– Тебе там не слишком одиноко? – спросил я.
– Одиноко ли мне? – удивилась мама. – Дон, мне стало одиноко с тех пор, как ты уехал. Мы с отцом оба были одиноки. Ничего страшного. – Что-то снова порвалось. – У твоего отца целая уйма книг. Даже не сосчитать.
Тут я догадался, откуда этот звук. Скотч. Мама заклеивала коробки с отцовскими книгами, чтобы отправить на библиотечную ярмарку, в которой участвовала дважды в год. В этом была ее отдушина.
Множество вопросов вертелось у меня на языке. Я хотел спросить, почему она вышла замуж за отца. Почему они не развелись. И что могло значить последнее папино слово: «Удивил».
И конечно, я хотел задать ей самый главный вопрос: знала ли она отца? Знал ли его на самом деле хоть кто-нибудь?
Но мама прервала ход моих мыслей.
– Ну что, – сказала она, отрывая очередной кусок скотча. – Во вторник, договорились? Не опаздывай!
В похоронном зале, где проходило прощание, я стоял в уголке. Гроб был открыт, и несмотря на то что я виделся с отцом за три недели до смерти и знал, как он исхудал, я никак не находил в себе сил подойти к телу. По словам мамы, в похоронном бюро его «прихорошили», и он, должно быть, выглядел умиротворенно, или как там еще принято говорить в подобных случаях. Я был уверен, что отец бы этого не оценил. Все мероприятие казалось досадной ошибкой. Подумать только, мой старик в гробу, наряженный в костюм с галстуком, которых ни разу в жизни не надевал. Он был все равно что голым, беззащитным.
И мертвым. Вне всякого сомнения, мертвым.
Как бы я ни пытался укрыться в углу, меня все равно находили родственники – двоюродные братья и сестры, тетушки, дядюшки, – а также знакомые матери. Они пожимали мне руку, чмокали в щеки, обнимали и всячески со мной сюсюкались. Еще бы – я был единственным ребенком в семье и потерял отца. Мама стояла у гроба и принимала соболезнования, изредка улыбаясь.
Все закончилось.
Когда ко мне подошел этот человек, я сперва принял его за очередного маминого приятеля – кого-то из прихода или местной школы. Вот только он не был похож на других маминых знакомцев. Маленький, кругленький, едва ли больше пяти футов ростом и примерно столько же в ширину. На нем был коричневый пиджак с потертыми рукавами и воротником, а некогда белая рубашка выглядела тускло-серой.
– Вы, должно быть, сын покойного, – обратился он ко мне и протянул руку. – Сожалею о вашей утрате.
Говорил он с едва заметным акцентом, присущим жителям восточного побережья.
– Он самый, – ответил я и, как и в предыдущих случаях, притворился, что узнал его. – Спасибо, что пришли.
Человечек улыбнулся.
– Гадаете, кто я такой? – спросил он.
– Нет, то есть… по правде говоря, здесь столько родственников, что всех и не упомнишь.
– Я вам не родственник, – сказал он, – и даже не друг.
– Что значит «не друг»?
Незнакомец продолжал улыбаться.
– Пока мы с вами не подружились, но надеюсь, вскоре подружимся.
Он оглянулся по сторонам, будто опасаясь, что нас могут подслушивать. Похоронный зал понемногу пустел. Лишь несколько человек задержались, чтобы поговорить с мамой. Отец, разумеется, тоже никуда не делся.
Пошарив в кармане, человечек выудил слегка помятую визитку и протянул мне. Я ее не принял.
– Вы юрист? – спросил я. – Мама уже обо всем договорилась.
– Просто взгляните на карточку. – Он приблизился и буквально сунул визитку мне в руку.
Я взял ее и прочитал: «Лу Каледония, торговец редкими книгами».
Адрес был мне знаком. Я помнил этот маленький, тесный магазинчик и однажды, много лет назад, даже заходил внутрь из любопытства. Там продавалась популярная литература – криминальные романы, детективы, мужские журналы. Я такого не читал, поэтому больше туда не возвращался.
– Вы знали отца? – спросил я.
– Хотел свести знакомство, – ответил Лу Каледония, – однако это желание не было взаимным.
Тут до меня дошло.
– Собираетесь предложить сделку? Весьма бестактно с вашей стороны. Ведь это церемония прощания с отцом. Если желаете купить его книги, позвоните через неделю.
Лу Каледония обиделся. Улыбка сошла с его лица, и казалось, он был готов расплакаться.
– Умоляю, – произнес он. – Вы неверно меня поняли. Я не из таких. Простите, если чем-то оскорбил вас или вашу семью. Позвольте откланяться.
Выставив ладони в жесте извинения, он попятился.
Что-то заставило меня остановить его. Быть может, то, что он поспешил ретироваться, и при этом вид у него был как у побитого пса. А может, мне просто стало любопытно, чего же хотел этот человек от моего отца.
– Постойте, – сказал я. – Я на вас не сержусь.
Лу остановился и просиял.
– Вижу, вы джентльмен. – И он снова подошел ко мне. – Вы правы, я не должен использовать столь печальный повод в деловых целях, но поймите, для меня это чрезвычайно важно. Я неоднократно обращался к вашему отцу, прежде чем… в общем, раньше, но он всегда отвечал категорическим отказом.
– Почему?
– Вы не можете сейчас оставить мать и родных, я и не прошу вас об этом, – заявил Лу Каледония, указывая на свою карточку, – но окажите мне любезность и загляните на минутку в мой магазин, когда закончатся траурные мероприятия. Поговорим там. Хорошо?
Я вновь бросил взгляд на визитку. Магазин был как раз по пути из города.
– Ладно, – согласился я. – Похороны завтра, а послезавтра я уезжаю. Заеду к вам по дороге.
Лу тут же зажмурился и замотал головой, да так, что даже складки на шее заколыхались. С закрытыми глазами он был похож на буддийского монаха.
– Сегодня, – произнес он. – Приходите сегодня.
– Сегодня не получится. Не могу оставить маму. Вся родня ночует у нас. Да и время уже позднее, восемь вечера.
– Я всю ночь буду в магазине, – настойчиво сказал Лу. – Умоляю, приходите. – И побрел к выходу.
– Да в чем вообще дело?
Ничего не ответив, книготорговец вышел, и последним, что я увидел, был его мелькнувший в дверях зад в потертых и выцветших вельветовых брюках.
– Ты когда-нибудь встречала того мужчину, с которым я говорил в похоронном бюро? – спросил я маму.
Мы ужинали на кухне. Был десятый час вечера, и мы успели порядком проголодаться. Кто-то любезно оставил нам целый противень лазаньи, и мама разогрела ее в духовке. Мы оба любили хорошенько поесть, и я приступил к вопросам только после того, как одолел первую порцию и принялся за вторую.
– Какого мужчину? Там было полно народу. Куда больше, чем я ожидала.
– Его зовут Лу Каледония, – ответил я. – Он пришел под конец.
– Лу Каледония? – нараспев произнесла мама и покачала головой. – Никогда о нем не слышала. Уж такое имя я бы запомнила. Откуда он знал твоего отца?
– Не уверен, что они были знакомы.
– Как так?
– Лу – хозяин книжного магазина в даунтауне. Торгует подержанными книгами.
Мама прекратила жевать и вытерла губы салфеткой.
– Тогда понятно. Дело в книгах. Ох уж эти книги. Знаешь, сколько коробок я собрала, пока твой отец болел? Заметив это, он впал в настоящую ярость.
– В ярость? Он же был прикован к постели.
– Узнав, чем я занимаюсь, он столкнул со столика стакан с водой и произнес: «Прекрати». Только одно слово, но я поняла, о чем он. Хотел, чтобы я не трогала его книги, хотя там еще было навалом. В этом вы с ним похожи. Оба одержимы книгами.
– Ну, сравнила, – обиделся я.
– А что, – возмутилась мама, – разве я не права? У вас обоих нездоровый интерес к литературе. Отец весь дом завалил книгами, да и ты скоро его догонишь – я же была у тебя в Кентукки!
– Я преподаю литературу, – взвился я. – Посвятил этому всю свою жизнь. А отец читал всякий ширпотреб. В отличие от него, я… – И чуть было не сказал «ученый».
Кого я хотел обмануть? Моя степень и мои статьи о литературе не делали меня ученым. По правде говоря, мой вклад в образование и культуру был ничтожным.
– Кто? – спросила мама.
– Забудь.
Мама отставила тарелку и взяла меня за руку. Ее кожа была мягкой и гладкой, но я заметил на ней несколько возрастных бляшек. Обручальное кольцо мама не сняла.
– Как жизнь в Кентукки? – спросила она.
– Работаю не покладая рук.
– Ты с кем-нибудь встречался после Ребекки?
– Нет, – ответил я.
– А я как-то раз тебе звонила, в субботу утром, и мне ответила девушка.
– Мама, не начинай.
– Судя по голосу – молоденькая. Если не ошибаюсь, сказала, что ты в ду́ше.
– Мама, прекрати.
– Я волнуюсь. Ты ведь мой единственный ребенок. Не хочу, чтобы ты был одинок. Тебе уже сорок. Пора бы и детьми обзавестись… Не каждая женщина захочет жить в доме, доверху заваленном книгами. Что ты оставишь после себя, если у тебя не будет семьи? Вот у нас с отцом был ты.
– Мама, у меня есть работа. И она приносит плоды.
Она кивнула:
– Понимаю. Статьи, лекции.
– Я учу студентов, – упирался я. – Оставляю в их жизни след.
Мама улыбнулась. По лукавому выражению ее лица я понял, что она собирается меня подколоть, и не ошибся.
– Бьюсь об заклад, ты неплохо наследил в жизни той девушки, что ответила на мой звонок.
– Мама, как тебе не стыдно?!
Она расхохоталась, да и сам я не смог удержаться от смеха.
– Я выйду ненадолго, – сказал я.
Мама взглянула на часы.
– Хочешь повидать старых друзей?
– Нет, заглянуть в магазин Лу Каледонии.
– Это еще зачем? – Она поднялась, чтобы помыть посуду.
– Мистер Каледония хотел со мной поговорить, – ответил я. – Кажется, он знает что-то интересное об отце.
– Сынок, что он может знать, кроме того, что твой отец любил сидеть в кресле и читать куда больше, чем работать? Какие у него могли быть секреты? Уже десятый час, нам завтра рано вставать. Вдруг этот Лу – псих? Или маньяк-убийца?
– Маньяк-убийца? – удивился я. – Он больше похож на хоббита.
– На кого?
– Не важно. – Я поставил тарелку в раковину. – Он простой торговец подержанными книгами. Ничего не случится, если я с ним поговорю.