Во все Имперские. Том 12. Финал — страница 43 из 48

Ибо слово Крокодила — самое весомое в мире. Меня помнят. И уважают. Ну или презирают и боятся, как вы. Но это в конечном счете меня устраивает. Так что трижды подумайте, Буланов, прежде чем начинать войны. Как говорится, войны легко начинать, а закончить трудно. Я честно предпочел бы мир между всеми нашими республиками.

Но если вы все же решитесь начать войну — пеняйте на себя. Я всё сказал. Теперь берите мою сестрицу и проваливайте. Ну либо разорвите с ней помолвку. Тогда Таня может остаться.


Я замолчал, Михаил глядел на меня со смесью злобы и безразличия.

А вот Таня возмутилась:

— А какого лешего ты решаешь за кого мне выходить замуж, м, Нагибин?

Я махнул рукой:

— Господи, да выходи, за кого хочешь, Таня. Хоть за черта лысого. Вот только я во всем этом участвовать не намерен. И если хочешь приезжать ко мне в гости — делай это без муженька. Без этого муженька, по крайней мере. Кстати, что тебе Михаил обещал, если я поддержу его идею войны с Сибирью? Звание бригадного генерала?

— Ну ты и подонок, Нагибин!

Хлоп.

Таня влепила мне пощечину, потом решительно подошла к черному авто президента, гвардеец открыл Тане дверцу...

— Ого, — я хохотнул, — Глядите-ка. Любовницу президента уже обслуживают, как первую леди. Ну-ну.

Таня на миг замерла и вперила в меня свой взгляд, полный ярости.

— Кстати, — процедила девушка, — Я привезла тебе радостную новость, мудак. Шаманова выписывают! И завтра он тебе позвонит.

— Ага, буду ждать, — я пожал плечами.

Шаманов уже месяц был в клинике, лечился от алкоголизма.

На своей любимой вампирке он так и не женился, девушка отвергла его и предпочла выйти замуж за какого-то финского бандита из моих людей.

После этого Шаманов попытался повеситься, потом застрелиться, но его каждый раз чудом спасали. Затем Акалу ушел в запой, а для эскимосов это, как известно, особо губительно. В запое Шаманов и находился все последние годы, и все уговоры тут были бессильны...

Так что месяц назад мы с Таней посовещались и сунули Шаманова в дорогую питерскую клинику для алкашей и наркоманов.

Именно поэтому Акалу, когда-то моего лучшего друга, и не было сегодня с нами.

— И еще у меня для тебя подарочек, брат, — злобно продолжила Таня, — Давай, подарочек, вылезай на свет божий!

Таня почти что силком вытянула из президентского авто какое-то чудовище — оборванного белобрысого парня, заросшего грязными волосами и жидкой бородой...

Я сначала перепугался, ибо присмотревшись осознал, что этот парень — я сам...

Лишь через секунду до меня дошло — да это же Петя, мой брат-близнец!

— Ну ни фига себе.

Петю я не видел уже пять лет, с тех самых пор, как отправил его в Китай, еще когда в мире была магия...

Впрочем, мой брат мало изменился за прошедшие годы. Да, он был весь в рванине и давно не стригся, он сильно отощал, но сейчас в своей обычной аутичной манере разглядывал собственные ботинки.

На меня брат даже не глядел.

— Надеюсь ты примешь Петю, — бросила мне Таня, — Он же за Михаила Буланова замуж не выходит! Пока, братик.

Таня хлопнула дверцей так, как будто садилась не в президентское авто, а в маршрутку.

Я особо не переживал. Я слишком хорошо знал Таню, так что понимал, что уже завтра она вероятно мне позвонит, и мы помиримся, моя сестра была отходчивой.

— Ладно, — я кивнул Михаилу, — Руку я вам не пожму, уж простите. Но если был резок — тоже простите. И я надеюсь, что вы меня услышали. Мы оба друг друга услышали. И да — вы недостойны моей сестры. Тем не менее... Это её выбор. Так что совет да любовь, как говорится. Но если я узнаю, что вы обидели Таню — будут проблемы. Серьезные.

Михаил скривил рожу, потом улыбнулся мне через силу, а потом сел в авто следом за Таней.

И по этой президентской улыбке я догадался, что мне, пожалуй, надо усилить охрану. Или вообще переехать в Сибирь к Буранову, а то и на самом деле свергнуть Михаила.

В принципе мне были доступны все эти варианты, но я решил для начала ограничиться усилением охраны. Ибо лезть в политику мне откровенно не хотелось. Да, мне предлагали даже стать президентов Ингрии, еще пять лет назад, но я тогда отказался. Я был вне политики. Чем-то вроде Папы Римского, которого все уважают, но который никуда сам лично не лезет. И меня это устраивало. А переехать сейчас в Сибирь я никак не мог — у меня банька еще не достроена. И пока я в ней хоть разок не попарюсь — хрен я куда отсюда перееду...

Президентские авто тем временем уже развернулись и рванули прочь от моего поместья, увозя Буланова и Таню.

Так что на дороге теперь остался один Петя, продолжавший хмуро изучать свои ботинки...

— Ну здравствуй, брат, — я подошёл и протянул Пете руку.

Петя пожал её, а потом холодно сообщил:

— Я тебя предал. Пять лет назад...

— Я помню, Петя. Но зла не держу. С тех пор очень много всего навсегда утекло, как говорится. Видишь? Даже наша маленькая сестричка Таня повзрослела, хех. Что привело тебя ко мне?

— Китайцы, — мрачно доложил Петя, — Кто ж еще... Китай теперь независимый, и русских там бьют. А я, хоть и выучил китайский, но рожей не вышел. Так что мне пришлось сбежать.

Я кивнул. Я знал, что Китай уже как пять лет независимый, но этнические чистки против белых там начались лишь несколько месяцев назад, когда власть захватили армейские генералы-ханьцы, сбросившие сидевших до этого в Пекине триад.

— Что же ты делал все эти годы, брат?

— Пилюлями торговал, что же еще, — буркнул Петя

Слушавший наш разговор Словенов басовито всхохотнул:

— Пилюлями? Пилюли уже как пять лет не дают никакой магии, парень.

— Ну да, — согласился Петя, — Но, похоже, до китайцев это дошло только недавно... Люди же все еще верят в магию. Им трудно понять.

Мне вдруг стало любопытно.

— А как там Соколов? А Чен? Чумновского, которого я послал с вами пять лет назад, вы, конечно же, убили...

— Да, — Петя не стал отрицать, — Чумновского мы убили. А Соколова растерзала толпа китайцев, они приняли его за русского шпиона. Там вообще теперь все русские считаются шпионами. А Чена повесили неделю назад генералы. Они начали борьбу не только с иностранцами, но и с триадами. Вот при триадах было хорошо. Они русских не трогали... Я наверное должен попросить прощения, да? Мне правда некуда идти, Саша. Денег у меня нет. И я ничего не умею.

— Ладно, не беда.

Я обнял Петю, моя радость от встречи с братом была искренней.

— Подыщем тебе работку, — заверил я Петю, — И считай, что ты уже попросил прощения. Так что больше ни слова об этом. Только учти, что моя жена — из клана Чумновских. И ты в Китае убил её дядю. Так что если она захочет прогнать тебя...

— Я понимаю, — кивнул Петя.

— Но думаю, до этого не дойдет, — добавил я, — Моя жена тоже умеет прощать.

Петя в очередной раз аутично кивнул, как баран.

Естественно, ни о каком искреннем раскаянии с его стороны не могло быть и речи. Петя вряд ли вообще знал, что такое раскаяние.

Но бросить его я не мог. Как-никак, родная кровь. И она священна.

Я отлично отдавал себе отчет, что с Петей будут проблемы, но твердо решил попытаться принять брата в нашу большую семью.

— Ладно, — я хлопнул в ладоши, — Харе болтать. На стол уже наверняка накрыли, вас ждет барашек с французским вином. Чуйкин, ты наверняка не пьешь и не ешь мяса — но специально для тебя Аня напекла кучу пирогов. Добро пожаловать, друзья!

Мы все прошли через ворота, мои охранники тут же закрыли их.

Словенов немного задержался возле рунического камня, на котором стояла фигурка Крокодила, та самая, из кургана Рюрика.

Мой наставник впервые видел её, до этого он еще ни разу не был у меня в гостях. Так что Словенов хохотнул и ткнул в каменного ящера пальцем:

— Ну и как тебе, Нагибин? Понял теперь, что такое Крокодил?

— Вполне, — ответил я, — Но Крокодил теперь на пенсии, Глеб Львович.

— Крокодил заслужил это, — серьезно кивнул Словенов.

***

Я отправил гостей располагаться за уже накрытым на лугу перед домом столом, а сам отправился в моё поместье — громадный трехэтажный терем.

Терем был бревенчатым, из карельской сосны. Эта сосна мне досталась бесплатно — новый Старший клана Кабаневичей Павел Павлович просто подарил мне деревья из Карельских заказников, принадлежавших кабанчикам.

А я за это замолвил за Павла Павловича пару словечек еще прошлому президенту Ингрии Меченосцеву. И таким образом выбил лучшие условия и налоговые льготы для транспортной компании Кабаневичей.

Это было еще пять лет назад, сразу после падения Либератора. Тогда в Империи наступили своего рода «девяностые», экономика агрессивно перестраивалась, и каждый клан хотел откусить себе побольше в этом новом мире без магии.

АРИСТО утратили свой дар, но не утратили дерзости и жажды власти. Хотя Меченосцев нормально так прессовал бывших магократов, отобрав у них все их бывшие привилегии.

Вот только теперь президентом стал Михаил Буланов, а его Консервативная партия как раз пыталась устроить магократический реванш и вернуть бывшим АРИСТО все их права превосходства. Однако я был уверен, что у Михаила ни фига не выйдет, магии-то больше нет. А если подонок еще и развяжет войну с Сибирью — то до следующих выборов ему точно не дожить. Президент Сибирской республики Буранов был человеком суровым, было ясно, что он церемониться не станет...

Внутри моего громадного терема, стены и крыша которого были украшены витиеватой резьбой под русскую старину, как и всегда, пахло хвоей и деревом. А еще тут было тепло, даже жарко. Несмотря на уже бушевавший вовсю май, Алёнка требовала, чтобы печи все еще топили.

Я поднялся на третий этаж, прошел по коридору к двери в его конце и постучал.

То были покои Алёнки, и входить сюда без стука мне не дозволялось.

Из-за двери слышался монотонный звонкий голос Алёнки, девушка читала древнюю сагу, размеренно, как молитву: