Помимо романов, у Холла вышли четыре тома стихов, книга-эссе и руководство по написанию бестселлеров. Несколько его романов экранизированы, причем автором сценария зачастую выступал сам Холл. Он работал во Флоридском международном университете (Майами), для которого составил программу по литературному творчеству. После выхода на пенсию Холл живет в Южной Флориде с женой Эвелин, но часто бывает в горах Северной Каролины.
Он убивал ради заработка. Он убивал много и часто, но это было давно. Как давно, он уже не помнил. Он вообще мало что помнил в эти дни. В эти дни тумана.
Сейчас он профессиональный киллер, запертый в доме престарелых. Дом стоит в Нью-Джерси или во Флориде. Точно он не знает. Но она обещала не оставлять его в таком доме. Она его обманула! После всего, что он для нее сделал! Он растил ее, оберегал, давал деньги на ее хобби, защищал от матери. Ее мать была женой киллера. Где она сейчас, эта жена? Как ее зовут? Он и этого не помнит.
Он занялся обычными утренними делами. Съел глазунью из двух яиц, тост и половинку грейпфрута. Развлекаясь, он подцеплял дольки остроконечной ложкой. Такие у него развлечения теперь.
Он вымылся под душем – как всегда, начиная с головы. Промыл шампунем густые седые волосы, потом ополоснул лицо, потом намылил волосы на груди, потом как следует выскреб подмышки и закончил задницей. Чистотой задницы он дорожил. Даже в эти дни, даже в нынешнем разобранном состоянии. Он не настолько безнадежен, чтобы мириться с грязной задницей.
Он понимал, что запутался, а вот насколько – определить затруднялся. Взять, к примеру, истории о прошлом: какие из них его собственные, а какие позаимствованы у других – из чужих рассказов, из книг?
Из книг, то есть в основном из детективов: именно их он читал, когда был еще сопливым мальчишкой, в Западной Виргинии или в дыре вроде Кентукки или Теннесси. Именно детективы он читал, устроившись в холодной постели, пока жена читала что-то свое: о том, как спасти неудачный брак, как стать счастливой, – в общем, типичные женские книги.
Писатели-детективщики, его любимцы, дают заработок дочери. Она работает в магазине, где продают книги, которые нравятся ему. Это из-за него так вышло? Это он приучил дочь – как же ее зовут? – к преступлениям?
Он спросит об этом, если та приедет в гости, если наберется смелости навестить отца, которого бросила в этом гадюшнике.
Он поставил себе цель. Цель в жизни нужна каждому. Нужно о чем-то думать, когда просыпаешься по утрам. Его цель – выбраться из гадюшника. Он убьет любого, кто посмеет помешать ему, особенно пуэрториканца, который заставляет его глотать таблетки.
В детективах часто заставляют глотать таблетки.
Это у Чандлера были дюжие парни в белой форме? Еще вспоминалась книга из цикла о Трэвисе[100]. «Кошмар…», а дальше он забыл. Про то, как парню впихивают таблетки, ну или колют уколы. Тот парень застрял в кошмаре. У Чандлера вроде бы такое тоже есть. В книге про Марлоу или про Сэма Спейда[101]. Или про Арчера[102]. Как же звали Арчера? Джейк? Нет, нет – Лью.
Он тоже знал какого-то Лью. Он убил какого-то Лью. Заказ, один из последних. Итальяшка Лью трахал чью-то молодую жену. Чью – он уже не помнил. Но точно жену. Или дочь. Лью он застрелил. Три пули в грудь, одна в сердце. Его фирменный стиль. Гарантия, что мертвец не оживет. Тридцать лет назад он сделал себе имя в этом бизнесе. Четыре пули: три сверху, одна снизу. Его фишка. Это он помнил очень четко. Это не скрылось в тумане.
Отсюда и цель. Из гадюшника он выберется отстреливаясь.
Сперва нужно отыскать пушку. Короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра. Не какую-то там мудреную пушку. Чтобы шлепнуть с близкого расстояния, суперпушка не нужна. Это его почерк, его традиционный подход. Приближаешься к объекту вплотную, лицом к лицу, потом три сверху, одна снизу. В поисках пушки он заглянул в комод, перевернул трусы и носки, посмотрел в шкафу, посмотрел на всех полках крошечной кухоньки, за чашками, мисками и стаканами. Зашел в уборную и поднял крышку унитаза. Иногда пушки приматывают к ней. И в кино, и в книгах. Пушки прячут там, где никто не ищет. Например, в «Крестном отце», в сцене с парнем, как бишь его?
Здесь, в доме престарелых, пушки не нашлось. Не нашлось, и все тут.
Ну и ладно, он придумает что-нибудь другое. Можно подкупить местных, чтобы дверь открыли.
Нужно действовать по расписанию. Он всегда составлял себе расписание. Это еще одна его фишка. Первый, второй, третий пункты. К восьми – в постель. В девять – погасить свет. В четыре – встать. Проснуться затемно. За пару часов до остальных. Он всегда составлял план на день. Расписывал дела по часам. Распечатывал памятки на месяц. Он вечно путался в датах, сроках, днях недели, без записей вообще разобраться не мог. Наверное, туман наползал уже давно. Или все это о другом парне, о книжном герое? Элмор, как там его звали?
Вот, пожалуйста! Вот его проблема. Вот стоящее перед ним препятствие. Что он делал в реальности, а о чем лишь читал – ни хрена не разберешь.
План. Хитрый план – вот что ему нужно. Он мерил комнату шагами, старался разогнать туман ходьбой, старался поднять пульс, чтобы кровь прилила к голове. Комнатка у него маленькая, тюремные камеры, где он сидел, и то были больше. В камерах он провел несколько лет. «Дело было во флоридском Рейфорде», – вспомнил он одну из них, считая дни. Как же ему справиться?
Дело в этом, дело только в этом. В том, как справиться. Как провести время, как найти себе занятие. В этом весь секрет. Лезешь в гору, карабкаешься, а на вершине сидит мудрец. Спрашиваешь его, в чем, мол, секрет, а он велит найти себе занятие. Говорит, что это главное, а расплатиться предлагает по дороге вниз…
Дочь все-таки приехала. Улыбнулась ему. Книг привезла. Обычную недельную порцию. Четыре книги в твердом переплете. Книги в мягких обложках уже не годятся для его глаз.
– Пап, тебе вот эта понравится.
Красная обложка, тень мужчины, смотрящего в конец переулка.
– Я уже читал ее.
– Пап, она вышла на этой неделе. Ты не мог ее читать.
– Я в курсе всего. Эту я уже читал. Что еще есть?
Дочь показала три другие книги. На обложках – телки. Смотришь на такую и представляешь, как входишь в нее. Даже влюбиться можно. Часами глазеешь на обложку, прежде чем взяться за чтение. Закрываешь книгу, а тут она со своими ногами, бедрами, декольте. Со всеми своими прелестями.
Сейчас все это – сплошной туман и дерьмо.
– И больше ничего? Ты работаешь в книжном и таскаешь мне такую срань?
Дочь уехала. Книги остались.
Одну книгу написала женщина. Сзади, на обложке, – ее фото. Блондинка, классные буфера, которые она прячет под рюшами-оборками, будто стесняется. А буфера все равно видны. Если хорошенько присмотреться. Они того стоят. Эта фотка лучше других, на которых парни корчат из себя крутышей. Парни в кожанках стоят, прислонившись к стене или к бамперу старой тачки, позируют с жуткими псами в строгих ошейниках. Круто-круто! Ради бога, они же писатели! Какие же они крутыши, если целый день сидят дома и записывают хрень, что роится у них в мозгах?! Выдуманную хрень.
Таблетки принесли в шесть. Точно по расписанию. Принес их пуэрториканец Хавьер с блестящей лысиной. С серьгами. Боже, он живет слишком долго. Нынче парни носят серьги. Парни женятся на парнях. Он – ходячий анахронизм.
Он взял таблетки, притворился, что отправил их в рот, потом заговорил с Хавьером, показывая фото писательницы:
– Какого размера, по-твоему, у нее буфера?
– Мистер Коннорс, я видел, что вы сделали с таблетками. Их нужно выпить. Они вам на пользу.
– Как витамины?
– Они лучше витаминов.
– Хавьер, ты живешь в тумане?
– Не понимаю, о чем вы.
– Ну, туман, все это дерьмо. – Он широко развел руками.
– Таблетки, мистер Коннорс! Давайте я вам помогу.
Он проглотил таблетки. Туман не рассеялся. Он лег в восемь и взялся за книгу той писательницы. Книга о серийном убийце. Будто о них мало написано. Только эта книга была об убийце-женщине. О старухе. Его ровеснице. На нее тоже наползал туман, но пока не такой густой. Каждый вечер старуха выбиралась из дому и ловила мелких пакостников. Ну, карманников, магазинных воров – за такие делишки не убивают, а старуха убивала. Это помогало ей спать.
Можно взять на заметку.
Ему не помешает хорошенько выспаться.
Он читает. Натыкается на отличный кусок. Старуха встречает человека своего возраста. Бывшего киллера. Они болтают, вместе ужинают, гуляют по городу – вроде бы это Манхэттен, – над чем-то смеются. Смотрят на луну. Смотрят на звезды. У них столько общего! Убийства – лишь одна из точек соприкосновения. Оба любят пасту. Оба любят читать. У обоих проблемы с детьми, мечтающими упечь их куда подальше и пичкать таблетками.
– Мне придется убить дочь, – говорит киллер.
– Родную дочь? Это крайность.
– Неужели?
– Свою плоть и кровь. Да, черт подери, это крайность.
– Если я собираюсь сбежать из дома престарелых и быть с тобой, других вариантов нет. Ее придется убрать.
– А тайно ускользнуть не получится?
– Я пробовал. За мной следят в оба.
– Я помогу тебе.
– Правда?
– А что еще мне делать? Я устала от убийств. И готова завязать. Я убивала лишь для того, чтобы найти себе занятие.
– Завязать с убийствами не так просто, как ты думаешь. Убийства становятся образом жизни.
Они поцеловались. Отправились в постель. Все было описано так, как нравилось ему, – никаких застенчивых глупостей, вроде закрытых дверей спальни и читателей, оставленных в коридоре, где даже стонов не слышно. Нет, эта писательница не опустила ничего. Она не увиливала, не жеманничала – то, что он ненавидел в книгах. Это один из его пунктиков. Ненависть к тем, кто не показывает реальную жизнь. Например, когда в книгах не срут. Посрать очень важно. Если не посрать, то и жизни нет. В этой книжке старые пердуны трахнулись, потом оба посрали.