Монти снова сглотнул.
– Цену назначаю не я, ваше преосвященство, но, думаю, мистер Уильямс установит ее самым справедливым образом. Насколько мне известно, иначе и не бывает.
– И никаких аукционов, мистер Данфорт, – мрачно произнес епископ. Всю его улыбчивость внезапно как ветром сдуло, будто туча закрыла солнце. – Не совершайте крайне опасной ошибки, последствий которой, боюсь, вы даже представить себе не можете, несмотря на живое воображение.
– Я передам ваши слова мистеру Уильямсу, – пообещал Монти, но прозвучало это не так веско, как ему хотелось бы.
– У меня такое чувство, мистер Данфорт, что я не единственный, кто явится к вам за свитком, – заметил епископ. – Заклинаю вас всей своей властью: не продавайте его никому, как бы вас к этому ни побуждали.
И тут Монти разозлился:
– Не знаю, на что вы намекаете, ваше преосвященство. Как будто мне сплошь и рядом взятки предлагают. Может, в ваших кругах так и заведено, но уж точно не в нашем магазине. У нас подкуп не работает, и запугивание тоже.
Едва Монти произнес все это, как им овладел удушающий страх. От ужаса его даже стало потряхивать.
– Я вас не запугиваю, мистер Данфорт. – Епископ понизил голос, перейдя почти на шепот. – Я вас предупреждаю. Вы столкнулись с силой настолько древней, что начало ее для вас непостижимо, а конец не снился вам в самых зловещих кошмарах. Вы неглупы, так не совершайте же глупостей под действием невежества и гордыни.
С этими словами он развернулся и, не утруждая себя дальнейшими объяснениями, вышел из магазина. Ни одна половица не скрипнула под его ногами, не щелкнула ручка входной двери.
Монти застыл как вкопанный – просто не мог двигаться. Воображение рисовало картины одна кошмарнее другой; его кидало то в жар, то в холод. То, что свиток нельзя скопировать, – это, конечно, удивительно, но, говоря о его силе, епископ явно имел в виду что-то посерьезнее. Кто его создал и когда? Это древность или современная подделка? Манускрипт определенно скрывает какую-то страшную тайну, и тут явно не обошлось без Церкви. Может, дело в простой алчности? Про несметные богатства Католической церкви чего только не пишут. Или тут замешан личный грешок какой-нибудь важной церковной особы? А то и крупное преступление. Сейчас такого полным-полно. Подкуп, насилие или, хуже того, убийство? Или нападки на принципы, которые никто не дерзает оспаривать, даже ставить под сомнение?
В голове у Монти крутились вопросы и предположения – и все они наводили ужас.
Наконец Монти поднялся. Ноги совсем затекли и слушались с трудом. Он подошел к телефону и набрал номер Роджера Уильямса. Двадцать гудков – ответа нет. Монти повесил трубку, вызвал молодого человека, который открывал магазин в отсутствие Роджера, и предупредил, что завтра на работу не выйдет.
Монти вел машину к деревне, где жил Уильямс. В этот ранний час на дорогах было пустынно, и в окрестностях Кембриджа, залитых утренним солнцем, царила тишина. По обеим сторонам тянулись безмятежные поля. Здешние равнины почти целиком были заняты под сельские угодья; там и сям овцы, низко склонив голову, пощипывали траву.
Монти прокручивал в голове свой будущий разговор с Роджером. Как описать ощущение зла, которое исходило от старика, а еще больше от епископа – такого доброжелательного и страшного одновременно? А может, он, Монти, все это напридумывал? И с техникой он вечно не в ладах, вот и не смог сделать копию.
Но ведь и Хэнк не смог. Ладно, положим, Хэнк иногда бывает рассеянным, юморок у него холодноватый и вообще своеобразный. Но с техникой-то он дружит, да и неучем его не назовешь.
Впереди простиралось поле с колосьями. А рядом Монти вдруг заметил такое, от чего волосы на голове зашевелились. Жирная темная земля была усеяна человеческими черепами – словно многотысячное войско полегло здесь и осталось гнить, как вечное напоминание о смерти.
Пальцы Монти соскользнули с руля, машина покатилась в сторону, развернулась и остановилась в каком-то футе от края канавы. Еще полтора десятка дюймов – и прощай, передний мост! Монти жадно хватал ртом воздух и трясся, обливаясь потом.
Он с трудом заставил себя взглянуть на поле. Над землей, словно маленькие курганчики среди сорняков, торчали корешки турнепса. Очень похоже на черепа.
Что это за видение, ради всего святого? Воображаемый Армагеддон?
Монти дал задний ход и очень осторожно выбрался на обочину. Его все еще потряхивало, и он посидел, приходя в себя, а потом двинулся дальше. Ехать оставалось всего милю пути. Монти подкатил к самому дому, заглушил мотор, неуклюже выбрался из машины – озноб все еще не проходил – и позвонил в дверь. Ни звука. В обычное время Монти подождал бы возвращения Роджера в ближайшем пабе, за чашечкой кофе или кружкой пива. Но дело не терпело отлагательств. Монти подергал дверь: не заперто.
Внутри стоял резкий запах дыма, будто Роджер спалил сковородку вместе с едой.
– Роджер! – позвал Монти, стоя у подножия лестницы.
Никто не ответил. Полный дурных предчувствий, Монти потопал вверх. Наверное, Роджер болен серьезнее, чем предполагалось. Монти постучал в дверь спальни и, не дождавшись ответа, толкнул ее.
Он отступил на шаг и, задохнувшись от ужаса, прикрыл рот рукой. Теперь понятно, почему никто не отвечал на стук. Тело Роджера – точнее, то, что от него осталось, – покоилось на обугленной постели, окостенелое и черное. Возле полусгоревшей кровати лежал опаленный коврик. Вся комната была покрыта сажей и копотью, словно по ней промчался огненный вихрь, который сжег все на своем пути и унесся прочь.
Чуть ли не на ощупь Монти пробрался по лестнице вниз, к телефону, и вызвал полицию.
Полицейские из ближайшего городка прибыли через двадцать минут и попросили Монти не покидать дома.
Лишь через два часа или около того угрюмый сержант сообщил ему, что это, по всей вероятности, умышленный поджог. Огонь распространился моментально, шансов у Роджера не было. Монти задали кучу вопросов: о книжном магазине, о личной жизни Роджера, о том, что он делал и где был накануне. К большому облегчению Монти, оказалось, что он помнит все.
После допроса Монти с разрешения полицейских вернулся в Кембридж и поехал к адвокату Роджера – сообщить о смерти и выяснить, что теперь делать с магазином. Монти был ошеломлен, раздавлен горем и не мог толком ни о чем думать, даже о собственном будущем.
– Боюсь, теперь это ваш крест, мистер Данфорт, – мрачно сообщил адвокат Инглз. – Из родственников у мистера Уильямса есть только племянница в Австралии. Я попробую с ней связаться, но, как говорил он сам, эта молодая дама – путешественница или что-то вроде того. Видимо, понадобится время, чтобы выйти на нее и получить распоряжения. Между тем мистер Уильямс завещал свое дело именно вам. Он беседовал с вами об этом?
Монти помотал головой.
– О, простите, – сказал адвокат. – По вашему лицу ясно, что нет. Приношу извинения. Но, увы, я ничего не могу поделать.
Монти охватило смятение. А как же свиток? Получается, теперь он сам должен решать, продавать манускрипт или нет.
– Когда вы сможете найти эту женщину? – с отчаянием в голосе спросил он. – Сколько нужно времени? Может, полиция Австралии ее разыщет? Или еще кто-нибудь? Ведь где-то она числится? Есть телефон, электронный адрес? Ну хоть что-то!
– Осмелюсь предположить, что на ее поиски уйдет несколько недель, мистер Данфорт, – мягко ответил Инглз. – А пока вот вам совет: просто ведите свой бизнес, как раньше.
Монти показалось, что вокруг него рушатся стены, одна за другой. Он стоит на виду у всех, противостоя жестокости и мраку. И никто его не защитит.
– Да нет же, вы не понимаете! – В голосе Монти звучали нотки истерики, но он никак не мог совладать с собой. – В последней коробке был древний свиток, и его хотят купить двое. А я понятия не имею, сколько он стоит и кому его продавать!
Брови адвоката удивленно поползли вверх:
– Почему бы вам не пригласить эксперта?
– Да нет же, я не могу… Оба покупателя приписывают свитку что-то такое… Я не знаю, что это… это…
– Вы расстроены, мистер Данфорт, – сочувственно проговорил Инглз. – Смерть Роджера опечалила вас, и это понятно. Уверен, вам нужно просто поразмыслить денек-другой и хорошенько выспаться: тогда вы поймете, что делать. Вы же знаете, Роджер был о вас очень высокого мнения.
В другое время Монти оказался бы на седьмом небе от счастья, услышь он такое. А сейчас ему стало только хуже. На лице Инглза отчетливо читалось: «Ну и лопух этот Данфорт!» Адвокат явно не мог взять в толк, за что Роджер так ценил этого недотепу.
– На свиток претендует Церковь, – объявил Монти.
– Вот и отлично. Пусть беспристрастный оценщик определит его стоимость, и вы сможете продать свиток Церкви по указанной им цене, – вставая, предложил адвокат.
Как же все объяснить ему, рассказать о мощи, которая исходила от старика, о странном выражении лица, о взгляде… Забыть всего этого Монти не мог, но и выразить словами не сумел бы. С какого конца ни начни, получается нескладица.
– Я приглашу оценщика.
Он не смог выдавить из себя ничего более вразумительного.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Инглз. – Буду ждать известий от вас.
Дома Монти оказался совсем поздно: весь день пришлось заниматься делами магазина. Нужно было переворошить кучу бумаг, получить доступ к счетам и все такое – тоска смертная, но деваться некуда.
Вечером он отправился в любимый паб, чтобы поужинать в знакомой, душевной обстановке. Хотел позвать с собой Хэнка, но дома его не оказалось, а на звонки он не отвечал. Пришлось ужинать в одиночку.
Он заказал королевский ужин: свежеиспеченный пирог с бужениной, остренькие, сладкие помидоры, домашние маринованные огурцы, овсяные лепешки с сыром кайрфилли и бокал сидра. И проглотил все это, почти не почувствовав вкуса.
Вечернее солнце золотило речной берег. За большими окнами ветви деревьев лениво подрагивали от слабого ветерка. Монти любовался закатом и вдруг увидел человека, идущего от прибрежной тропинки. Человек шагал по траве в сторону паба и при этом, казалось, излучал сияние. Его окружало что-то вроде нимба.