А вдруг свиток окажется ценным? Надо бы сделать копию и отдать ее переводчику, а оригинал оставить у себя.
Монти поднялся, подошел к принтеру и включил его. Действуя очень осторожно, он развернул первую половину свитка, разложил на стекле, прикрыл крышкой, затем нажал кнопку «один». Лист бумаги съехал в лоток.
Ну-ка посмотрим, как там с четкостью изображения. Монти взял листок в руки и обнаружил, что на бумаге не отпечаталось ни слова – только несколько клякс.
Бред какой-то. Попробуем еще разок. И снова почти чистый лист. Монти проверил наличие бумаги, чернила, настройки и запустил аппарат в третий раз. Опять ничего.
Может, что-то не так с машиной? Монти вытащил свиток и положил на его место старое письмо от клиента.
Отлично, каждая буковка как новенькая. С аппаратом все в порядке. Ладно, в конце концов, у него же есть мобильный с вполне приличной камерой. Цифровой, понятное дело, так что результат будет виден сразу. А потом, если понадобится, можно перебросить на компьютер и распечатать.
Монти сфотографировал письмо от клиента и полюбовался результатом на экране. Идеальное фото. Прижав концы свитка двумя книгами, чтобы распрямить его, он сделал снимок. В видоискателе все тоже выглядело идеально: каждая строчка и клякса на месте. Монти навел камеру так, чтобы свиток попал в кадр целиком, и щелкнул раз, другой, третий. Сам пергамент неизменно выходил прекрасно – даже тени, которые отбрасывали загнутые или оторванные края. Но ни единой буквы на снимках не было.
Монти поморгал и потер глаза. Как это вообще возможно? Что он делает не так?
Он все сидел, уставившись на свиток, когда раздался звонок в дверь. С ума сойти, подумал он. Нет, конечно, есть любители редких книг или гравюр, которые заявляются в магазин на ночь глядя. Кто-то не может днем уйти с работы. Кто-то хочет изучить предмет в приватной обстановке, чтобы ему не мешали. Это понятно. Но такие клиенты всегда договариваются заранее. Или он просто забыл, что кому-то из них назначено?
Снова звонок. Монти спрятал свиток назад в жестянку – подальше от посторонних глаз – и пошел открывать. Сквозь стеклянную дверь он увидел на пороге старика – сутулого, седого, с лицом, изборожденным морщинами, то ли от возраста, то ли от печали. Рядом стояла девочка лет восьми со светлым, чистым лицом и пушистыми волосами: золотистые, в свете лампы они казались нимбом. Девочка внимательно разглядывала Монти через стекло.
Он открыл дверь.
– Чем могу служить? – спросил он.
Девочка застенчиво улыбнулась и придвинулась поближе к дедушке, или кем он ей приходился.
– Добрый вечер, сэр, – произнес старик. – Меня зовут Джадсон Гарретт. Я коллекционирую редкие книги и рукописи. Если не ошибаюсь, к вам только что поступили книги из собрания Гревилла. Я пришел по адресу?
– Да, конечно, – ответил Монти. – Но они только что получены. В каталог еще не вносились, цены пока не назначены. Книги в очень хорошем состоянии. Сказать по правде, многие, похоже, ни разу не открывали.
Гарретт улыбнулся, но его темные глаза смотрели с грустью.
– Боюсь, такое нередко случается с книгами. Старая кожа, тонкая бумага – все это прекрасно, но ведь главное в книге – слова. Слово – вот истинное сокровище ума и сердца.
Монти шагнул назад, придерживая дверь и впуская посетителей:
– Заходите. Обсудим, что можно сделать.
– Благодарю.
Гарретт вошел в магазин; девочка не отставала от него ни на шаг. Монти запер дверь и повел посетителей в кабинет Роджера Уильямса, где решались все деловые вопросы. Там он зажег лампу. В ее свете книжные полки и мягкие кресла излучали тепло и уют.
– Присаживайтесь, мистер Гарретт. Расскажите о своих пожеланиях, и я передам их мистеру Уильямсу. Мы узнаем, что именно к нам поступило, и уже тогда поговорим о ценах.
Но старик не стал садиться. Он застыл в дверях, девочка по-прежнему держала его за руку. На лице Гарретта, остававшемся в тени, лежал отпечаток усталости, словно старик проделал долгий путь без сна и отдыха.
– Меня интересует лишь один предмет, – негромко произнес он. – Все прочие мне безразличны, делайте с ними что заблагорассудится.
– Правда? – Монти был удивлен. Ничего особо ценного он не заметил. – И что же это?
Взгляд старика точно был прикован к чему-то бесконечно далекому, к иному миру или прошлому – к тому, что выходило за пределы разумения Монти.
– Свиток, – наконец ответил он. – Очень старый. Скорее всего, завернутый во что-нибудь для сохранности. С арамейским текстом.
У Монти мороз прошел по коже, будто от ледяного прикосновения. Девочка не сводила с него своих ясных, небесно-голубых глаз. Казалось, она совсем не моргает.
Сперва Монти решил соврать, сказать, что он слыхом не слыхивал ни о каком свитке. Но старик явно все знал. Врать было бы глупо, а может быть, даже опасно. Монти набрал в легкие побольше воздуха.
– Я не имею права продавать свиток, мистер Гарретт, но передам ваше пожелание мистеру Уильямсу, как только он будет здесь. Не могли бы вы оставить свой номер телефона или электронный адрес?
– Я вернусь, мистер Данфорт, – объявил старик. – Прошу не продавать свиток никому, пока я не предложу свою цену.
Он в упор смотрел на Монти: темные, почти черные глаза на непроницаемом лице.
Девочка потянула старика за руку, вцепившись в нее, казалось, еще крепче.
– Ценность свитка очень высока, – продолжил тот. – Надеюсь, вы понимаете это?
– О нем еще никто не знает, – заверил Гарретта Монти. – Свиток не попал в опись, я наткнулся на него… буквально полчаса назад. Могу я поинтересоваться, откуда вам известно о нем?
На лице старика мелькнула тень улыбки и тут же исчезла. Монти так и не понял, что она выражала: радость или сожаление.
– Многие знают, что свиток здесь, – совсем тихо проговорил старик. – Они будут приходить сюда и предлагать вам разное… деньги, и не только. Будьте осторожны со свитком, мистер Данфорт, предельно осторожны. Он таит в себе силу, с которой вам лучше не иметь дела.
Монти снова ощутил ледяное прикосновение. Озноб пробрал его до костей.
– И что же это за сила? – хрипло спросил он.
Старик хотел было ответить, но девочка снова вцепилась в его руку, и вместо ответа он просто вздохнул. Он все смотрел и смотрел на Монти, как человек, хорошо знающий, что такое зло и что такое страдание.
– Будьте осторожны, мистер Данфорт, – повторил старик. – Вы взяли на себя опасную ношу. Возможно, это было единственным достойным выбором. Тут я вас понимаю. Но это тяжкое бремя. То, что вы держите в руках, таит в себе разрушение и обман. Не предпринимайте ничего, пока хорошенько не подумаете.
У Монти комок застрял в горле. Шумно сглотнув, он спросил:
– А как мне найти вас, мистер Гарретт?
– Не нужно меня искать. Я сам приду.
Раздраженно стряхнув руку девочки, старик распахнул дверь и вышел из кабинета.
Монти пошел вслед за ним ко входу в магазин. Встав в дверях, он проводил взглядом старика и ребенка, семенившего за ним по пятам. Снаружи было довольно темно, ближайший фонарь не горел – видно, сломался. Когда Монти снова вгляделся в темноту, он никого не увидел.
Монти запер дверь на щеколду и на засов, а затем направился к себе в подсобку. Там он открыл жестянку и извлек свиток. Такой мягкий на ощупь, почти теплый. Неужели и вправду древний, как говорит старик? Арамейский? Из времен Христа, получается?
Если так и есть, тут может крыться много чего, реального и воображаемого. Как манускрипт очутился у Гревиллов? Выходит, они в своих путешествиях наткнулись на что-то вроде свитков Мертвого моря?
Да нет, скорее всего, им подсунули подделку. Интересно, сложно ли такое изготовить. Можно ведь не возиться – просто всучить покупателю старый свиток. А на самом деле там будут указания, как построить дом, или список грузов, отправленных из одного порта в другой. Таких древних деловых документов сохранилось множество, как и домашней глиняной утвари – куда больше, чем ваз с орнаментом или изображений богов.
Монти развернул свиток под лампой и придавил оба конца к столу. Не такой уж длинный текст, тысяча слов или чуть больше. Для списка товаров многовато. Но ни рисунков, ни схем нет – вряд ли это какой-то план.
Он внимательно рассматривал свиток в поисках повторяющихся элементов, чего-нибудь, способного подтолкнуть к разгадке. Алфавит еврейский – с ним Монти немного знаком, а язык, как сказал Гарретт, арамейский.
Монти сам не понимал, зачем он разглядывает свиток, ведь ему в жизни не разобрать эти письмена. И все же он не мог оторваться от рукописи. Вдруг кто-то, живший в бурную эпоху Христа, изо всех сил пытается докричаться до него через этот свиток? Вдруг здесь запечатлена история власти и жертвенности, агонии и воскресения?
Или это все-таки квитанция из прачечной, уцелевшая только потому, что никому не понадобилось ее красть?
Воображение Монти рисовало красочные картины – люди в длинных одеяниях и сандалиях, пыльные дороги, шепот в темноте, кровь и боль.
Лампа вдруг мигнула. Неподвижные тени в углах зашевелились, заволновались и снова встали на место. Монти приготовился к тому, что сейчас кто-нибудь появится из воздуха, что тьма сгустится и обретет зримые очертания. Кто же? Мефистофель, приходящий за легкой добычей – Фаустом? И что он предложит? Запретное знание?
– Хватит уже глупить, – сказал Монти сам себе вслух. – Просто перебои с электричеством. Лучше проверь, не вырубился ли компьютер.
У Монти всегда было буйное воображение, он словно чувствовал присутствие темных сил. Его истории о привидениях славились в кругу друзей. Некоторые даже любили Монти именно за это. Укол страха, быстрый выплеск адреналина – такое людям обычно нравится.
Лучший друг Монти, Хэнк Сэвидж, здравомыслящий ученый, все время поддразнивал его. Но и Хэнк признавал, что зло существует, просто не видел в нем ничего сверхъестественного. Мол, нет ни ангелов, ни дьявола – есть только люди. Среди них встречаются впечатлительные натуры и любители винить других в собственных ошибках. А кого же еще винить, как не дьявола?