Поморы считают, что Духовное Перводрево даёт силу, которая не снилась самому Рюрику.
Они рассказывают, что если Физическое Древо — грубое тело, то Духовное — душа самой магии.
Моя позиция по этому вопросу всем известна. Я полагаю историю о двух Древах не более чем красивой метафорой.
Да, Рюрик обрёл магию. И обрёл её, как мы теперь достоверно знаем, в результате генетической мутации — это подтверждено научно. Хотя сам ген магии, к сожалению, до сих пор не обнаружен, но алхимическая медицина утверждает, что всё указывает на его существование.
Так что Перводрево — это не более чем сказка, эзоповым языком рассказывающая о том, что произошло с Рюриком.
А как иначе наши предки могли осмыслить то, что случилось? Они же не знали научной методологии, даже не имели ни малейшего понятия о генетике.
Они мыслили сказками, потому и назвали источник своих способностей волшебным Перводревом.
Собственно, что тут говорить, если даже в середине XX века влиятельный биолог и агроном Лысенко отрицал само существование генетики, пока Павел Вечный, да благословит его Бог, не сослал этого шарлатана в Сибирь.
А уж о викингах, живших тысячу лет назад, и говорить нечего.
Вот почему я полагаю Перводрево не более чем симулякром, красивой историей.
Метафорой.
Символом.
Однако, мне постоянно задают вопрос — а не стоит ли за этой метафорой нечто большее, чем дикарский рассказ о магическом гене?
Почему о Перводреве говорят, как о двойном — о Духовном и Материальном?
В чём тут загвоздка?
Постараюсь ответить, оставаясь в рамках строгой магической науки, как и всегда.
Дело в том, что магия двойственна. Подобно тому, как двойственен человек и всё во Вселенной.
Эта двоичность и является тайной сутью всех вещей, тем, с чем может и должен работать любой желающий постигнуть секреты миробытия.
Мы наблюдаем двойственность повсюду, посудите сами:
Мужское и женское.
Инь и ян.
Добро и зло.
Свет и тьма.
Двоичный код в программировании (просто вспомните, что компьютеры созданы человеком по собственному образу и подобию).
Иисус в Евангелии называет себя и Богом, и человеком.
Асы и ваны в друидизме.
Асуры и дэвы в индуизме.
Наслаждение и страдание.
Повсюду мы видим двойственность, и с магией тоже самое, более того, в ней мы видим двойственность особенно ярко.
Но возникает проблемка:
Противоположные полюса любой двойственности всегда примерно равносильны, равнозначны по силе.
Кто победит в войне мужиков и баб?
Очевидно, что никто. Такая война просто приведет к смерти человечества.
Был бы наш Господь Иисус Христос Спасителем, если бы был только Богом или только человеком, а не Богом и человеком одновременно?
Очевидно, что нет.
Что будет, если в компьютерном коде останутся одни единицы, а нули исчезнут?
Катастрофа!
Вот почему я убежден в следующем:
Духовное Перводрево не выше Материального, а Материальное не выше Духовного.
Ни одно из них не одолеет другое.
Совсем наоборот: истинная МОЩЬ всегда помещается в СИНТЕЗЕ — в соединении Духа и материи.
Так что чем бы ни являлись на самом деле Древа, чем бы они ни были — лишь собравший оба Древа получит истинную силу.
И тут возникает проблемка номер два:
Человек никогда не вместит такую МОЩЬ.
Даже Рюрик вкушал лишь материальное Древо, проигнорировав духовное.
Напоминаю, что все вышеописанное — есть лишь ментальная эквилибристика, попытка отвлеченного философского рассуждения.
Ибо в реальное существование Древ, как физических объектов, я не верил и не верю.
Но, как говорится, в каждой сказке есть доля сказки…»
Владимир Соловьев, «Per voluntatem revelatae arboris»
— Твою мать! — бешено взревел граф Мухожуков, падая в ручей.
Мне повезло больше — я, по крайней мере, приземлился на траву, на твердую почву.
Был уже рассвет, косые рыжие лучи солнца освещали оранжевую каменистую равнину, тянувшуюся до горизонта и поросшую местами каким-то зеленым тростником.
Тростник как раз цвел — ярко-желтыми цветами, распространявшими умопомрачительный аромат.
Я замер, глядя на Солнце. Меня как будто парализовало — странное чувство. Я впервые видел Солнце с тех пор, как стал Крокодилом, и понял, что мои взаимоотношения со светилом теперь изменились.
Солнце влекло меня. И вызывало отвращение одновременно. Глядя на него, я испытывал то же самое, что ощущал, когда смотрел на магократов.
Через мгновение я осознал, что мне хочется пожрать Солнце, вкусить его лучей и тепла, уничтожить их, вобрав в себя…
Я взвыл от восторга и бешеного ГОЛОДА, скрутившего мне нутро, потом, повинуясь порыву дикой страсти, начал взлетать, воспользовавшись впитанным заклинанием Полётова.
Вот бы добраться до Солнца, откусить от него хоть кусочек…
Солнце теперь мне казалось огромным блином — горячим, дымящимся, с красной икрой и зеленью, оно было таким же притягательным, даже больше!
Солнце теперь казалось мне богиней, самой прекрасной в мире, которую я жаждал изнасиловать…
Я уже был метрах в десяти над землей, я впервые летал сам, без помощи самолета или Полётова, но меня это не волновало, я думал только о Солнце, я смотрел прямо на него, не в силах оторвать взгляд, так что у меня заслезились и заболели глаза…
— Стоо-ой! — заорал мне снизу перепуганный и мокрый граф Мухожуков, вылезавший из ручья, — Князь, стой! Не улетай! Не оставляй меня в этой срани! О, Боже, демон…
Последнее слово графа относилось к кенгуру, которое с интересом наблюдало за Мухожуковым из зарослей тростника.
Граф в страхе атаковал несчастное кенгуру своим родоклановым заклинанием, наслав на зверушку орды волшебных мух.
Кенгуру гавкнуло, а потом поскакало прочь, в сумке на животе у кенгурихи при этом трясся её детеныш…
— Граф, это просто кенгуру, — крикнул я с высоты уже двадцати метров, — Не демон. Так что отзови своих мух, а то сейчас сдам тебя местной природоохране! А я лечу к Солнцу…
— К Солнцу? — голос Мухожукова я уже едва слышал, так высоко я взлетел, — Князь, остановись! Солнце же сожжет тебя! Да ты и не долетишь до Солнца, там безвоздушное пространство. И космос. У тебя в космосе глаза лопнут и вытекут, как у Шварценегера в фильме «Вспомнить всё»! Князь, а как же я… Не бросай…
Так.
Похоже, что граф прав.
Я совсем обезумел от ГОЛОДА. Мне не долететь до Солнца, это было очевидно. Я летал на родоклановом заклинании Полётовых, а Полётовы летали только в пределах земной атмосферы, даже их Старший. Конечно, у меня восемьдесят восьмой ранг, но…
Мухожуков говорил логично. Солнце слишком далеко. И оно в космосе. Меня там уничтожит, какой бы имбой я не был тут на Земле. А даже если я долечу каким-то чудом до Солнца — то оно меня просто-напросто сожжет.
Без шансов.
Я совсем поехал кукухой.
Но взять себя в руки было нелегко, когда я начал опускаться вниз на землю, ощущения были такими, как будто я вырываю у себя самого сердце. Как будто я отказываюсь от самого дорого и ценного, как будто я умираю от жажды, но не разрешаю себе самому пить.
Паршиво.
Вообще всё было паршиво, с тех самых пор, как я инициировался в качестве Крокодила. Да, у меня была МОЩЬ, но я едва мог её контролировать.
Моя сущность сводила меня с ума. Всё было, как во сне…
Я опустился на траву, потом присел на неё. Солнце… Нельзя мне смотреть на Солнце. Я натянул на голову плащ, закрывшись от соблазнительного светила.
— Князь, не улетай от меня! — услышал я сквозь плащ нытье Мухожукова, — Не бросай меня в этой Африке! Тут, говорят, людей едят!
Вообще, Мухожуков был отчасти прав. Съедение ему действительно угрожало. Вот только глупый граф не понимал, что вырвать ему сердце и сожрать его хочу я — Крокодил, а не африканские людоеды.
Смотреть на Мухожукова мне было тоже тяжко, хоть и легче, чем на Солнце.
Впрочем, сейчас я закрылся плащом, который натянул себе на голову, так что не видел больше ни Мухожукова, ни Солнца, мой голод слегонца ослаб.
— Граф, это не Африка, — ответил я, — Австралия. Кенгуру водятся только в Австралии. Надо было в гимназии географию учить, а не продавать коноплю младшеклассникам.
— Я продавал спиды, а не коноплю, — обиделся граф, — И старшеклассникам, а не младшеклассникам! И какого лешего мы делаем в Австралии, князь? Ты же говорил, что мы телепортируемся в Ломоносовский порт. На тридцать километров от твоего отеля, князь! На тридцать! Как блядь вообще можно промахнуться и попасть вместо Ломоносова в Австралию, на другой конец сраной Земли?
— Ну прости, граф, — вздохнул я, — Пойми, что заклинание телепортации — не моё. Это родоклановое заклятие Подскоковых-Кабаневичей. И я им пользовался впервые в жизни. Тут неудивительно чутка ошибиться.
— ЧУТКА? — завыл Мухожуков, — Да какой чутка, ты промазал на тысячи километров, мать твою…
— На десятки тысяч, Мухожуков, — поправил я.
— Плевать. Князь, молю, давай вынимай нас из энтой поганой Австралии! Вообще, мы сейчас закон нарушаем, мне в принципе запрещен выезд за пределы Сердце-Руси, постановлением Охранного Отделения, еще с тех пор, как я попался на продаже китайского опиума холопам Жаросветовых…
— Ого, графа Мухожукова волнует закон, надо же, — процедил я, — Ладно. Погоди. Сейчас.
Вообще, все вышло на самом деле погано.
Заклинаний телепортации Подскоковых-Кабаневичей у меня было всего три в сутки. И одно из них я только что бездарно слил. А сейчас потрачу и второе, чтобы вернуться обратно в Питер.
Так что у меня останется лишь одна доступная телепортация, а между тем, это заклинание бы мне весьма пригодилось, если вдруг начнется заварушка.
Из моего отеля до Ломоносовского порта мы с графом могли бы доехать на такси минут за сорок. Но я решил выпендриться и телепортироваться. Мне просто хотелось проверить новое выученное заклинание, протестировать его.