– Даже не знаю, – поделился я с Гарри, которого на самом деле звали Ахмедом или вроде того. – Денек и так выдался странным.
Он не отступал, я взял у него сигарету и пару раз пыхнул, не затягиваясь. Гарри это не устроило, он снова прибегнул к жестам и не успокоился, пока я не втянул дым глубоко в легкие. К нам присоединился еще один официант; настала его очередь затягиваться. Потом сигарета перешла к Гарри. Потом снова ко мне. Я думал, меня начнет подташнивать, но обошлось. Мои треволнения словно улеглись, ну или, по крайней мере, показались преодолимыми. Только мы докурили косячок, как Гарри достал откуда-то маленький целлофановый пакетик с непонятным коричневым комком внутри. Он хотел выручить за него двести франков, но я пожал плечами в знак того, что у меня с собой нет таких денег. Тогда он сунул пакетик в карман моего пиджака и похлопал по нему, жестами показывая, что заплатить можно и потом.
Затем мы умолкли – в переулке появились двое, которые либо не заметили присутствия зрителей, либо не смущались им. Женщина присела на корточки перед мужчиной и расстегнула молнию на его брюках. Во время моих ночных прогулок по городу мне встречалось немало проституток – некоторые пытались меня завлечь, – и вот передо мной еще одна, занятая тяжким трудом, тогда как ее нетрезвый клиент прикладывается к бутылке водки.
И тут меня осенило.
«Попутчица»…
Потрясенный, я прижал руку ко лбу. Мои случайные товарищи дружно сделали шаг назад, к кухне, видимо опасаясь, что меня стошнит.
– Нет, – еле-слышно прошептал я. – Быть не может. – Гарри посматривал на меня, и я одарил его ответным взглядом. – Ее не существует, – объяснил я ему. – Не существует.
Произнеся это, я начал пробираться обратно, ко входу в переулок, и чуть не споткнулся о женщину, обслуживающую клиента. Тот обругал меня, я в ответ тоже выругался и едва не остановился, чтобы врезать ему. Когда я искал хоть какого-нибудь спокойствия в полутемном «Шекспире», моя голова шла кругом не от алкоголя или травки.
А от послания Бенджамина Терка…
Когда я следующим утром отпирал двери магазина, мистер Уитмен крикнул сверху, что мне звонят.
– И кстати, как все прошло с Беном Терком?
– У меня есть список книг, которые он хочет продать, – ответил я, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Интересный он персонаж. Ну да ладно, ступайте поговорите со своей подругой…
На проводе была Шарлотта. Она устроилась работать в театральную кассу и звонила прямо оттуда.
– Надо же мне как-то время коротать. Здесь без тебя так ску-у-учно!
Я нагнулся, чтобы почесать свежие укусы повыше лодыжки. Листок от Терка лежал, сложенный, в заднем кармане брюк. Я знал, что мне нужно оторвать от листка полоску, прежде чем показывать его своему работодателю.
– Ты меня хоть слушаешь? – спросила Шарлотта в тишину.
– Слушаю.
– Ты в порядке? У тебя такой голос…
– В полном. Просто последний бокал вина прошлым вечером оказался лишним.
Она рассмеялась:
– Париж дурно на тебя влияет.
– Наверное. Совсем чуть-чуть.
– Ну, это, быть может, и к лучшему. – Она замешкалась. – Помнишь, о чем мы говорили вечером перед твоим отъездом?
– Помню.
– Знаешь, я ведь не шутила. Я и правда готова к следующему шагу. Даже более чем готова.
Она намекала на секс. До сих пор мы только целовались, ну, еще поначалу обжимались в одежде, потом уже руки под нее запускали, но больше ни-ни.
– Ты ведь тоже этого хочешь, да? – спросила она.
– А что, есть такие, кто не хочет? – выдавил я из себя, чувствуя, как краска заливает щеки.
– Значит, когда ты вернешься… мы займемся этим, хорошо?
– Ну, если ты уверена. В смысле – я не хочу на тебя давить.
Опять смех.
– Все давление тут, похоже, исходит от меня. Знаешь, я как раз сейчас думаю о тебе. Представляю нас, как мы лежим вместе, превратившись в одно целое. И не говори, что тебя не посещают такие же мысли.
– Мне надо идти, Шарлотта. Подошли посетители… – Я обвел глазами безлюдный второй этаж.
– Уже скоро, Ронни, скоро. Помни об этом.
– Обязательно. Вечером позвоню.
Я положил трубку, посмотрел на нее долгим взглядом, затем вынул из кармана лист со списком и оторвал от него нижний край. Мой работодатель стоял внизу, за кассой.
– Выглядите вы, кстати говоря, препаршиво, – отметил он, когда я протянул ему список. – Небось, Бен напоил?
– Вы хорошо его знаете?
– Из богатой семьи. Оказался здесь, не найдя для себя места получше, – у меня похожая история. Пьет изысканные вина, покупает книги, которые хочет иметь у себя, но не обязательно читать, – сообщил он, пробегая глазами по списку. – Между прочим, он, скорее всего, отдаст их бесплатно. Наверное, ему понадобилось место для чего-нибудь в этом же роде. – Он замолчал и впился в меня глазами. – А вы сами что о нем думаете?
– В общении довольно приятен. Может, малость чудаковат… – Я подавил дрожь при воспоминании о том, как я очнулся в кровати Терка: на мне расстегнутая рубашка, рядом сидит он и промакивает мне грудь. – А он… – я запнулся, не зная как спросить, – падок до женского пола?
Мистер Уитмен оглушительно расхохотался:
– Вы бы себя со стороны послушали. Какой у нас век на дворе? – Отсмеявшись, он снова вперил в меня свой взгляд. – Женского пола, мужского, рыб, птиц да тварей полевых и лесных. А сейчас марш отсюда! Разживитесь пока завтраком, а я уж как-нибудь управлюсь с этими несметными толпами.
И он махнул рукой в сторону пустующего магазина.
На улице было тепло и шумно из-за туристов и машин. Перекинув пиджак через плечо, я направился в свое всегдашнее кафе, которое отделяли от нас всего четыре магазинные витрины. За уличным столиком сидел Бенджамин Терк. Он попивал свой café au lait и читал «Монд». К краю столика была прислонена трость с серебряным набалдашником. Он жестом пригласил меня присоединиться, я отодвинул незанятый металлический стул и присел, набросив пиджак на его спинку.
– Как вы знаете, Бархатным Пиджаком Стивенсона прозвали местные проститутки, – сообщил Терк.
Подле в ожидании заказа застыл облаченный в ливрею официант. Я попросил принести мне кофе.
– И стакан апельсинового сока, – добавил Терк.
Отвесив легкий поклон, официант удалился. Терк свернул газету и положил рядом со своей чашкой.
– Я шел проведать вас, – сказал он. – Но перед зовом кофеина устоять не смог.
– Со мной все хорошо, – заверил я.
– Полагаю, со списком вы уже ознакомились?
Я вынул из кармана клочок бумаги и положил его между нами. Терк снисходительно улыбнулся.
– Это книга Стивенсона. Так и не законченная. Издателю она в принципе понравилась, но вот содержание показалось ему слишком отвратительным.
– Речь шла о проститутке, – подтвердил Терк.
– А действие, по-моему, разворачивалось в Италии.
– Частично. – Глаза Терка блестели.
– Фанни заставила Стивенсона сжечь рукопись, – тихо проговорил я.
– Ах, эта грозная Фанни Осборн! Как вы знаете, он познакомился с ней во Франции. Во время посещения Гре. И похоже, увлекся. – Терк замолчал, поигрывая чашкой, двигая ее вокруг блюдца. – Эта книга была не единственной, которой он пожертвовал, поддавшись на ее уговоры.
– «Джекил и Хайд», – сказал я, когда принесли мой кофе и стакан сока в придачу. – Первый набросок, написанный за три дня.
– Верно.
– Хотя некоторые эксперты утверждают, что три дня – немыслимо короткий срок.
– Несмотря на все пресвитерианское трудолюбие автора. Правда, он тогда сидел на наркотиках, так ведь?
– На эрготине и, возможно, на кокаине.
– Впечатляющий коктейль для писателя с уже воспаленным воображением. Вам известно, почему он предал свою рукопись огню?
– Фанни заставила. Считала, что повесть погубит его репутацию.
– Потому что она вышла чересчур непристойной, чересчур скандальной.
Терк смотрел, как я в два долгих глотка осушаю стакан апельсинового сока, смотрел, как я наливаю горячее молоко в густой черный кофе.
– Но доподлинно этого никто не знает, – наконец сказал я. – Тот первый вариант видели лишь Стивенсон и Фанни. С «Попутчицей» та же история.
– Не совсем так.
– Ну да, еще издатель, – поправился я.
– Не совсем так, – повторил Терк почти шепотом.
– Только не говорите мне, что владеете той самой рукописью.
– Вы и в самом деле полагаете, что хоть кто-нибудь из писателей способен сжечь единственный экземпляр произведения, которое он считает стоящим?
– Разве Фанни не видела собственными глазами, как рукопись сгорела в камине?
– Она видела, как там что-то горело. Какие-то бумаги. Подозреваю, что бумаг у них было в избытке.
Поднеся чашку с кофе ко рту, я вдруг понял, что моя рука трясется. Терк подождал, пока я не сделаю первый глоток.
– В моем распоряжении находятся обе рукописи, – объявил он, отчего я поперхнулся.
Вытерев тыльной стороной ладони губы и помолчав, я признался:
– Не уверен, что поверю вам на слово.
– Почему нет?
– Потому что они стоили бы небольшое состояние. Кроме того, мир узнал бы о них. Прошел почти век, и сохранить их существование в секрете было бы невозможно.
– Нет ничего невозможного.
– Значит, вы мне их покажете?
– Это можно устроить. Вот только скажите мне, какое значение это имело бы для вашей докторской диссертации?
Я на секунду задумался:
– Надо полагать, мне, аспиранту, предложили бы место профессора. – Я даже рассмеялся, настолько это казалось невероятным. И все же почти поверил… почти.
– Насколько я понимаю, – небрежно продолжил Терк, – Стивенсон отдал обе рукописи на хранение своему хорошему другу Хенли. У нас в семье они оказались благодаря моему деду, который купил многое из того, чем владел Хенли, после его смерти, – они вроде как были друзьями. Имеются и примечания, сделанные, по-видимому, рукой Хенли. Они добавляют… впрочем, для этого вам придется прочитать их самому.