Отныне Осирис становится образцом, которому подражает все живущее на небе и на земле, и все, что обречено на смерть. Никто из жителей неба и ни одно из земных человеческих созданий не составляет исключения из этого всеобщего удела; в благой смерти Осириса и погребальном культе, созданном Хором и Тотом, искали и нашли возможность жизни вечной. Каждый из богов познал смерть и воскресение: их земной сын фараон играет роль «возлюбленного сына», отверзая уста своего отца и возвращая ему в поцелуе душу. Всякий смертный человек мог надеяться стать богом: в день похорон старший сын семьи заявлял, что он Хор или Тот, и повторял над своим отцом обряд великой мистерии, уподоблявшей последнего Осирису.
Рис. 24. Гиза. Мастаба с двумя входами
«Тексты пирамид» Саккара и картины гробниц знакомят нас с этими обрядами в их древнейшей форме: их совершали в часовнях исчезнувших пирамид и в мастабах, найденных тысячами (рис. 24). Существенной частью погребального покоя была та глухая дверь, которая впоследствии стала надгробной плитой. Она ведет в другой мир, где обитает двойник. Позади этой двери находится коридор (сердаб), где покоятся статуи двойника, а под ней склеп, в который опустят мумию. В день похорон тело, обернутое повязками и набальзамированное по ритуалам Анубиса, приближают к глухой двери. Кругом стоят родственники в трауре. Жена и сестра покойного возглашают, что они Исида и Нефтида, пришедшие оплакивать и оберегать Осириса. А вот и старший сын: он очистился, облекся в шкуру пантеры и подносит курящийся фимиам, «который обожествляет», и железный крюк, каким некогда Хор отверз уста Осириса. Возле сына стоит жрец подземных гробниц, совершающий службу: со свитком папируса в руке он готов подсказать слово из текста, указать жест в случае, если бы память изменила сыну покойного (рис. 25). Кругом толпятся родственники, близкие, священнослужители и хором повторяют слова и жесты, усиливая тем их действенность. Тем временем жертвоприносители закололи быка, газель и гуся и приносят их переднее бедро, голову и сердце. Рис. 25. Гробница Птахнефера. Изображение похорон
Тут начинаются верховные обряды. Омовением и курением ладана смывают с мумии телесные и душевные скверны: «все, чему не должно оставаться в ней, падает на землю». Потом Хор, возлюбленный сын, совершает подобие отверзания рта, глаз, ушей своего отца при помощи магических орудий; он потирает их мизинцем своим; касается их сердцем и бедром жертв, приговаривая нараспев: «Восстань живым, восстань, Осирис, ибо я, сын твой, я Хор пришел омыть тебя, очистить, вернуть тебе жизнь, обнять твои кости, соединить твои ткани, обнять твои члены, ибо я Хор, который вылепил своего отца… [142] Хор отверзает тебе око, дабы видел ты оком своим, [143] …тебе отверзают уста, и это делает Хор своим мизинцем, которым он отверз уста отца своего, Осириса; [144] тебе даны твои очи, чтобы видеть, уши, чтобы слышать слова, которые произносят уста твои, твои ноги, чтобы ходить, руки, чтобы действовать» [145] . И сын обеими руками охватывает труп отца, подносит к лицу мумии собственное лицо, и в этом поцелуе магический жизненный ток переходит из тела живущего в тело умершее, дыхание жизни сообщается из уст в уста. Тут хор, совершающий богослужение, возглашает: «Хор пришел, он целует тебя, Осирис!.. Сын твой Хор поразил Сета, он своей рукой вырвал у него глаза, он отдал их тебе вместе с твоей душой, которая в них, и с твоей формой, которая в них» [146] . Тело оживлено и одарено душой. Нужно сейчас же обеспечить ему пищу и питие для вечной жизни. Перед мумией накрывают стол с жертвенными дарами: на круглых блюдах расставляют хлеб, мясо, плоды, вино, пиво, ликеры и воду – полный обед, меню которого во всех подробностях записано на стенах гробницы. Несколько отборных кусков сжигается на пылающем огне жертвенника, и мумия питается дымом; остальное разложено на столе, за который садятся родственники и священнослужители. Трапеза сопровождается плясками и пением под аккомпанемент арф и флейт. И к новому богу обращают добрые пожелания: «Голод, не подступайся к этому новому Осирису… [147] Он питает отвращение к голоду и не вкушает его; он питает отвращение к жажде и не пьет ее… [148] О, боги, вы взяли к себе этого Осириса; он вкушает от того, что вкушаете вы, он живет тем, чем живете вы… в стране, куда он вступает, он не испытает более ни жажды, ни голода вовеки» [149] . Рис. 26. Мастаба Мереруха в Саккара. «Ложная» дверь и статуя двойника
По окончании трапезы очищают мумию водой и ладаном. Вот она уже в руках служителей; по низким коридорам спускают ее до средоточия пирамиды или в глубину мастабы. Но когда опускная дверь захлопнулась, колодцы засыпаны, это тело не предается живущими забвению. По определенным дням – и даже очень часто – родственники и жрецы возвращаются к глухой двери и повторяют животворящие обряды. Мумии тут больше нет, но оживает изображение покойного на плите. Иногда в углублении глухой двери стоит статуя, выставив одну ногу вперед, словно готовясь спуститься с лестницы, ведущей к стране смертных; [150] иногда из-за притолки выявляется один бюст или лицо [151] : кажется, будто умерший выглядывает в окно, чтобы побеседовать со своими детьми. Чаще всего узкий ход шириной в несколько сантиметров один только является сообщением между богослужебным покоем и сердабом, где спрятаны статуи двойника: через это отверстие проникают ароматы ладана и дым с алтарей, а также двойники жертв, которые, достигая таким образом обожествившегося мертвого, создают ему этот полуидеальный, полуреальный мир, где протекает отныне его вечная жизнь. Рис. 27. Мастаба Неферсешемптаха в Саккара. VI династия. Стоячие плиты, «ложная» дверь, бюст и статуи
Таковы формулы и главные действия этой церемонии «Отверзания уст» – уп эр , быть может, первого искупительного обряда, какой знало человечество. Благодаря ему пирамиды и мастабы сделались святыми местами, где каждый умерший человек воскресал в Осирисе, Боге Живущем. Там уже много столетий тому назад раздалась старая песня, которая все еще служит утешением для людей: «Нет, не мертвым ты уходишь. Живым воссядешь ты на престоле богов» [152] .
Жизнь двойника в пирамиде или в гробнице египтяне представляли себе очень похожей на жизнь до могилы. Она была обеспеченным существованием всякого богатого человека, только без примеси несчастий или случайностей, присущих человеческой доле. Художники изображают покойника сидящим за столом с жертвенными дарами; жена его сидит рядом и обнимает его; у ног его играют дети с собакой или обезьяной. Каждый человек изображался в самый счастливый момент своей жизни – двойник познает только избранные минуты. Кругом служители приносят съестные припасы, одежду, необходимую утварь; изготовление или происхождение каждого приношения дает тему для декоративной картины. Чтобы иллюстрировать приношение бычачьего бедра, изображают животных на пастбище, случку коровы, рождение теленка и сцены земледельческой жизни вплоть до жертвоприношения животного; приношение хлеба сопровождается сценами пашни, жатвы и хлебопечения; принесение вин дает случай показать виноградники и сбор винограда; приношение дичи, зверя или птицы изображается сценами охоты в пустыне, рыбной ловли на удочку или сетями (рис. 28). Каждый предмет погребальной утвари – ковчег, гроб, ложе, сосуды, одежда, оружие, драгоценные украшения, – все это влечет за собой описание способов производства: мы видим плотников, литейщиков, оружейных мастеров, ткачей, ювелиров за их работой. [153] И так вплоть до закупки провизии на рынке и хозяйственных счетов – все доставляет материал для картин. Душа и тело умершего беспрерывно переживали сцены, изображенные на рельефах: изображенное действие становилось реальным, каждая фигура существа или предмета на время воссоединялась со своим двойником и оживлялась по желанию бога, обитающего в гробнице.
Рис. 28. Саккара. Барельеф в одном из погребальных покоев (Птаххотеп)
Этот идеал удовлетворял египтян в течение нескольких веков, потом он показался им скучным и недостаточным. Мы можем проследить это постепенное развитие мысли по пожеланиям на надгробных плитах, которые изменялись с каждым столетием. В начале IV династии «много приношений и прекрасная усыпальница на Западе» – вот чего испрашивают у богов, Анубиса и Осириса, покровителей кладбищ. Но погребенную душу охватывала тоска о том, что вовне. Осирийский ритуал делал мертвого равным богу, боги же обитают на небе. Захотелось, чтобы благое погребение в пирамиде или мастабе дало душе вместе с нетленным убежищем исходную точку для путешествий в те надземные обители, которые зовутся раем. «Тексты пирамид» Саккара показывают нам это видоизменение уже достигшим предела. По каким этапам душа проходила по дороге от кладбища к небу? Изречения надгробных плит дают на это лишь неполный ответ.
Своим желанием «ходить по прекрасным путям закатного края, где ходят верные Осириса» [154] , душа свидетельствует об утомлении могильным покоем. Пути закатные ведут в таинственные края, где прекрасная богиня Аменти (Закат), встречая двойника, подносит ему хлеб и воду: если он выпьет и съест, он становится другом богов и за ними дальше идет вослед.* Тогда умерший «прогуливается по прекрасным путям в сопровождении своих двойников; бог берет его за руку и ведет путями великими». Вот он у пределов неба. На востоке есть лестница; боги крепко держат его; душа поднимается по ней безопасно, а на самом верху ее встречают Хор и Сет и за руки втаскивают на небо. [155] Если нет лестницы, к его услугам является ладья и перевозит к небесным берегам, где благосклонный бог помогает причалить. [156] Иногда душа в виде птицы улетает к небу, [157] или Тот-ибис принимает ее на свое крыло и уносит в небо. При первом ее появлении боги оказывают ей радушный прием: «Откройте врата неба, – говорят они наперерыв, – возьмите этого Осириса с собой, дабы он жил вечно» [158] .
На небе обожествившемуся двойнику предоставляются разные уделы; каждый из них представляет понятие о рае, сначала местном, для того или другого города, а со временем все более и более обобщенное и сделавшее его доступным для всех египтян. Самым обычным уделом было пребывание душ в плодородных странах, которые позднейшие теологи помещали на пути следования солнца ночью. Там находились поля, озера, острова, деревни, увеселительные дома; железная стена с укрепленными воротами служила защитой. Это был край, похожий на laeta arva «Энеиды», «идеальный Египет с его Нилом, прудами, роскошной растительностью и, в особенности, с его урожаями» [159] . Ее называли Сехет Иалу, «Поля Тростника», наподобие одной местности Дельты в стороне Пелусия, в архаическом царстве Буто. Неподалеку простирался другой рай, «Поля Приношений» (Сехет Хетеп). Там удел был еще приятнее. В Полях Иалу душе приходилось возделывать свой сад; в Полях Приношений она находила готовый стол благодаря двойникам земных приношений, которые тоже направлялись к небесным путям, если им облегчали их освобождение, разбивая эти приношения или сжигая их. Приношения достигали Сехет Хетеп или вместе с умершим, или в ладье, в которой солнце плывет вокруг света. Плавать в солнечной ладье, обходить вместе с Ра ночное и дневное небо, правя веслами и парусами, быть в числе гребцов, собранных звездными богами – вот удел самый завидный, самый славный, самый невещественный. Душа, получившая туда доступ, радостно покидала землю и плавала в самом небе, как дух «Лучезарный» (Ах) среди созвездий, обходящих северный полюс, тех, что звали «Негибнущими» (Ахему-санху), ибо они никогда не исчезали с видимого неба. Египтяне наблюдали их, чтобы определять час, особенно Большую Медведицу; говорили о душе, что «она обитает в стране часов (Ounit), что она управляет ночью и ведет часы», распоряжаясь таким образом пространством и временем. [160]