Что же касается заявления полковника, то оно очевидно было просто ложью. Ибо когда человек выходит из автозака весь раскуроченный — тут не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, кто его избил.
Толпа, судя по всему, тоже не поверила заявлению адъютанта, но негодовать не стала, потому что на Чена тут всем было насрать — с моста послышались крики одобрения, кто-то громко заржал.
— Так его, этого узкоглазого убийцу! — басовито проорал пьяный купец, потрясая кулаком.
Я же в очередной раз подумал, что Павел Стальной ходит по тонкому льду. Сначала погромы, потом война в Желтороссии, а теперь еще и прилюдные казни… Эдак народ привыкнет к кровопролитию и захочет сам проливать кровь. А когда он такого захочет — его уже хрен остановишь или возьмешь под контроль.
— Кто этот ублюдок с микрофоном? — спросил я принцессу.
— Адъютант Соколова… — ответила девушка, — Вроде бы барон Картечкин.
Барон Картечкин тем временем поднес к глазам бумагу и стал зачитывать в микрофон приговор:
— Чен Тян, боярский сын, приговаривается Его Императорским Величеством Павлом Вторым Стальным к смертной казни через повешение за антигосударственный заговор и покушение…
Чайка на плече у Соколова громко вскрикнула и захлопала крыльями, Шеф Охранки жестом остановил адъютанта, а потом приказал:
— Потом зачитаешь, всем сразу. Нечего терять время. Давай всех в петлю.
Я стоял достаточно близко, чтобы услышать приказ Соколова, а вот толпа этого приказа не слышала, так что недовольно забухтела, недовольная задержкой и тем, что им не зачитали все преступления Чена.
— Правильно! — заорал пьяный купец, приложив руки ко рту на манер рупора, — Делу время, потехе час! Мы сюда пришли не слова слушать, а глядеть, как китайчик закачается в петле!
Этот быдлан меня раздражал все больше. А вообще с ним что-то не так — купец был единственным купцом из нашей VIP-ложи, кто почему-то не снимал происходящее на смартфон. Может он просто бухой, а может казнь за него снимает вот эта девка рядом с ним — его жена, а может…
Впрочем, тут было много странного. Самым странным было поведение Соколова. Павел Стальной явно хотел, чтобы Соколов устроил хороший кровавый спектакль для публики, чтобы он выдал зрелище в духе Древнего Рима. Но Шеф Охранки вместо этого нервничал, торопился и комкал весь ход казни.
Соколов как будто чего-то ждал, как и я… Вот это мне очень сильно не понравилось.
Чена тем временем втащили на эшафот. Поп было сунулся к Чену, но Чен выругался по-китайски и плюнул батюшке в лицо. В ответ на это сержанты-тюремщики повалили Чена на эшафот, для порядка несильно поизбивали его ногами, а потом накинули триаде на шею петлю.
Толпа разразилась чистой яростью и дистиллированной ксенофобией:
— Нехристь! Ублюдок! На тот свет его! Отправьте бандита в ад!
— Сильнее его бейте, ребята, сильнее! — купец настолько разошелся, что попытался перелезть забор, отделявший нас от луга, где проходила казнь.
Видимо, решил лично отвесить Чену пару тумаков. Но из этого ничего не вышло, спецназовцы легко зашвырнули купца обратно в загон для VIP-зрителей. В результате быдлан рухнул на великого князя Дубравина, Дубравин громко выругался.
— Да что вы к нему лезете, Ваше Преподобие? — тем временем раздраженно бросил попу Соколов, — Это китаец. Он даже не православный.
— Я в курсе, — мрачно ответил священник, утирая с бороды харкотину Чена, — Но вы знаете порядок, граф. Я обязан предложить ему принять крещение перед смертью. Так велит закон, Церковь каждому дает шанс.
— Тут никаких шансов нет, отче, — печально ответил Соколов и тут же заорал на тюремщиков, — Следующего давайте! Быстрее!
Следующим из автозака извлекли мужика, напоминавшего бомжа, алкаша и шизофреника одновременно. Мужик весь зарос густой бородой, как будто провел лет тридцать на необитаемом острове, взгляд у него был стеклянным и отсутствующими, а одет он был не в робу, а в какую-то рваную пижаму.
— О, Господи, — в ужасе выдохнул я, не сдержавшись.
Сомнений тут быть не могло. Вот этот безумный бомжара — и есть Словенов, мой потенциальный наставник.
Словенов никакого сопротивления не оказывал, судя по всему, он вообще не понимал, что происходит, и где он находится. Вероятно его плотно обкололи препаратами. Это было глупо — я бы на месте организаторов казни лучше обколол отморозка Чена, а не Словенова, который, насколько я о нём слышал, в своей жизни и мухи не обидел.
Поп что-то тихо сказал Словенову, возможно предложил покаяться или принять последнее причастие. Но Словенов смотрел на попа, как на стенку, обращенных к нему слов он не понимал.
Поп пожал плечами и прочел короткую молитву, потом перекрестил Словенова. После этого Словенова сунули в петлю, но его это особо не волновало, лицо моего будущего наставника осталось таким же равнодушным.
Следующей из автозака появилась принцесса — старшая Лада. Её никто не тащил, она сама вылезла. Руки девушке не связали веревкой, как Словенову или Чену, а сковали наручниками. Выглядела принцесса более-менее — по крайней мере, её определенно не били, не пытали и наркотой с галоперидолом не накачивали. В робу её тоже наряжать не стали, девушка была в джинсах и свитере, явно своих собственных.
Судя по всему, мучить принцессу боялись даже сами тюремщики.
— Это принцесса что ли? — прищурился пьяный купец, пытаясь сфокусировать взгляд на девушке.
На этот раз никаких комментариев от купца не последовало. Толпа на мосту и набережной тоже притихла, все вдруг замолчали как-то разом.
В воздухе явно повеяло чем-то нехорошим. У меня на одно мгновение даже возникло впечатление, что зрители, все эти тысячи купцов и разночинцев, сейчас бросятся на полицейских спасать принцессу.
Но это было лишь ощущением. Разумеется, с места никто не сдвинулся. Спасать принцессу, кроме меня, тут было некому.
— Кто эта девушка? — шепнула мне младшая Лада.
В принципе, я был готов, что моя жена немедленно поедет кукухой, как только увидит свою ненавистную сестрицу. Так что особо этот неадекватный вопрос меня не шокировал.
— Да какая-то изменница, — пожал я плечами, — Неважно, радость моя. Не бери в голову.
Маша мрачно умехнулась, принцесса же приняла самый холодный и чопорный вид, какой только было возможно. Интересно, что сейчас происходит у моей сумасшедшей женушки в голове?
Впрочем, плевать. Главное, чтобы младшая принцесса не сделала какую-нибудь глупость, которая поломает весь мой план. А в остальном пусть делает, что хочет. Тот факт, что младшая Лада впала в ступор и не узнавала сестру, меня сейчас более чем устраивал.
Кроме того, так будет легче и ей самой — несмотря на то, что младшая Лада ненавидела Старшую, смотреть как вешают твою близняшку — это наверное самое жуткое зрелище, какое можно увидеть в жизни в принципе.
Я бы вот, например, вряд ли смог так спокойно стоять и глядеть, как вешают моего брата Петю. Ибо он так похож на меня самого, что возникло бы ощущение, что смотришь на собственную казнь со стороны. А что может быть страшнее этого? Разве что реально собственная казнь…
Старшая Лада тем временем вела себя достойно. Даже несмотря на то, что девушка была не в курсе, что я собираюсь её спасти, в отличие от того же Чена, у которого была надежда.
Принцессу сильно трясло, хотя голову она держала прямо и смотрела прямо в глаза Соколову. Я в очередной раз убедился, что Старшая Лада — само воплощение царственности и благородства, аристократизм не покидал принцессу даже в присутствии самой смерти.
Мда. Жаль, что моей женой стала не она…
— Прошу вас, Ваше Высоче… — начал было Соколов, указав принцессе на эшафот, — Эм… Простите. Государь лишил вас всех титулов. Идите уже!
Шеф Охранки скорее отвернулся от принцессы, его теперь затрясло не хуже, чем саму Ладу. Судя по всему, ублюдок сознает, что делает сейчас нечто очень нехорошее, что совершает святотатство и нарушает все возможные традции.
Лада гордо и твердо поднялась на эшафот. Толпа притихла настолько, что было слышно, как стучат по металлическим ступеням сапожки девушки.
Поп быстро исповедал Ладу, они говорили так тихо, что их слов никто не услышал. Потом священник перекрестил девушку и отпустил ей грехи. На шею Ладе накинули петлю.
Неугомонный Чен попытался было лягнуть попа и начал ругаться по-китайски, но один из тюремщиков заткнул его ударом в лицо.
— Остальных давайте, всех, — раздраженно приказал Соколов, — Быстрее!
Вид у Соколова теперь был чуть ли не более напуганным, чем у старшей принцессы, ублюдок явно нервничал все больше. И я тоже, вместе с ним.
Из автозака вытащили четверых Корень-Зрищиных, у этих рты были заклеены лентой, руки связаны за спиной веревками, а одеты все четверо были в серые робы… Один был седым — вероятно дядя моего знакомого Корень-Зрищина, трое остальных — помоложе.
Младшего Корень-Зрищина, моего соратника по ложе, я узнал с трудом. Ран на нем, в отличие от Чена, не было, но это, видимо, только потому, что на нем все регенерировало, а не потому, что его не били в тюрьме. Корень-Зрищин был весь белый, как мел, его трясло так, как будто у него начинается эпилептический припадок.
Между ног у Корень-Зрищина расплывалось мокрое пятно — судя по всему, парень еще и обоссался от страха. В толпе это заметили, я услышал глухой хохот.
— Обделался изменник, ха-ха! В штанишки напрудил! — пришел в искренний восторг пьяный купец.
Я же почти не смотрел на Корень-Зрищиных, меня интересовал загадочный восьмой смертник, тот самый, которому предназначалась последняя петля, ставшая для меня сюрпризом.
И таинственный смертник не заставил себя ждать — сразу четверо дюжих тюремщиков вытащили из автозака деревянную клетку, выкрашенную в красный цвет. Или не выкрашенную… Стоп, что?
— Кто это? — обеспокоенно спросила Маша, заметив, как я переменился в лице.
— Леший его знает, — прошипел я ответ, — Но судя по клетке, обмазанной экстрактом каркаде — это некий «S».