Не успел я насладиться ее теплом, как Адриана резко развернулась ко мне с опущенными в пол глазами. Затем она слегка приподняла голову и уткнулась взглядом в мою грудь, избегая лица. Ее щеки покраснели, грудь вздымалась от частоты дыхания, а пальцы рук теребили ткань своего платья, как и всегда, когда она нервничает.
Неожиданный звук грома на улице оглушил нас, а после него яркая вспышка молнии просочилась сквозь щели в досках сарая, отчего Адриана подпрыгнула на месте и непроизвольно сделала ко мне шаг, еще больше сокращая между нами дистанцию. Она искала во мне защиту, хотя уверен, она сама этого не поняла, когда приблизилась, и это вызвало у меня улыбку. Я чувствовал, как торчащие соски под мокрым платьем соприкасаются с моей футболкой, и нас разделяла лишь одежда, которую было необходимо снять, пока мы не простудились. Мурашки пробежали по ее телу, возможно, причина этого холод, а не то, о чем думал мой член, хотя и не хотел это признавать. Единственное желание – обнять эту девушку, прижать к себе, снять эту ткань с нее и согреть своим телом ее кожу, но мои мысли все равно уходили в другое русло: более грязное и интимное, не такое благонамеренное.
Я положил ладонь на ее холодную руку чуть выше локтя и слегка помассировал это место, чтобы немного согреть. Клянусь, я старался не пялиться на ее грудь, но безуспешно. Мне пришлось прочистить горло, чтобы не выглядеть извращенным и чертовски возбужденным придурком, хотя именно так, уверен, я смотрелся со стороны.
– Ты замерзла.
Адриана не подняла голову, когда ответила тихим голосом:
– Мне… мне нужно пройти.
Не успел я что-либо сказать или сделать, как она сорвалась с места и выбежала из сарая, слегка зацепив меня рукой. Она убегала, оставив за собой лишь шлейф собственного аромата. Она бежала от меня, как от монстра, преследующего ее, и она была права.
Беги, принцесса.
Беги и не оглядывайся, потому что, если я поймаю тебя, мы оба утонем в наших ошибках. Беги, иначе если я поймаю тебя, то не смогу больше отпустить.
Дверь сарая закрылась следом за ней, оставив меня одного среди прошлого. Я похоронил свои воспоминания в этом сарае и не собирался больше сюда возвращаться.
Мой взгляд нашел единственную вещь, которую я попытался уничтожить в первую очередь, но так и не смог. В последний раз я видел эту картину год назад, когда приезжал на похороны отца и познакомился с Джоном. После встречи с ним я приехал сюда и провел несколько часов перед ней, смотря на эти черты лица, пока план мести не родился в голове.
Эти глаза наблюдали за мной, проникая мне в душу, но я, глядя на них, не видел ничего, кроме боли и смерти. Я возненавидел ее, пока моя мать любила всем сердцем. Она постоянно возвращалась к ней, когда ее одолевали уныние и слабость, но я так и не смог понять причину этого. Почему? Что она видела в этих бездонных глазах? Кто эта девушка, которая имела такую власть над моей матерью и мной?
Это не могла быть девушка, сбежавшая от меня минуту назад, это не могла быть она. Это просто невозможно, и не важно, что сходство между картиной и ней говорило об обратном. Мама не могла предугадать нашу встречу, она не могла знать.
Однако она оказалась права. Эти глаза погубят меня.
Впервые за долгое время я проспал дольше чем обычно.
Присев на диване, от которого затекла шея, я посмотрел на кровать, ожидая увидеть спящую принцессу, однако она пуста и заправлена. Я впервые проснулся позже, чем Адриана, что удивительно.
Свет в ванной не горел, в доме ее тоже не было, но я чувствовал ее присутствие всеми фибрами души, каждой частью себя. Она где-то поблизости. Опустив ноги на пол, заметил на столе чашку свежезаваренного кофе и, сделав глоток, не удивился, что он с карамелью.
Я не мог остановить расползающуюся на лице улыбку, как бы ни хотел сдержаться, но эта девушка была неисправима. Она усердно пыталась приучить меня к своему любимому напитку, и признаюсь, у нее это неплохо получалось. Такими темпами у меня будет сахарный диабет, но к черту, если это сделает ее счастливой.
Вчера вечером, когда я собрался с мыслями и вернулся, Адриана уже спала, вернее, делала вид, что спит. Я не стал настаивать, ей нужны были границы, и я готов был их предоставить. Так было правильно.
Невозможно скрыть тот факт, что мы оба чувствовали сильное влечение друг к другу, но оба понимали, что это опасно. Конечно, это не останавливало мой мозг и не запрещало члену вожделеть ее меньше, но я не собирался ничего портить. Да и это ни к чему не приведет, не так ли?
Если Адриана узнает, что моя идея удерживать ее вдали от дома является небольшим «иди нахрен» в плане мести ее отцу, она никогда не взглянет на меня. Я убеждал себя, что все возникшее между нами притяжение вызвано лишь нашим соседством в замкнутом пространстве. И ничем более.
Адриана могла чувствовать ко мне желание, но она никогда не посмотрит на меня, как на что-то большее, чем просто мимолетное влечение. Как бы сильно я этого ни желал, моих усилий будет недостаточно. Для нее я всегда останусь солдатом ее отца и предателем, а после реализации плана – обманщиком и причиной падения ее отца.
Мой телефон провибрировал в кармане, сообщая о новом сообщении. Легок на помине. Маттео не прекращал присылать угрозы.
Маттео: Какой бы ни была причина твоего решения, надеюсь, она в порядке, потому что в ином случае твое сердце не выдержит. Ты сам покончишь с собой, мне не нужно будет ничего для этого делать. Просто спаси вас обоих.
Что, черт возьми, это значит?
Почему у меня складывается подозрение, что в этих словах намного больше скрытого смысла? Что он имеет в виду?
Проклятье. Этот ублюдок был прав, что бы он ни говорил: лишь мысль, что с Адрианой что-то случится по моей вине или нет, бросала меня в дрожь. И это напоминало мне о проблеме поважнее, чем озлобленный Маттео со своими тайными посланиями и намеками между строк. Несмотря на множество вопросов, связанных с тем, что он все еще не предпринял усиленных мер и не нашел нас, мне необходимо было поработать над другой проблемой, которая требовала ускоренного решения, и насладиться компанией его дочери, пока это еще было возможно.
Я потер затекшую шею и направился на террасу с чашкой отвратительно сладкого кофе в руках, ожидая увидеть Адриану, попивавшую свою порцию или просто лежащую на траве за прочтением очередного откровенного романа, однако то, что я вижу, ввело меня в ступор.
Принцесса сидела на стуле, подогнув одну ногу под себя, а вторую опустив на пол, перед ней мольберт, она окружена множеством красок и кистей. Грязные тряпки, перепачканные краской, валялись у нее под ногами. Она была спиной ко мне и преграждала обзор на холст перед ней. Ее длинные волосы собраны в небрежную прическу, из которой торчали две кисти, на ней все еще моя футболка, которая еле прикрывала ее милую задницу, лицо освещали ранние лучи солнца. Чашка кофе стояла на кофейном столике посреди хаоса из красок и кистей. Это совершенное зрелище воплощенной мечты моей идеальной жизни.
Я решил дать о себе знать, чтобы не казаться придурком, подглядывающим за ней, хотя мог бы провести всю жизнь, занимаясь лишь этим.
– Ты заболела, принцесса?
Адриана повернула ко мне голову. Зелень в глазах блестела от утреннего солнца, а лучезарная улыбка освещала ее красивое лицо.
– И тебе доброе утро, Алессио.
Мои имя на ее устах звучало слишком естественно, и это дернуло какую-то струну внутри меня. Я сделал все возможное, чтобы не зацикливаться на этом, и перевел взгляд с Адрианы на картину, над которой она работала. Пейзаж, судя по зелени на полотне.
Она только начала, но уже можно с уверенностью сказать, что Адриана держала в руках кисть не в первый раз. Линии неровные, скорее похожие на неаккуратные мазки, они грубее, чем можно было бы ожидать от такой девушки, как Адриана, но это – ее способ передать на полотне то, что она видела в своей голове.
Мой взгляд задержался на картине, на кистях, лежавших на маленьком кофейном столике, на котором когда-то маленький я рисовал в альбоме, а мама творила на своем холсте, и буря воспоминаний поднялась перед глазами.
– Я… Извини, что не спросила, но я подумала, что ты не будешь против. – Ее голос слегка напряжен и сочился неуверенностью. Поникшее выражение лица, с которого исчезла улыбка, заставляло что-то необъяснимое в груди сжаться.
Я не был против. Абсолютно. Но возможно, печаль и тоска, вызванные натиском воспоминаний, заставили ее сделать такое предположение.
– Очень красиво, принцесса.
Смущенная улыбка вновь вернулась и озарила ее.
– Я давно не рисовала, но тут так красиво, что я решила попробовать, когда утром проснулась с хорошим настроением. – Она взяла в руки кисть и повернулась к холсту, а я сделал шаг в ее сторону и встал рядом с ней на небольшом расстоянии, но так, чтобы не мешать ей.
Кисть в руках Адрианы плыла по холсту, оставляя за собой след из зеленой краски. Утреннее солнце падало на ее безупречную, смуглую кожу, приковывая мой взгляд. Адриана выглядела расслабленной, каждый изгиб восхитительного тела был подчеркнут моей футболкой, под которой скрывался запретный плод, который хотелось вкусить. Я жаждал узнать, какова она на вкус, какие звуки она издаст, пока я буду скидывать все эти принадлежности с кофейного стола и нагибать ее прямо здесь, в глуши, пока ее стоны эхом будут отдаваться по всему лесу, где никто не сможет услышать их – лишь я. Всегда я. Только для меня. Моя.
– Ты рисуешь?
Адриана посмотрела на меня через плечо, когда я не ответил сразу, потому что был занят тем, что фантазировал о ней в своих грязных и несбыточных мечтах. Она окунула кисть в глубокий синий цвет на палитре и начала прорисовывать верхнюю часть холста – небо.
– Немного.
– Хочешь попробовать? – Она протянула мне кисть и ждала, когда я возьму ее.
Я не рисовал уже много лет. Какое-то время после смерти мамы я не мог даже взглянуть на краски, поэтому я просто убрал все, запер под замок, как и свое сердце. Но сейчас, видя Адриану такой беззаботной, счастливой и воодушевленной, я не мог отказать ей, поэтому принял приглашение и взял кисть. Она улыбнулась и немного сдвинулась на стуле, уступая мне место.