Маша глянула на меня, в её глазах что-то сверкнуло, как будто вспышка ауры, потом она глубоко вздохнула, а потом разрыдалась и рухнула в мои объятия.
— Ну всё. Угомонись, счастье моё…
Я обнял жену и поверх её головы посмотрел на Старшего Головина:
— Вы, я надеюсь, понимаете, почему я хотел это сделать, Аксентий Венедиктович? Или надо объясняться? Кабаневич наверняка сказал вам, что я просто поехал кукухой, так что объяснюсь. Ваша дочурка убила мою жену — Ладу Багатур-Буланову, младшенькую. Она убила лицо Императорской фамилии! И потом попыталась шлёпнуть еще и Павла Павловича — настоящего, наследника престола. К счастью, ей это не удалось…
Я замолк, Маша всё рыдала, Аксентий Венедиктович выглядел шокированным.
— Вижу, что вы были не в курсе, Аксентий Венедиктович, — констатировал я, — Но вот теперь вы в курсе. Так что сами решайте — должен ли я сохранить вашей дочери жизнь.
Старший Головин нервно сглотнул, потом мотнул головой, как разбуженный конь.
— Маша, это правда? — тихо произнёс он.
На несколько секунд повисла тишина, потом Маша вдруг резко меня оттолкнула и глянула на меня с презрением. Ну, понятно. Старая добрая Маша Головина вернулась. За эти секунды искренности, когда жена клялась мне в вечной любви и готовности умереть от моей руки, я теперь расплачусь тройной порцией презрения. Да и вообще, а была ли искренность? Может Маша просто разыграла спектакль…
Впрочем, я слишком хорошо знал свою жену, так что понимал, что это не так. Спектакли Маша разыгрывать умела, но вот изобразить такие страсти она бы точно не смогла. Она была честна минуту назад, когда стояла передо мной на коленях. А значит, как ни крути, была для меня ценным кадром…
— Да, это правда, — коротко ответила Маша отцу, — Я убила Багатур-Буланову. И пыталась убить другого Буланова. И, клянусь, если бы я вернулась в прошлое — я бы поступила точно также!
— Маш, это не те речи, которые должен говорить только что помилованный смертник, — хмыкнул я.
— А мне плевать! — выдохнула Маша, — И вообще…
Маша в своей обычной манере залепила мне пощечину, мощную и на ауре.
Лейб-Стражницы тут же активировали свою магию, все трое одновременно. Но я тоже был быстрым парнем, так что успел поднять вверх палец и остановить телохранительниц:
— Спокойно, девушки. Это моя жена, если вы не забыли. Кроме того, какой джентльмен отвечает на пощечину? Пощечина — это же символический жест, а не угроза жизни и здоровью. Барышня имеет право дать мужику леща, я считаю. У отдельных барышень пощечина — просто замена слов. Как у моей Машеньки…
— Пошёл ты к лешему, Нагибин! — ожидаемо огрызнулась Маша, — Тебе надо было снести мне голову. А сейчас твоя болтовня выглядит жалко.
Старший Головин, судя по всему, всё еще был в глубоком шоке, так что едва слушал нашу перепалку. Но теперь он достал из кармана мундира какую-то таблетку, видимо от нервов, проглотил её и влез в беседу:
— Маша, дочка… Как ты могла?
— Что именно, папа? — надменно поинтересовалась Маша, — Попытаться убить наследника престола? Так тут всё просто. Я всего лишь хотела освободить трон от узурпатора. Жизнь Павла Стального плотно связана с жизнью Павла Павловича, долго объяснять… Но освободить трон я хотела для моего мужа — Александра Нагибина! И ты видел своими глазами, как он мне за это отплатил. Сволочь. Ох, папа…
Маша вдруг бросилась к отцу в объятия, на этот раз она не плакала. Зато заплакала моя сестра Таня, тоже бросившаяся обниматься, но уже ко мне.
— Тань, успокойся, — посоветовал я сестрице, — И хватит обнимашек и слёз, умоляю вас. У меня в последнее время складывается впечатление, что я попал в дешёвый дамский роман. Таня! Успокойся, я говорю.
Я погладил сестру по волосам, потом нежно и аккуратно отстранил её от себя.
— А ты помиришься с Машей? — строго произнесла сестрица.
— Мы не ссорились, — отрезал я, — А что касается моего желания снести жене башку — так это обычное дело. Отнесись с пониманием, сестра.
— Ох! — глаза у Тани вдруг округлились от ужаса, — Но ведь твоё слово магократа! Ты нарушил его! И что теперь скажет принцесса…
— Да леший с ним, со словом магократа, — бодро ответил я, хотя мне самому было, мягко говоря, не по себе.
С одной стороны, ситуация была исключительной, убить теперь Машу было просто невозможно, да и никакая молния с небес меня за нарушение слова магократа не ударила. Но с другой стороны… Я отлично знал, как относятся к таким вещам местные АРИСТО. Это было бесчестие, как минимум. А как максимум — вообще полный позор.
Кроме того, я же дал слово магократа убить Машу не абы кому, а самой дриаде. А дриада — существо волшебное. И я слишком хорошо помнил, как обратился в пепел на моих глазах Корень-Зрищин, нарушивший слово магократа, данное Гностическому Либератору…
Мне почему-то вдруг стало холодно, я запахнулся в свой длинный плащ.
— Плевать на слово магократа, — повторил я, скорее себе самому, чем Тане, — А что касается принцессы… Так она ничего не узнает. Маша Нагибина официально мертва. Я её убил. Это всем ясно?
Все покивали. Все, кроме самой виновницы торжества — Маши Нагибиной.
— Радость моя, тебе понятно, что ты теперь официально мертва?
— Ага, мертвее некуда, — буркнула Маша, — Но мы не сможем скрывать это бесконечно…
— Бесконечно и не нужно, — пояснил я, — Скрывать, что ты жива, придется, пока я не воссяду на трон. Тогда магократия будет вынуждена это сожрать, и Багатур-Булановы с принцессой тоже. Но если Лада узнает, что я оставил тебя в живых сейчас — будет ссора. А то и гражданская война. Ты же не хочешь стать причиной гражданской войны в России, золото моё?
— Вообще мне плевать, — процедила Маша, — Но я готова попритворяться мёртвой, как будто у меня есть выбор…
— У тебя нет выбора, — согласился я.
— Значит, мы всё еще союзники, барон? — поинтересовался Аксентий Венедиктович.
Говорил он вроде без всякой враждебности.
— Если вы пожелаете, Аксентий Венедиктович, — поклонился я Старшему Головину, — Только учтите, что я больше не барон. Нагибины теперь Великие Князья. Павел Стальной сегодня в хорошем настроении, так что подпишет указ о повышении нашего титула уже сегодня.
— Ох, значит моя дочь теперь Великая Княгиня, да еще и жена Старшего… — Головин слабо, но искренне улыбнулся, — Я горжусь тобой, Маша. И я всё еще считаю нас союзниками, Ваше Высочество.
— Я не Высочество, я Величество, — снова поправил я Головина, — Я претендую на трон, как потомок Рюриковичей. Впрочем, об этом общественности лучше пока что тоже не знать, как и о том, что ваша дочка жива, Аксентий Венедиктович.
— Да-да, разумеется, — закивал Старший Головин, — Я понимаю.
Маша наконец вылезла из объятий отца, а Таня напомнила мне:
— Эй, а как же Павел Павлович?
— Тань, тут сейчас все свои, так что отвечу, как есть… Павел Павлович трона не получит. Но я помню, что он тебе понравился, и убивать его все еще не собираюсь. Но возлагать ему на голову корону я собираюсь еще меньше. Ферштейн, сестричка?
— Ферштейн. Наверное… — хихикнула Таня.
— Ну вот и славно.
— Ну и что же со мной будет, муж? — спросила Маша, уже минуту плотно буравившая меня взглядом, — Мне прятаться в могиле, пока ты не влезешь на свой трон?
— В могиле не нужно, — заверил я жену, — Но вот под землю тебе отправиться точно придется. И вам тоже, Аксентий Венедиктович. Дело в том, что я решительно намерен разыскать Гностического Либератора и заключить с этой тварью союз.
— Союз? — Маша нахмурилась, — Что ты несешь? Союз? Союз с абсолютным ЗЛОМ? Ты же помнишь, что болтал Корень-Зрищин…
— Помню, — кивнул я, — И что рассказывал мне мой дядя, я тоже помню. Добро и зло — понятия относительные, Маша. Кроме того, не забывай — мой клан Нагибиных уже давно и верно служил Либератору. Мои родители принесли себя в жертву, чтобы Либератор мог придти в мир. Так что не попытаться разыскать его последователей было бы просто глупо, тем более, что Либератор — чистая МОЩЬ. И игнорировать эту МОЩЬ неразумно, лучше попытаться взять её под контроль. Думаю, что Либератор может стать нашим временным союзником. А если он и правда окажется ЗЛОМ — ну что же… В таком случае просто его сольем, вместе с сектантами. Мне уже не впервой сливать ЗЛО…
— Ты по лезвию ходишь, Нагибин, — мрачно ответила Маша.
— Это я вообще люблю, — я хохотнул, — Но посуди сама… У меня уже есть союз с Кабаневичами против Багатур-Булановых, есть союз с принцессой против Павла Стального, есть союз с Павлом Стальным против Алёны Оборотнич, кроме того, у меня есть свои люди, которые считают меня Рюриковичем и законным Императором. А еще у меня есть моя ложа…
— МОЯ ложа, — напомнила Маша.
— Наша, — отрезал я, — И союз с сектантами Либератора нам не повредит. Получим от них информацию, как минимум. Возможно узнаем, как можно замочить Павла Стального и сидящего в нём Либератора, одновременно сохранив при этом жизнь Павлу Павловичу. А вообще у меня есть подозрения, что Павел Стальной врёт, и никакого Либератора в нём нет. Возможно Либератор прячется как раз в метро под Питером со своими сектантами. Туда вы и отправитесь…
— Вы? — теперь Маша вообще стала мрачнее тучи.
— Вы, — повторил я, — Ты, Маша, твой отец, ну и Таня тоже. Видишь ли, я уверен, что мой дядя, хоть и отморозок, но Таню трогать не будет. Она все же урожденная Нагибина и его племянница. Так что возьмете с собой Таню, она будет вести с моим дядей переговоры, если вы его найдете. Вы официально предложите от моего имени сектантам союз против Павла Стального, который предал их…
Таня от моего предложения пришла в восторг, глаза у сестрички бешено заблестели. А вот Маша теперь стала настолько мрачна, что от её взгляда могло бы скиснуть молоко.
— Нагибин, ты вообще понимаешь, о чём идёт речь? — поинтересовалась моя жена, — Метро под Питером — крупнейшее в мире. Там тридцать линий, а общая протяженность метро — три тысячи километров. И его охраняет целый отдельный казачий корпус! Чтобы все это облазить — нам потребуется целая армия и пара лет работы…