Боль была оглушительной, сводящей с ума.
Но я знал, что делаю. И я двинулся к Древу, преодолевая смертельные потоки соляриса.
Один шаг, второй...
Кости моих ступней уже скребли по полу, мяса и плоти у меня не осталось, я выгорел до голого скелета.
И кости мои почернели и начали крошиться...
Но Словенов научил меня. Он всё знал, он всё предусмотрел. Не зря он заставил меня тогда сожрать мою рябинку в кургане Рюрика. Это был хороший урок, лучший урок, что я получил от моего наставника.
— Крокодил всё носит в себе! — заорал я, — Весь мир в нём!
Мой голос стал костяным, у меня больше не было языка, только голый череп. Я жил и говорил только на моих чакрах, против которых Древо отчаянно боролось, но погубить их сразу не могло...
И пожирание свершилось.
Я просто раскинул руки, раскрыл пасть, и Древо издало последний жалобный вой.
А потом оно вошло в меня — целиком, за один миг...
Перводрево обратилось в черно-золотые потоки, и эти потоки вихрем влетели в мой рот.
Мои чакры взрывались одна за другой, внутри меня сейчас сгорали целые вселенные.
Боль была нестерпимой...
Мой череп треснул...
А Перводрево всхлипнуло напоследок.
И больше уже не говорило. Я его съел и переварил. Без остатка.
И теперь собрал полный сет — в моих израненных чакрах плескались оба Древа — и Духовное, и Материальное. Но я отлично понимал, что это состояние продлится лишь миллионную долю секунды.
Что бы сделать за это время?
А вы бы что сделали на моем месте, если бы обрели абсолютную божественность?
Душа моя хотела жить. Как и тело моё. И никто не посмел бы осудить меня за это...
Так что я потратил магию двух Древ на то, чтобы восставить собственное тело и свой истерзанный дух.
И моя чуйка говорила со мной.
Уже покидая меня и мир, магия показала мне...
Смерть Либератора.
Аркариус не соврал. Либератор развоплотился за секунду. Просто исчез, растаял навсегда и без следа. Ибо он был искусственным конструктом, магическим пластилином...
И Павловск, лишенный магии, начал медленно падать вниз, в холодную тундру, над которой он летел.
И магия покинула эту вселенную.
Она никогда больше не вернется, она сама сказала мне...
И где-то далеко на Колыме взорвалась секретная тюрьма Охранки. И Маша Головина умерла под обломками, и её отец, бывший с ней в одной камере, тоже умер.
А в Петербурге тем временем радикальные масоны перепугались, почуяв, что их бати больше нет с ними, и они уже отдавали приказы — и автоматчики расстреляли Ладу Буланову и Таю Кабаневич.
И не стало моих жен.
Я видел...
И я плакал.
Подпространство растаяло, я теперь лежал на Мальтийском каменистом берегу, совершенно голый, как новорожденный, и совершенно обессиленный.
И Солнце слепило мне глаза. Обычное Солнце, магия Либератора больше не подавляла его. Но и соляриса это Солнце больше не источало...
Я принес свои жертвы.
Свершилось.
16 мая 2027 года
Республика Ингрия,
Старая Ладога
11:44
День выдался солнечным и теплым, было градусов двадцать.
На небе — ни облачка, и ветер был уже по-летнему жаркий. Май в этом году был отменным, всё, как положено.
На моих изумрудных зеленых лугах уже расцвели колокольчики, среди них лениво летали еще вялые и не до конца проснувшиеся шмели.
Ветер доносил до меня сладкие ароматы весны, сирени и древесины...
На краю моего необъятного поместья вовсю кипела работа — мужики крыли баню. Сама баня была уже почти готова, осталась только крыша. Здесь слышались деловитые крики рабочих, а еще долото стучало по осиновым бревнам...
Баня у меня была запредельно понтовой, построенной по древней русской технологии.
Само здание бани было сложено из циклопических бревен сибирского кедра, так что оно напоминало какой-то пиршественный зал эпохи викингов — большое, приземистое и выглядевшее свирепым.
Думаю, в этой бане вполне можно было бы не только париться, но даже и выдержать небольшую осаду.
Резной наличник окна предбанника был украшен деревянными фигурками крылатых зубастых ящеров. А самый большой ящер, заказанный мною у профессионального резчика, должен был украсить крышу, но пока что стоял на траве, как жуткий древний идол.
Возле бани шла суета — рабочие долбили осиновые бревна, которыми предполагалось покрыть крышу, распилив эти бревна пополам и выдолбив середку. То была старинная норвежская технология, уже почти забытая.
Само собой, что эта баня вылетела мне в копеечку. Но я готов был потратиться, просто потому, что давно уже мечтал о такой бане.
Процессом строительства руководил крупнейший в мире спец по баням — бородатый мужик, выписанный мною из Архангельска. Впрочем, оплата его труда как раз была наименьшей из моих затрат на баню. Банный профи взял у меня по-божески, мне только пришлось обещать ему, что когда баня будет построена, я разрешу ему попариться в ней семь раз.
Оплата труда рабочих тоже не сильно истощила мой кошелек. Местные ладожские парни были рукасты и умелы, так что на строительство бани я бросил своих постоянных рабочих, которые до этого строили мне дом.
В моей бригаде было человек тридцать, я знал каждого из мужиков лично, даже бывал у каждого из них в гостях, ибо они все были из местных. Жены и дети рабочих тоже работали на меня, занимаясь садом. Так что этим мужикам я доверял, как себе, и оплачивал их труды вполне достойно, последнее при моем богатстве я мог себе позволить.
Что же до бани, то огромные суммы были потрачены на стройматериалы. Тот же сибирский кедр по весу стоил буквально дороже золота, осина, конечно, была подешевле, но тоже отнюдь не по цене пластика...
Алёнка мне весь мозг выела, когда я решил построить эту баню. Жена грозилась, что после постройки бани нам будет реально нечего жрать. Но у меня на это был железобетонный контраргумент — я хочу баню. И именно такую, самую крутую в всей Ингрии, а может и во всей Европе. А опасения жены по поводу голода были совершенно беспочвенны — мое поместье занимало площадь в пару гектар. И здесь у меня росли и картоха, и овес, и огурцы, и капуста, и лук, не говоря уже о многочисленных плодовых деревьях — от яблонь до вишен.
Кроме того, моя рыболовецкая компания приносила мне стабильный миллион рублей в месяц. Цены сейчас, конечно, выросли, в стране бушевала инфляция, но миллион все равно был суммой достойной. У меня было шестнадцать рыболовецких лодок, правда в последний месяц мне пришлось изменить условия найма рыбаков в худшую для меня сторону — мои рыбаки сбились в профсоюз и стали качать права. А рыбаки, у которых имелись собственные лодки, тем временем щемили меня на Ладоге и даже регулярно вторгались в мои воды. Если так пойдет и дальше — то на Ладожском озере скоро начнется натуральная осетровая война. Рыбаки-частники уже потихоньку поговаривали, что пора бы всем собраться и прогнать мой Нагибинский картель...
Но я был предельно спокоен. Я собирался добазариться с частниками в ближайшее же время и решить вопрос миром, а если начнется война за рыбу, и если я проиграю в ней — то в крайнем случае могу и сам сесть в лодку и начать ловить осетра. По крайней мере, вот голодная смерть моей семье точно не грозит, что бы там не болтала Алёнка.
Это уже не говоря о том, что мне до сих пор падали доходы с моей автобиографии «Крокодил: Последний Рюрикович», которая была переведена почти на все языки мира и отлично продавалась. А если станет совсем паршиво — то я всегда мог просто начать вести стримы в интернете, благо, моя популярность была такой, что я легко мог собрать миллион рублей за час стриминга.
Тупо сяду в своей новой бане, налью себе кваса и буду рассказывать байки про Крокодила и Либератора, прям в простыне, прям в перерывах между походами в парилку — и будет отличный душевный стрим, и донаты польются рекой. Народ такое во все времена обожает. Главное, чтобы стример умел красиво болтать и был бы харизматичным, а еще чтобы у него было полно удивительных историй — как раз мой случай...
— Ого, какие большие! — звонкий детский голосок прервал мои размышления.
Мой средний сын Всеслав пришел поглядеть на баню, а его удивление относилось к сибирским кедрам. Оно и понятно — таких громадных стволов мальчик ни разу в жизни еще не видел.
В окрестностях моего поместья росли только редкие березки, возвышавшиеся местами за забором. И с деревьями в мире все еще была напряженка. Лес, конечно, больше не жрали магократы, потому что и не было никаких магократов — магия ушла из мира пять лет назад. Но лес — это не то, что можно было восстановить за пару лет. Даже не смотря на тот факт, что почти все страны мира ввели жесткое природоохранное законодательство. Кроме того, отдельные мудаки, вроде меня, все еще пускали древесину на бани...
— Это сибирские, — ответил я сыну, потрепав Всеслава по головке.
— Вражеские? — азартно поинтересовался Всеслав.
Всеслав пошел в свою маму, в свои пять лет он уже был пухленьким.
— Почему вражеские?
— Твои телохранители сказали, папа, — признался Всеслав, ткнув пальчиком куда-то в сторону ворот.
На воротах у меня и правда торчали телохранители c автоматами, набранные из бывших финских бандитов и не менее бывших офицеров Охранного Отделения. Еще десяток человек даже постоянно патрулировали периметр моих немалых владений...
Ну а что поделать? Я был человеком, лишившим мир магии. И слишком многие желали мне смерти, до сих пор, хотя прошло уже пять лет.
— Больше слушай этих болтунов, — хохотнул я, — Им просто делать нехрен. Вот и чешут языками...
— Они говорят, будет война между нами и Сибирью! — не унимался Всеслав, — Говорят, сибиряки украли наш Дубравинский лес! Папа, ты пойдешь воевать за наш Дубравинский лес?
Дубравинский лес был огромным лесным массивом, к северу от Вологды, и стоил этот лес чуть меньше триллиона рублей, по новым ценам. Это был древний заповедник, раньше принадлежавший клану Дубравиных, а ныне захваченный какими-то сибирскими нуворишами, происходившими из купеческого сословия.