Прошло еще добрых полчаса, прежде чем в степи показалась темная масса, быстро увеличивающаяся в размерах.
Стрелки на помосте прильнули к прицелам, ожидая, пока всадники приблизятся на расстояние выстрела. Застыли у фальконетов пушкари, готовые в любой миг запалить фитили.
Гнат Заруба держал в руках свой старый любимый лук, изготовленный в свое время для парадного строя сипаев – личной охраны султана. На его изготовление ушло несколько лет труда лучшего мастера-лучника султанской оружейни - Махметкула из Ургенча, пять сортов дерева, накладное серебро и особым способом обработанные воловьи жилы – крепкие, как сталь и вместе с тем эластичные и мягкие, как кожа из шкуры козленка. Чтобы согнуть лук и надеть на него тетиву, нужны были усилия двух человек, которые гнули сам лук, и еще одного, чтобы надеть тетиву.
Гнат, придерживая рукой стрелу, наложенную на боевой упор лука, внимательно следил за маневрами ногайской конницы, силясь разгадать их план атаки. Он видел, как первая волна ногайцев, не доходя до линии досягаемости для ружей и фальконетов, вдруг вытянулась в цепь. Остальные всадники закружились около них, и вдруг в их руках стали появляться горящие факелы. Гнат не сразу понял, что это подожженные копья, а когда понял, масса всадников рассыпалась фронтом по степи, обходя заставу кольцом. Дождавшись, когда ногайцы приблизились на расстояние выстрела, Заруба крикнул «пали!» и выпустил стрелу в ногайца, который уже занес руку для броска копья. Всадник выронил копье и тяжело повалился с коня.
Но выстрелы из ружей практически не достигали цели, поскольку ногайцы постоянно двигались, лишая стрелков возможности произвести прицельный выстрел. И только выстрелы фальконетов, разбрасывающих после взрыва ядра десятки раскаленных кусков металла вокруг, наносили ногайцам какой-то урон.
А за частокол летели и летели горящие копья. Несмотря на все усилия команды джур из пяти человек, которые собирали копья и тушили их в бочках с водой, полыхнуло сено в сеннике. Пока тушили сено, загорелись сразу две, крытые камышом крыши. Пока поливали крыши водой из ведер, заполыхал летний навес для молодняка, крытый деревянными плашками. Едва успели погасить навес, снова загорелось сено.
Лошади табуна, которым не было места в конюшнях, носились по майдану, и их испуганное ржание разносилось далеко вокруг заставы.
ГЛАВА 21
Под завесой летящих внутрь радуты горящих копей, воины Кумчака перебросили через ров мостки, и тут же десяток удальцов, набросив на острия частокола арканы, мигом взлетели на ограду и перепрыгнули на помост. Началась рубка на помосте. А по арканам, зажав в зубах сабли, уже лезли новые и новые воины ногайцев.
Несколько ногаев, отбившись от наседающих казаков, спрыгнули с помоста и бросились к воротам. Казаки пожарной команды, занятые тушением сена, и уже падающие от усталости, не заметив этого, продолжали тушить пожар. Они были тут же зарублены, а ногайцы были уже у ворот.
Лукьян Синица рубился сразу с двумя ногаями, ловко уходя от ударов. Сабля в его руке сверкала молнией, но и ногаи были рубаками опытными и отражали выпады Лукьяна без ущерба для себя. Лукьян и увидел, что человек пять ногайцев уже у ворот и остаются мгновения до того момента, когда ворота со скрипом начнут опускаться, открывая дорогу коннице. Он взревел от ярости и, в два удара покончив со своими противниками, ринулся к воротам. Синица успел вовремя: один из ногайцев уже рубанул саблей по толстому пеньковому канату, удерживающему ворота, но не смог сразу перерубить его, и в ту же секунду пал под ударом Лукьяна. Остальные набросились на казака, бешено нанося удары со всех сторон. Отступая под градом ударов, Синица прижался спиной к барабану, на который был намотан канат, и дальше отступать было некуда. Вырвав из-за пояса пистоль, Лукьян выстрелил в наиболее опасного из ногаев, и ловко уклонившись от удара, проткнул насквозь второго. В тот же миг наскочивший сбоку ногаец ударил его саблей по голове. Казак едва успел уйти от удара, дернувшись вправо всем телом, но все же длинный изогнутый клинок достал его, разрубив кожу у виска и отрубив пол-уха. Лукьян выстрелил из второго пистоля, и швырнул его в лицо наседающему справа ногайцу, но тот успел уклониться и нанес рубящий удар в область живота Лукьяна. Ремень из толстой воловьей кожи с тремя массивными пряжками принял удар на себя, но, соскользнув с ремня, сабля проткнула бедро казака, и Синица упал на залитый кровью снег. Ногаец замахнулся саблей, чтобы добить казака, но уже теряющий сознание, Лукьян успел вонзить свою саблю ему под ребра.
Тем временем казаки расправились со всеми ногаями, которые смогли взобраться на частокол, а остальные отошли на безопасное расстояние, чтобы перегруппироваться и поджечь новые копья.
Заруба спрыгнул с помоста и с ужасом осмотрел майдан. Сено сгорело дотла, а от него воспламенился ближайший к конюшне курень. Горели также ясли для кормежки лошадей и ограда конюшни. Пятеро джур, отряженных им для тушения пожаров, лежали бездыханные. У ворот в луже крови корчился Лукьян Синица. Вдоль помоста на всем его протяжении лежали вперемешку погибшие в рубке казаки и ногайцы. А на помосте оставалось всего с десяток казаков, которые споро заряжали рушницы и фальконеты.
Заруба подбежал к Лукьяну и осмотрел его раны. Глубокая рана на голове сильно кровоточила, но была не опасна, в то время как, рана в бедре грозила побратиму смертью, поскольку клинок повредил крупную вену, и кровь из нее хлестала ручьем. Заруба взвалил тело Лукьяна на плечо и бегом отправился в курень, где лежали раненные и находился дед Мазур.
Оставив Синицу на попечение лекаря, Гнат вернулся на помост.
Пройдя вдоль помоста, Гнат увидел безрадостную картину – почти все казаки, оставшиеся в живых были ранены. И их осталось вместе с Гнатом всего двенадцать человек. Заруба, сознавая, что новый приступ ногайцев будет для казаков последним в их жизни, лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Но не находил его. И тут его взгляд случайно обратился на лошадей, сбившихся в тесную кучу около людского жилья. И спасительная мысль пронзила мозг Гната молнией.
- Хлопцы! – крикнул он казакам. – Ну-ка, все в круг и слухайте меня!
Казаки тут же сгрудились около атамана.
- Байдужий, - обратился Заруба к куренному, - ты самый сильный из нас, поэтому ты по моей команде должен будешь перерубить канат на барабане, чтоб ворота упали сразу. Как только ворота упадут, мы вместе с табуном идем прямо на ногаев, укрываясь между лошадьми. Чтобы они не успели отреагировать на наш выход и принять какие-то меры, все должно быть проделано очень быстро и слаженно. Они поневоле должны будут расступиться и освободить проход табуну, иначе табун просто сметет их, ведь лошадей у нас около девяноста голов.
А сейчас, хлопцы, быстро готовьте раненных. Сажайте их на коней, тяжелых привяжите ремнями. Дед Мазур пусть даст им что-нибудь укрепляющее, чтоб они смогли перенести дорогу. Выходим в степь и скачем на Матвеев курган, там наши пикеты, они нам помогут. Ногаев теперь не так уж много, чтоб нас преследовать, да и наш разведчик, возможно уже добрался до пикетов и предупредил об опасности.
Антипка, - продолжал Заруба, обращаясь к брату Лукьяна, - ты будешь гнать табун. Подбери себе двух помощников, которые уже табунили и знают, как это делать. У вас будет самая сложная задача – управлять табуном в дороге. Лошади должны дойти до Матвеева кургана все до одной, как бы не атаковали нас ногайцы, и как бы нам не пришлось отбиваться от них, даже выходя из табуна. Что бы ни случилось, табун должен идти слитно, как один конь.
А ты Фрол, - Гнат повернулся к Лысогорке, - собери, сколько сможешь унести в седле пищалей, чтобы отбить хотя бы первый натиск ногаев. Ты стреляешь так, что тебе и целиться не надо, но перезаряжаться у тебя времени не будет. Поэтому пяток басурманов – самых резвых придется сбивать тебе, чтоб дать возможность табуну оторваться как можно дальше. Остальные хлопцы, стреляйте по возможности, но лучше поберегите заряды – пригодятся, когда ногаи нас будут настигать.
Байдужий, Басурман, Кривонос и я – идем за табуном. Если увидим, что ногаи ломят, выходим в поле и связываем их рубкой. Вас, хлопцы, я не неволю – всяк должен пойти со мной добровольно, потому, выйдя против них вчетвером – погибнем неминуемо, но дадим табуну и казакам с раненными нашими братами уйти. Згода? – Все названные Гнатом казаки лишь молча тряхнули чубами в знак согласия.
Ну, а теперь, братья-казаки, снимем шапки за помин тех, кто погиб сегодня, защищая казачью честь и славу, и посадим их на коней да привяжем покрепче, и отправим в последний путь, чтобы предать земле, когда будет на то возможность.
Казаки постояли, обнажив головы, и ветер трепал их буйные оселедцы, затем почти одновременно кинули шапки на головы и принялись готовиться к выходу…
ГЛАВА 22
Тунгатар видел, как несколько смельчаков взобрались на частокол и завязали сабельный бой на помосте. Видел, что внутри заставы запылали пожары, и слышал ржание испуганных коней. Видел и ждал, что полотно ворот вот-вот начнет опускаться, и подтягивал воинов все ближе к воротам. Но время шло, запасы найзы заканчивались, табы с углями были брошены в снег и затоптаны лошадиными копытами, так что поджигать копья было нечем, а ворота все не открывались. Тунгатар понял, что его люди, проникшие внутрь заставы, погибли, и ворота открыть некому.
Он развернул коня и дал команду ближайшим к нему воинам отходить. Они тут же передали ее дальше по цепи, и конница ногайцев быстро отошла от стен заставы.
Оставив наверху наблюдателей, Тунгатар увел остальных в балку, чтобы пополнить запас копей и взять угли для их розжига.