А это означает, что моя главная задача, для того чтобы взрастить свою мощь — подвергаться воздействию заклинаний. И чем больше их будет — тем лучше.
Я поднял руку:
— Профессор, а можно не звать холопа? Давайте оставшиеся будут кастовать свои заклинания на мне.
— Зачем вам это? — опешил Соловьёв.
— Да просто люблю познавать магию, в том числе в качестве подопытного, — почти честно признался я, — Вы же тоже любите магию, так что должны понять меня, профессор.
Глава 25. Впитывание
«Ваше Высочество!
Умоляю вас, не посещайте сегодняшние похороны Государя! Скажитесь больным, и никого из ваших родичей на похороны также не допускайте!
Если не послушаете меня — быть большой беде.
Я сильно рискую, когда посылаю это сообщение. Прошу вас, последуйте моему совету, пусть мой риск будет ненапрасным.
Не отвечайте на это сообщение! Вся ваша переписка отслеживается.
ОТВЕТ:
«Ты вообще кто? Представься, мразь.
А то мне сдается, что ты не друг, а совсем наоборот.
А похороны я пропустить не могу. Я уже заказал себе из Парижа траурную мантию из оленей кожи, инкрустированную черными алмазами.
И уже анонсировал моим подписчикам, что выложу селфи в этой мантии в Имперскограм. Не могу же я подвести моих подписчиков, в самом деле!
Кроме того, если я не появлюсь на похоронах, будут проблемы с Лёдовым.
Следующим Соловьёв вызвал жабообразного барчука Прыгунова, заставив того съесть трикоины и продемонстрировать свои способности.
Прыгунову для его магии никакие манекены в виде холопов или меня не требовались. Барчук-жаба сожрал Слизевик, потом древесные таблетки, а потом дважды прыгнул, причем со второго прыжка он пробил головой потолок аудитории, так что от того отвалился крупный кусок штукатурки.
Несмотря на это, Соловьёв признал успехи Прыгунова превосходными и достойными похвалы.
Получивший лёгкий сотряс от столкновения с потолком Прыгунов отправился на своё место регенерировать, а Соловьёв позвал меня:
— Ладно, Нагибин. Вы хотели поработать экспонатом? Идите сюда. Смелее. Тем более что у оставшихся студентов магия несмертельная и не травматичная, хоть и довольно неприятная.
— Я бы предпочёл как раз травматичную, — признался я, — Хотя смертельной подвергаться не хотелось бы, вы правы, профессор.
В принципе я уже успел всё продумать и уловил сущность своей магии.
Я впитываю заклинания, которыми меня атакуют, так что чем более мощными заклинаниями меня фигачат — тем мощнее стану я сам. Хотя если меня вдруг ударят слишком сильным заклятием — я могу и умереть.
Всё по Ницще. То, что не убивает меня — делает меня сильнее. Классика.
— Корень-Зрищин, тоже подойдите, — распорядился Соловьёв.
Похожий на наркомана парень, у которого на клановом гербе были изображены корешок и глаз, вразвалочку подошёл к преподавателю.
Выглядел Корень-Зрищин реально паршиво — под глазами тяжелые круги, весь какой-то сутулый и бледный, и мундир уже засаленный, хотя его вроде выдали Корень-Зрищину только вчера.
Не люблю таких чуханов, если честно.
— Я не буду есть Слизевик, — пробурчал Корень-Зрищин.
Соловьёв искренне удивился:
— То есть как? Но, позвольте, ваш клан очень небогат, так что у вас просто не хватит средств на покупку евразийских трикоинов. А за счёт учебного заведения я выдаю только африканские, а их может употреблять лишь тот, кто съел Слизевик…
— Я не буду есть Слизевик, — повторил Корень-Зрищин, — Что вам непонятно, профессор? Просто дайте мне евразийские трикоины. А счёт за них отправьте моему батюшке. Он оплатит.
— Да, но эти евразийские трикоины будут стоить вам чуть меньше двенадцати тысяч рублей, — изумился Соловьёв, — Всего за два трикоина… Вы уверены?
— Уверен, черт возьми, — буркнул Корень-Зрищин, — Делайте, как я говорю, профессор. А финансовое состояние моей семьи — не ваша забота.
Я внимательно слушал этот диалог, недоумевая не меньше Соловьёва.
Корень-Зрищин реально выглядел, как нищеброд, да и обучался он явно не в лучшей группе студентов. Так что откуда у его семьи вдруг появились деньги, я тоже не понимал, хотя ни хрена и не знал про этих Корень-Зрищиных.
Тем более что Слизевик согласился сожрать даже Прыгунов, а у Прыгуновых, как мне было достоверно известно, имелась и целая деревня холопов, и свой бизнес, хоть и мелкий. И даже собственная ЧВК в составе одного охранника у Прыгуновых была, пока я не сбил этого охранника бэхой во время последнего визита в родовое гнездо магократов-жабок.
Поражённый Соловьёв тем временем кивнул, смёл со стола африканские суррогаты и вывалил на их место россыпь евразийских трикоинов.
Сразу было видно, что эти трикоины качественнее, чем те, что жрали остальные. Они были мельче, а рисунки с гербом Императорского клана и деревьями на них были отпечатаны чётче и детальнее.
— Угощайтесь, — предложил Соловьёв.
Корень-Зрищев придирчиво осмотрел трикоины, а потом съел два — еловый и берёзовый.
— Одиннадцать тысяч восемьсот рублей, — вздохнул Соловьёв, сразу же делая у себя в ноутбуке пометку отправить бате Корень-Зрищина счёт.
— Я могу приступать, профессор? — уточнил Корень-Зрищин.
— Бомби уже, — ответил я вместо Соловьёва.
Я попытался сконцентрироваться, чтобы впитать заклинание Корень-Зрищина, но вышло не очень. До этого я поглощал чужие заклинания в бою и чисто интуитивно, так что как это делается — не имел никакого понятия.
Корень-Зрищин не стал воздевать руки или касаться меня, вместо этого он просто впырил в меня свой мрачный и тяжелый взгляд.
Сначала ничего но происходило, потому я ощутил нечто очень тёмное и неприятное, как будто мне пытаются насрать в душу.
Моя фиолетовая аура на эту ментальную атаку не отреагировала. Хорошо это или плохо, сказать было трудно.
— Ногти на ногах не стрижены, — буркнул Корень-Зрищин, — А еще он не выспался.
— Ну, мы все тут не выспались, — рассмеялся Соловьёв, — У нас всё же правивший двести лет Император позавчера умер, все на нервах, еще и только второй день учебного года, так что мы еще не вошли в режим… Тут не нужно быть магом, чтобы понять это.
Корень-Зрищин шутейки Соловьёва не принял, а мрачно уставился на преподавателя.
До чего же неприятный парень. От Корень-Зрищина меня прям физически тошнило.
Впитал ли я его заклинание — было непонятно, вероятно я этого не узнаю, пока не съем новый трикоин и не рожу в себе постсолярис. Или постселентис? Я же лунный маг, а не солнечный.
— Но про ногти на ногах — это легко проверить, — спохватился Соловьёв, — Нагибин, снимите-ка сапоги…
— Ну уж нет, профессор, — отказался я, — Стриптиз оплачивается отдельно. А ногти на ногах у меня и правда не стрижены. Парень не ошибся.
Собственно, ногти были не стрижены не у меня, а у барчука Нагибина, в которого я попал. Я-то как раз за такими вещами всегда строго слежу. Просто подстричь их мне до сих пор было как-то некогда, сами понимаете. Не время было думать о красе ногтей и педикюре, знаете ли.
— Ну что же, замечательно, — кивнул Соловьёв, — Итак, как все уже наверное догадались, клановая способность Корень-Зрищиных — видеть недостатки. Члены этого удивительного рода способны видеть недостатки чего угодно — людей, конструкций, планов, теорий.
За это Корень-Зрищины издревле считаются кланом-парией, и остальные магократы стараются с ними не контактировать. Ибо кому приятно, когда твой собеседник видит, что у тебя проблемы с пищеварением, или что ты весь в долгах, как в шелках, или…
По мне вдруг снова пробежала волна неприятной и невидимой магии. Корень-Зрищин скастовал на меня второе заклинание, не дожидаясь, когда Соловьёв закончит болтать.
Нет, этому парню точно палец в рот не клади.
Корень-Зрищин явно был мудаком, причем дерзким и опасным, его внешность чухана была обманчивой.
— Нагибин сношал собственную сестру, — заявил Корень-Зрищин, перебив преподавателя, — А еще он врёт. Всё время и постоянно.
Аудитория ахнула.
Соловьёв растерянно смотрел то на меня, то на Корень-Зрищина.
— Кхм… Значит, вы перешли от созерцания физических недостатков Нагибина к созерцанию его недостатков духовного рода… — промямлил наконец препод.
— Он хреново созерцал, профессор, — объяснил я, — Сношал я не сестру, а крепостную девку, которая нарядилась в платье моей сестры. И, насколько я понимаю, это полностью законно. А что касается вранья — ну а кто из нас не врёт? Так что по-моему Корень-Зрищин отработал на троечку.
— Нет-нет, он отлично отработал, — заспорил Соловьёв, — Я бы даже сказал, что Корень-Зрищин сегодня показал лучший результат. Лучший после вас, Нагибин…
— Снова врешь, — прошипел мне Корень-Зрищин и, не дожидаясь разрешения профессора, взял себе еще четыре трикоина и вернулся на своё на место за партой.
Ну и хорошо. Если бы я простоял рядом с Корень-Зрищиным еще минуту — я бы наверное не сдержался и дал ему в морду.
Вот бывают же в жизни ситуации, когда тебя прям дико воротит от человека, с самого первого момента знакомства. У меня с Корень-Зрищиным вышло именно это.
— Вам не следует сердиться на Корень-Зрищина, Нагибин, — примирительно произнёс Соловьёв, заметив, каким взглядом я провожаю парня, — Видите ли, родовая способность Корень-Зрищиных очень сильно бьет по психике. Корень-Зрищины всегда видят во всем только плохое, одни недостатки.
Мир видится им только в чёрных тонах. Поэтому среди членов этого клана много алкоголиков и самоубийц, психические болезни среди них встречаются очень часто. Еще и постоянное одиночество, на которое обречены Корень-Зрищины…
— Хватит, профессор, — осадил Соловьёва Корень-Зрищин.
— Ох, простите, — профессор развел руками, — Я не хотел вас обидеть, баронет. А рассказал я это чисто в качестве примера того, как родовая магия влияет на сам клан, во всех сфера