Вот это уже интересно, белой ауры я тут ни у одного мага пока что не видел.
— Так желудок гниет… Ик… — сообщил Исцеляевский, — И эта хрень, как там она называется… Легкое, во! Легкое задето. Че я сделаю-то?
Исцеляевский растерянно осмотрелся, потом его взгляд остановился на бутылке самогона, после чего целитель завис.
Здравуров тем временем явно нервничал, он снова вспотел, достал свой платок и стал протирать лысину.
— Вы хотите что-то сказать? — осведомился я у Здравурова, — Так не сдерживайтесь. Сейчас самый момент.
— Ну… — нехотя ответил Здравуров, — Трансплантация. Я этого не умею, но Исцелявский теоретически мог бы. Если бы был трезв, я имею в виду.
— Трансплантация?
— Именно. Пересадить Головиной желудок другого магократа.
— Достать из трупа?
— Ни в коем случае! — возмутился Здравуров, — Нужно вырезать желудок у живого и здорового магократа. Это единственный способ спасти вашу подружку.
— Мда… — вздохнул я, — И где я вам найду кандидата, который согласится отдать свой желудок Головиной? Это же для донора окончится смертью, я так понимаю?
— Да, — подтвердил Здравуров, а потом развел руками, — Я просто предложил, барон. Но тут нет другого пути, на самом деле.
— Есть! — неожиданно заявил Исцеляевский, — Всегда есть путь, ик… Путь внутрь тела пациента… Пациентки, в данном случае…
Вот это мне уже реально не понравилось. Но я не успел ничего сделать. Исцеляевский активировал свою белоснежную ауру, а потом с размаху пробил Головину рукой в районе живота, засунув в баронессу собственную руку по локоть.
— Еб твою мать, — выругался Здравуров.
Чумновская ахнула, а потом выбежала из комнаты.
Даже Громовищин напрягся, бесстрастным остался только Кабаневич, наблюдавший за этим «лечением» со сдержанным интересом.
Над кроватью закружился белоснежный вихрь, это продолжалось минут пять, мы все молчали, затаив дыхание.
Когда вихрь рассеялся, я смог рассмотреть, что рука у Исцеляевского по локоть в крови, в буквальном смысле этого выражения. Из распоротого живота Головиной хлестала кровь.
Исцеляевский странно ухнул, а потом тяжело повалился на пол, как подрубленное дерево.
— Проверьте, — приказал я Здравурову.
Тот нехотя подошел к Головиной, зажал ей рану на животе чистой тканью, а другой рукой коснулся головы девушки.
— Некроза нет, — вздохнул Здравуров, явно разочарованный и шокированный одновременно, — Но желудок он ей разорвал почти целиком, в десятке мест.
— Так лечите, чего вы ждете, — потребовал я, — Это же по вашей части, насколько я понимаю.
Над кроватью снова заметалась алая аура Здравурова. Через минуту рана на животе у Головиной исчезла, лицо девушки стремительно приобретало нормальный цвет.
Головина открыла глаза, даже попыталась что-то сказать, но не смогла.
— Лежите спокойно, — сказал девушке Здравуров, — Слабость — это нормально, в вашем состоянии. Но сейчас вы здоровы, да. Я спас вас. И мой коллега… эм… тоже помог.
Здравуров покосился на валявшегося на полу Исцелявского.
— Он сдох что ли? — спросил Громовищин.
— Нет, просто магически выгорел, — доложил Здравуров, — Магичить в пьяном виде вредно для печени, знаете ли. Так что его собственная аура высосала все его силы. Но уверен, он оклемается.
Я подошел к постели, Головина смотрела прямо на меня.
— Вы как, баронесса?
— Дайте пить, — пробормотала девушка.
— Принесите воды, — приказал я Громовищину, а потом обратился к Кабаневичу:
— Целитель хороший. Я не про Здравурова, хотя он тоже потрудился на славу. Спасибо, господа. Но Исцеляевского я бы хотел оставить себе, если он, конечно, согласится на меня работать.
— Дело ваше. Мне он не нужен, — пожал плечами Кабаневич, — И я уверен, что вы очень скоро пожалеете об этом своем решении, барон. Вы плохо знаете этого, если так можно выразиться, человека. А теперь, когда ваша невеста спасена, думаю, самое время обсудить обмен заложниками.
— Обмен заложниками? — улыбнулся я, — Вы схватили Пушкина, я так понимаю? Он у вас?
— И не только он, — кивнул Кабаневич, — Та барышня, с которой вы только что целовались на лестнице, тоже у меня.
— Что? Вы о чем? Дю Нор?
— Дю Нор, — подтвердил герцог Кабаневич, — Пока мы тут с вами наблюдали за операцией на желудке вашей невесты — мои кабанчики телепортировались на лестницу и схватили вашу… я бы сказал, вашу невесту, но насколько я понимаю, ваша невеста — Головина… А вот кем вам приходится дю Нор — я не знаю. Но, судя по тому, что я видел на лестнице, она вам дорога. И она у меня. Гляньте, барон.
Кабаневич извлек из кармана смартфон, отделанный драгоценными породами дерева, и продемонстрировал мне экран. На экране было фото — трое Кабаневичей с крашеными бородами и принцесса без сознания, лежавшая у ног похитителей.
Фото было сделано в каком-то лесу. Явно далеко отсюда, ибо я в Псковской губернии вообще лесов не видел.
— Это владения моего клана, — пояснил Кабаневич, — А теперь, барон, отпустите всех заложников, иначе графиня, с которой вы изволили целоваться, поцелует горлом меч моего внука.
— С кем там целовался Нагибин? — слабо, но с искренним интересом, поинтересовалась Головина, приподнявшись на кровати.
Вот блин.
Проблема. Даже две проблемы.
Я обернулся и увидел, что в дверях стоит Громовищин, телохранитель принцессы, притащивший воду для Головиной.
Последнюю новость от Кабаневича он явно слышал, но смотрел Громовищин не на герцога, а прямо на меня. И его взгляд пылал бешеной яростью.
Похоже, что проблемы уже не две, а целых три.
— Заложников, лезвие меча, ваше поместье и жизнь ублюдка, который убил одного из моих внуков, — лениво потребовал Кабаневич, — И тогда верну вам вашу барышню, Нагибин. Или она умрет. Минута на размышление.
Глава 62. Под днищем
«Государственная преступница Людмила К. была нами обнаружена сегодня около четверти десятого утра, возле Николаевского моста, со стороны Васильевского острова.
Патруль в составе пяти казаков и двух полицейских предпринял решительную попытку задержания указанного лица, но задержание произвести не смог.
По итогу попытки задержания трое казаков погибли от ран, один утоплен в Неве, еще один погиб по неизвестной причине от кровопотери, хотя у него присутствует лишь небольшой едва различимый надрез в районе горла.
Последний факт уже породил многочисленные кривотолки о вампиризме среди личного состава, кои я пытаюсь всячески пресекать.
Один полицейский, участвовавший в задержании, лишился головы и обеих рук, ввиду чего также погиб. Последний выживший полицейский вынужден был после смерти своих товарищей от рук Людмиды К. отступить на перегруппировку и задержание продолжить не смог.
В связи с вышеперечисленным прошу впредь мне сообщать, когда государственный преступник является:
1. Барышней-магократом из Его Величества Лейб-Гвардии
2. Вампиром
Это позволит в будущем избежать прискорбных инцидентов, подобных сегодняшнему.
Что касается Людмилы К., то она по словам выжившего полицейского успешно перешла Николаевский мост, после чего смешалась с толпой на Адмиралтейском острове, где в настоящее время имеет место антикитайский погром.
Согласно вашим указаниям, мы этому погрому не препятствуем, так что все казаки и полиция (кроме пожелавших принять участие в погроме) с Адмиралтейского острова выведены.
По этой причине государственная преступница на Адмиралтейском острове успешно затерялась, её дальнейшие передвижения мы отследить не смогли.
Сообщаю приметы Людмилы К.: девушка лет восемнадцати, волосы длинные светлые, сплетены в косу, глаза голубые, во рту заостренные зубы, роста среднего, одета была в зеленое длинное платье, зеленые же полусапожки, серую шаль, серую широкую голландскую шляпу.
Свежее фото преступницы, сделанное полицейским, прилагаю»
— Выйдем. Надо поговорить приватно, — кивнул я Кабаневичу.
Тот пожал плечами, показывая, что ему плевать.
Головина с присущим ей упорством попыталась что-то сказать и вроде даже встать с кровати. Но я остановил девушку:
— Нет, баронесса. Лежите, молчите. Вы еще слабы. Вон, Здравуров за вами присмотрит. А вы дайте воды баронессе.
Последний мой приказ был обращен к Громовищину, который продолжал пялиться на меня, как бык на красную тряпку.
Плохо, очень плохо.
Громовищин на секунду даже попытался поднять бунт и вместо того, чтобы дать воды Головиной, шагнул в моем направлении, но потом одумался и решительно отвернулся от меня.
В принципе я понимал его чувства. Из-за меня его хозяйка теперь в заложниках у кабанов, но с другой стороны выручить принцессу из плена тоже могу только я. И Громовищин это отлично понимает.
Кроме того, он и сам тоже виноват. Нечего было щелкать хлебалом и оставлять принцессу одну, особенно, когда у нас в гостях Главкабанчик.
Мы с герцогом вышли из спальни моих родителей и прошли через коридор, где торчала Чумновская. Девушка как раз занималась тем, что меняла масочку, видимо, после того, как наблевала в старую, не выдержав зрелища операции на желудке Головиной.
— Головина здорова, — доложил я Чумновской, — Так что можете пойти развлечь баронессу беседой. И еще приведите в чувство этого целителя-алкаша, он там валяется возле кровати, а Здравуров ему помогать явно не намерен.
Чумновская радостно воскликнула и бросилась в спальню к спасенной баронессе.
Я подумал, что для живого олицетворения чумы и прочих болячек Чумновская определенно слишком сентиментальна и чувствительна.
Мы с герцогом вошли в комнату барчука, я запер за нами дверь.
Кабаневич лениво осмотрелся, его взгляд чуть задержался на криво поставленном у стены шкафе, который Шаманов использовал в качестве баррикады, а еще на разбитом дезертировавшими Прыгуновыми окне.