— Да, да, — повторил Лёдов, — Корень-Зрищина! Это точная информация, господа. Что-то вижу, ты не рад, Володя. Всё еще хочешь короновать Павла Павловича?
— Кхе-кхе… — прокашлялся Псобчаков, — Это многое объясняет.
— Что объясняет? — как всегда не въехал Медведянский.
— Мне докладывают примечательные вещи, — вкрадчиво произнёс Псобчаков, — По всей стране зафиксированы вспышки насилия. Восстания холопов. Смерти магократов. Пока что худородных магократов, из мелких кланов. А в Псковской губернии, по моей информации, началась война каких-то местячковых кланов. И все это за сегодня. За последние шесть часов.
— Ты хочешь сказать… Что началось? ОНО началось? — с круглыми от ужаса глазами спросил Медведянский.
Его медведь встал на задние лапы и огласил зал громким рыком.
— Кхе-кхе… — деликатно покашлял Псобчаков, — Ну, это было неизбежно. Мы все знали, что этот момент когда-нибудь наступит. Что вы предлагаете, Борис Николаевич?
Лёдов сделал недвусмысленное движение рукой, как будто сносит кому-то голову, и только потом произнёс:
— Че тут предлагать-то? Вы пришлете свои Дворцовые Гвардии. Я добавлю к этому свою, а еще Мальтийский Орден. Пара часов боя, сотня трупов, и наши люди заковыряют этих поганых девок из Лейб-Гвардии. А наследник… Ну, упадет в процессе случайно башкой о каминную полку. Бывает. А Корень-Зрищина на виселицу, само собой. Ему там самое место. Ну и устанавливаем наш Триумвират в качестве временной формы правления, само собой.
— А вдруг гражданская война? — перепугался Медведянский, — Часть магократов может встать на сторону Павла Павловича.
— На сторону мертвеца? — хмыкнул Лёдов, — Держи карман шире. За мертвецов никто не воюет.
— Кхе-кхе… Но ведь гражданская война и правда может начаться, уже после смерти Павла Павловича, когда мы начнём делить пирог, — заметил Псобчаков, — Нет, не годится. Опасно, риски слишком велики. Альтернативы?
— Ну не Малого же на трон сажать, в самом деле, — пробурчал Лёдов, обшаривая помещение глазами на предмет алкоголя.
Но алкоголя тут больше не было.
— А почему нет? — удивился Медведянский, — Малой же придурок. Будет нашей куклой на троне.
— Или куклой наших врагов, а может и куклой иностранцев, или вообще куклой Османского султана. Нам не нужен идиот на троне! — рассвирепел Лёдов, — Давай, бля, еще тебя коронуем, Димон, ну…
— А чё? Я не против, — обиженно ответил Медведянский, — Почему бы и нет? Я бы хорошо смотрелся в короне. Мне вообще идут золото и парча.
— Кхе-кхе… — вмешался Псобчаков, — Если мы отметаем Малого, то остается два варианта — Михаил и Чудовище.
— Да, два варианта, — согласился Лёдов, — Но не этих. Михаила можешь вычеркнуть, его почти все считают предателем, магократия его никогда не примет. Нет, наш второй вариант — принцесса.
— Кхе-кхе, баба на троне…
— Баба на троне — это Павел Павлович, или Малой, — перебил Лёдов, — А принцесса — оптимальный вариант. Или принцесса, или переворот. Выбирайте.
— Но это же выбор между огромной клизмой и сэндвичем с дерьмом, господа! — возмутился Медведянский.
— Всё так, — согласился Лёдов.
— Да, — кивнул Псобчаков.
На минуту повисло молчание. Воздух в помещении как будто стал ледяным, таким холодным, что будто заморозил уста тайных советников. Каждый из них думал о своём.
— Значит, Чудовище, — наконец высказал Лёдов то, что остальные сказать боялись.
— Кхе-кхе… — сказал Псобчаков, но это «кхе-кхе» означало согласие, хоть и вынужденное.
— Да будет так, — подытожил Медведянский.
Лёдов кивнул и нажал на экран собственного смартфона, отправляя заранее заготовленное сообщение.
Через минуту двери Зала Мальтийского Ордена распахнулись.
Медведянский не сдержался и зажмурился, Псобчаков поморщился от омерзения.
— Поприветствуйте Императора Всероссийского, господа, — провозгласил Лёдов, — Или Императоров? Я не уверен, в каком числе вас представлять, Ваше Величество.
— НЕВАЖНО, — прохрипело Чудовище.
Медведянский был близок к обмороку.
Глава 11. Посадские флексы
«Сiмъ указомъ Царскимъ повѣелеваю:
Всемъ магократамъ-дворянамъ носiть фамилии говорящие, как енто в Европе принято: чтобы фамилия сразу о способностяхъ клана говорiла.
Тѣм, кто летать умеѣтъ зваться Полѣтовыми, а тем кто, к примеру, пѣрдитъ громко — Пѣрдуновыми.
А всѣ фамилии иностранные смѣнить на русские, ибо негоже русскiм магократамъ зваться Штольцами и Штофъфами.
А нашему роду Импѣраторскому свою изначальную фамилию Багатуръ-Булановых отнюдь не смѣнять, а на вѣки вечные сохранить.
И способность нашу клановую навѣчно скрыть, дабы никто, кроме членов клана, да Тайных Советников о нѣй не ведалъ.
Ибо наша сiла — тайная.
А кто о ней болтать будетъ — того сечь батогами и в Сибирь ссылать.
Авось на сибирском морозце болтать отучаться, бляди.»
К счастью, в кузове квасовоза оказалось полно места.
Часть кваса, как выяснилось, была отдана в качестве взятки таможеннику еще под Петербургом, поэтому пространство освободилось, что позволяло использовать грузовик для эвакуации моих холопов, даже не выгружая квас.
Я послал дальнобойщика в поместье Нагибиных спасать мою живую собственность, а еще сразу же запихал ему в кабину Рэй, предупредив Фрэнка, что Рэй — еще девица, и я желаю, чтобы она к концу путешествия таковой и осталась.
Согласно моему плану холопов должны были эвакуировать в Псков, на склад «Карельского кваса», где они будут в безопасности. Фрэнка должна была подстраховать Таисия Подскокова-Кабаневич. Предполагалось, что она подскочит кабанчиком и телепортируется к дальнобойщику, когда Фрэнк приедет в моё поместье.
Я бы уверен, что Прыгуновы прямого конфликта с Кабаневичами зассут и в присутствии Таисии точно никого убивать не станут. Прыгуновы, конечно, высоко прыгают, но Подскоковы-Кабаневичи явно прыгнули выше них и по богатству, и по своему положению в местной клановой иерархии.
Единственным и главным косяком моего плана оставался тот факт, что я клятвенно обещал Таисии, что погашу все расходы на транспортировку и содержание моих холопов. Причём, в ближайшее же время и в двойном размере.
Как я это сделаю — я понятия не имел.
Ну и плевать. Там уже разберемся.
В любом случае, потерять своих последних, и так немногочисленных холопов было гораздо паршивее, даже чисто с экономической точки зрения. Не говоря уже о моральной стороне дела. Крепостные же — тоже люди, хоть местные законы так и не считают, поэтому мне не хотелось, чтобы Прыгуновы их перерезали.
Я дал Фрэнку все необходимые инструкции, а еще попросил его подвезти до дома попа, а также извиниться от моего имени за то, что я не вернул батюшке его бэху.
Судя по всему, я теперь, вдобавок ко всему остальному, еще и торчал отцу Антонину автомобиль. Впрочем, тут я не был уверен — возможно, магократы в этом мире отдавать долги попам не обязаны. Кроме того, тачку по факту расколошматили Прыгуновы, а не я.
В любом случае, возвращать батюшке ту груду металлолома, в которую его бэху превратили барины-лягухи, было бы просто невежливо. А въезжать на ней в Псков — так и вообще опасно.
Я бы на месте местных гаишников, например, сразу расстрелял такое говно еще на подъезде к городу. Чисто для профилактики.
Поэтому раздолбанную бэху я бросил в полях. Потом я захватил с собой Дрочилу, поймал попутку — очередного дальнобойщика, только это вёз уже не квас, а мороженые органы для трансплантации, вырезанные у холопов — и отправился в Псков.
В Пскове у меня было два дела. Во-первых, надо было уже вытащить наконец сестрицу из злачного места, куда она угодила, а во-вторых, я намеревался, несмотря на поздний час, растолкать писаря и узнать, не оставили ли мне родители капиталов.
Уже на подъезде к Пскову я убедился, что правильно сделал, что не стал въезжать в город на убитой бэхе.
Это было бы просто невежливо, ибо этом мире Псков выглядел гораздо солиднее, чем в моём родном. Я бы даже сказал, что Псков здесь напоминал не себя самого, а скорее Москву из моего мира или вообще Вашингтон.
Псков оказался просто огроменным, в город вливалось сразу несколько автобанов. Небо над Псковом было плотно забито самолётами, в том числе частными, так что город кишел огнями, как на земле, так и в небесах над ним.
Над Псковом зловеще вздымалось ввысь множество небоскрёбов, каждый не меньше, чем в сотню этажей.
Среди небоскрёбов присутствовал циклопический собор, украшенный настолько огромным золотым крестом, что в случае падения он бы накрыл собой целый квартал.
На въезде в город путешественников встречал громадный цельный кусок гранита, размером с ангар для самолетов, на граните был вырезан городской герб — леопард, ниже которого располагался девиз из светящихся огромных букв:
ВОЛЬНЫЙ ГОРОД ПСКОВ.
ЗНАЙ СВОИ ВОЛЬНОСТИ!
Девиз мне понравился, хотя был и не особо актуален для меня лично. Вольности в этом мире были у тех, у кого имелись сила и бабло. А у меня с этим как раз были проблемы, особенно с баблом.
Последние пять рублей, взятые еще у Скорсезовны, я отдал подбросившему меня дальнобойщику, хотя он и не довез меня до нужного места.
— На улицу Наполеона Бонапарта не поеду, — решительно заявил дальнобойщик, этот парень был, судя по внешности и акценту, каким-то тайцем или кхмером, — Мне неохота без груза остаться. А то и без грузовика. А то и без жизни. И вам туда ходить не советую. Худший квартал в Пскове. Там англичане живут.
— Но у меня там дело, — не согласился я, — Мне нужен клуб «Посадникъ — в нос засадникъ».
— Налево, на третьей улице, параллельной этой, — подсказал кхмер-дальнобойщик и скорее уехал, оставив нас с Дрочилой на краю самого криминального района Пскова.