Сам я сел на переднее сидение, а Аленку с Шамановым усадил назад. Это было тем более удобно, потому что в случае, если водила вдруг окажется агентом моих врагов — Аленка сможет быстро завалить его пулей в голову.
Впрочем, это было просто предосторожностью. Никто не знал, что мы в этой пивной, и никто не знал, что мы вызываем сюда такси, так что шанс, что Шумахер что-нибудь выкинет, был почти нулевым.
Мы помчались по улицам Немецкого квартала, потом въехали в Голландский, который выглядел побогаче.
Вывески здесь были совсем уж нечитабельными, зато этот квартал уже напоминал даже не Берлин, а какой-нибудь Вашингтон, потому что здесь среди старых домов попадались и громадные небоскребы.
Я, как дурак, пялился в окно. Аленка занималась тем же самым, но Шаманов остался довольно равнодушен к Голландскому кварталу.
— Ты эм… бывал уже раньше в крупных городах? — спросил я эксмимоса, — Я впервые в Питере, если честно.
О том, что я впервые конкретно в этом магократическом Питере я Шаманову, естественно, сообщать не стал.
— Я тоже, — ответил Акалу, — Но я был в Копенгагене. Та же самая хрень.
Дальше я болтать о городе не стал, потому что понял, что мне надо вздремнуть. Это вообще бывает полезно перед важной и напряженной встречей.
Так что я откинулся на сидение, и тут же провалился в глубокий ровный сон…
***
Проснулся я от того, что наш водила Шумахер врубил телевизор.
Телевизор выдвигался из потолка кабины и сейчас показывал какой-то видос, который Шумахер краем глаза, но с интересом смотрел прямо по ходу нашей поездки.
Оправдать водилу могло только то, что мы застряли в пробке на каком-то огромном проспекте, так что ехали со скоростью черепахи.
— Это разве не самое быстрое такси в городе? — поинтересовался я, глянув на часы.
До встречи с дядей оставалось еще двадцать минут, так что проспал я недолго — всего минут пятнадцать.
— Ja. Самый быстрый в городе, — подтвердил Шумахер, говорил он с ярко-выраженным акцентом, — Но там впереди погром. Китайцев бьют.
Шумахер указал куда-то влево, и я рассмотрел там на первом этаже громадного дома останки сожженной лавки с выбитыми стеклами и иероглифами на вывеске.
— Тут уже погромили, — доложил Шумахер.
— Но я опаздываю на важную встречу, — вздохнул я, — Так что день для погрома выбран явно неудачно.
— Это ничего, сейчас поедем быстро, mein Herr, — утешил меня Шумахер, — Казаки и полицай разгоняют погромщиков, если те мешают движению. Гляньте вон пока коронацию.
Я действительно глянул на экран телика и узрел широкую площадь, обсаженную плодовыми деревьями.
За площадью располагалось здание из желтого камня, явно очень древнее, а за зданием блестела водная гладь.
Подпись к видосу сообщала, что это церковь Святого Фомы на берегу Каспийского моря в Семендере, а еще, что это прямая трансляция коронации нового Императора России.
На площади стояла толпа магократов, там явно собрались представители самых влиятельных кланов страны.
Камера, видимо, установленная на дроне, эффектно облетела площадь, а потом зависла у ступеней церкви.
На выщербленных каменных ступенях стояли восемь человек.
Один стоял впереди остальных, и его я сразу узнал. Та же грубая крестьянская, но явно Багатур-Булановская рожа, что и у Малого. Я сначала даже спросонья подумал, что Малой каким-то образом смог протрезветь и теперь коронуется в Семендере.
Но приглядевшись, я увидел и разницу. Нет, это явно был не Малой. Насколько самозванец был похож на брата-близнеца Малого, за которого он себя и выдавал, я не знал, но от Малого этот Государь имел ряд отличий.
Он был гораздо худее, характерное пивное брюшко Малого отсутствовало. А еще другим был взгляд. Малой всегда смотрел дерзко и тупорыло, у этого же взгляд был тяжелым и подозрительным. Даже сейчас, в момент его триумфа.
Вот этот Государь, хоть и не настоящий Багатур-Буланов, но явно будет поопаснее Малого.
Император России был в парадном алом мундире, расшитым золотом. На шее у него висела тяжелая золотая цепь, а на цепи — золотой же амулет с клановым гербом Багатур-Булановых.
Короны на Императоре пока что не было. Её держал в руках крайне странный персонаж, стоявший на ступенях церкви дальше всех от Государя.
Персонаж весь зарос густой бородой, а одет был в тканную зеленую хламиду, что роднило его с холопами. Еще этот бородач был бос, а его голову украшал бронзовый обруч.
— Верховный Волхв-Друид, — пояснил мне Шумахер, ткнув пальцем в экран, — Главный друид в России. А в руках у него корона Рюрика.
Корона Рюрика была совсем не похожа на ту корону, которую я спер у Чудовища. Собственно вот эту корону я вряд ли вообще стал бы воровать. Выглядела корона Рюрика как почерневший от времени обруч с зубцами. Натуральный металлолом.
Увидев на экране корону, я вдруг подумал о герцоге Кабаневиче. Я готов был поклясться, что герцог сейчас тоже где-то прилип к экрану, причем смотрит этот любитель артефактов Рюрика явно не на нового Государя, и даже не на волхва, а на то, что у волхва в руках.
Камера на дроне тем временем стала облетать всех восьмерых, стоящих на ступенях древней церкви.
Ближе всего к Императору расположились двое священнослужителей, один из них был с аккуратной бородой, второй — чисто выбритым, но оба были в богатых одеяниях.
— Архиепископ Иоанн, глава Русской Церкви, — сообщил всезнающий Шумахер, — А рядом Папа Римский Климент.
Чуть дальше иерархов Церкви стояли еще два мужика. По поводу первого догадаться было несложно — этот был негр, весь в золоте, да еще и в короне.
— Император Эфиопии? — уточнил я.
— Ага, он самый, — на этот раз пояснил мне не таксист, а Шаманов.
— А второй кто?
Второй оказался каким-то маленьким дедком, в совершенно непримечательном сером костюме и с такими же серыми и печальными глазами.
— Гуго Грутен, — ответил Шумахер, — Император Голландии… Он малька того. Как это будет по-русски? Не в своем уме.
— Можно подумать, у нас России Императоры в своем уме, — заметил я.
Шумахер поморщился, явно опасаясь обсуждать такую крамолу с незнакомым магом.
Последние двое магов, стоявшие на ступенях церкви, явно были родственниками.
Первый — мордастый растрепанный мужик в роскошном мундире, уже с сединой в каштановых волосах. На шее у него болталась цепь с огромным золотым украшением, изображавшим пылающий шар. Шар был настолько огромен, что им вполне можно было бы пробить кому-нибудь насмерть башку.
— Жаросветов, — несколько недовольно констатировал я, припомнив его родича, который пожег мне спину в Лицее.
А еще именно Жаросветовы откорнали в детстве Малому палец, отчего тот возможно получил психическую травму и вырос таким ублюдком.
— Доверенный клан Императора, — доложил Шумахер, — Вот этот был канцлером при Старом Императоре. А при новом что-то не захотел. Warum не захотел — не знаю. Но, говорят, очень хитер. Как лиса. И очень богат. А вот это дочка его, канцлер Империи сейчас именно она…
Последней стоявшей на ступенях действительно была девушка — довольно красивая.
Волосы у неё были каштановыми, как и у её отца, Жаросветова оказалась стройной и высокой, из стоявших возле Государя ростом её превосходил только Император Эфиопии.
Длинная коса девушки была увита серебряными кольцами, на шее у Жаросветовой болтался кулон в форме её фамильного герба, правда гораздо меньший по размеру, чем у её бати.
Жаросветова была в коротком серебристом платье, довольно облегающем и оставлявшим голыми её стройные ножки. Туфли канцлер Империи носила тоже серебристые, на высокой шпильке.
Дрон с камерой взлетел выше, так что теперь новый Император и семеро его спутников все оказались в кадре.
На площади наступила тишина, Папа Римский прочел какую-то молитву на латыни, его русский коллега — на старославянском.
— Коронационная формула, — пояснил Шумахер.
Волхв передал корону Рюрика архиепископу Иоанну, тот — Папе Римскому.
Император встал на колени, перед этим чуть поморщившись. Ага, значит, не любит преклонять колено, даже на собственной коронации.
Все магократы на площади последовали за ним, остались стоять на ногах теперь только двое священников, друид и два иностранных гостя-императора.
Папа Римский возложил корону Рюрика на голову Государю, потом прочел еще одну короткую молитву.
— Вот сейчас… — азартно пробормотал Шумахер, — Сейчас самое интересное.
Император поднялся, но русские магократы так и остались стоять на коленях.
— Какое имя станет девизом вашего правления, Ваше Величество? — звонко спросила в наступившей тишине канцлер Жаросветова.
На некоторое время в кадре повисла оглушительная тишина, потом Государь вдруг посмотрел прямо в камеру, улыбнулся и произнес:
— Я буду именоваться Павлом Вторым… — Император сделал театральную паузу, — Стальным.
— Стальным? — фыркнул Шумахер, но тут же спохватился, — Ох… Entschuldigung. Извините.
— Норм погремуха, — кивнул я, — Вот только разве прозвище не должен выбрать народ, уже после эм… смерти монарха?
— Так это не прозвище, это девиз, — пояснил мне Шаманов, — И его выбирает сам Император. Прошлый Павел, например, был Вечным. Он стал так себя называть, когда прожил первые сто лет. Это прозвище-девиз потом можно менять. Но менять его может только сам Государь, он же его и выбирает во время своей коронации.
Император в телевизоре тем временем скрылся за деревянным дверями церкви, за ним последовали двое священников и друид, на этом трансляция прервалась.
Теперь на экране возникло румяное лицо дикторши, которая стала нахваливать нового Императора и саму его коронацию. Студия, где дикторша сидела, по случаю коронации была вся в серебряно-золотых Багатур-Булановских флагах, так что ощущение было таким, что дикторша ведет репортаж прямо из сокровищницы.
— А дальше? — потребовал я, — Что будет в церкви? Император явно туда не просто так пошел.