламп. Краем глаза я заметила, как гости смотрят, нет, пялятся на нас. Родители тоже смотрели из-за угла. Папа, судя по сощуренным глазам, был слегка напряжен, но никаких действий не предпринимал, только наблюдал за нами ястребиным взглядом.
Чье-то холодное прикосновение к коже вернуло меня к Данте, который все так же молча смотрел на меня с самоуверенной ухмылкой на лице. Раздражающий… и безумно красивый.
Я опустила глаза на запястье и увидела браслет. Удивительной красоты украшение, выполненное из белого золота и инкрустированное изумрудами. Данте застегнул его, и цепочка плотно легла на запястье. Подарок идеально подошел моей смуглой коже, он блестел и переливался всеми оттенками зеленого. От его красоты у меня перехватило дыхание.